Маяк на краю света (СИ), стр. 13

Вот только Оливер скучал по Мирате. Он даже не успел толком попрощаться. Мира очень быстро собралась и, стараясь избежать уговоров Маячника, все время была в компании Унара и Ульве, старшего и младшего внуков старого Улава. Оливер не решился при них расспрашивать ни куда она уезжает, ни когда вернется.

Маячник, когда не работал по дому, разговаривал с Безумным Ратом. Однажды Оливер случайно подслушал их непонятные короткие беседы.

— Эй, лохматый обманщик, бескрылого-то еще не сожрали?

— Кто его сожрет, он теперь летает.

— А тень твоя где?

Молчание.

— Опять потерял? — смеется Безумец.

— А ты думаешь, зачем я построил маяк? — отвечает вопросом на вопрос Маячник. И голос у него совсем не веселый.

Однажды Оливер услышал совсем странное.

— Больше не пускай ее в дом! — почти рычит безумный Рат.

— Почему же? — улыбается Маячник.

— Она — чудовище.

— Кто из нас не чудовище.

— Она — Реета! Если она придет — я уйду.

— Твой выбор. А у нас с ней уговор, она придет, когда захочет.

Безумец тихо ворчит, но Маячник больше не отвечает.

***

Когда наступает ночь и Рат, приняв крылатую форму, уходит в море охотиться, Оливер спрашивает Маячника:

— А кто такая Реета, почему Рат ее боится?

— Подслушивал? — улыбается Маячник, доставая из залежей жестяных чайных банок маленькую красную коробочку.

На полу у одного из топчанов уже расположился чайный домик, совсем как в рассказе о Башне. Черная керамическая башенка с золотым чайничком на верхушке стоит на шероховатом «поле».

— Случайно получилось, — отвечает Оливер, наблюдая за приготовлениями Маячника. — Но это и так было заметно. Так почему?

Маячник пожимает плечами и закладывает заварку. Тут Оливер понимает, что остатками кипятка он только что сполоснул засохший кофе в давно немытой турке и быстро ставит на огонь новый чайник. Маячник качает головой. Офелия, Чернокрыжик и Марципан смотрят на Олли с укоризной. Только Корентайн лениво дует по полу самым обычным сквозняком.

— Нао думает, что она хочет заставить его служить ей, — пожимает плечами Маячник.

— А она может? — удивляется Оливер. — Реета, похоже, сильная колдунья, но кажется разумные существа ей неподвластны.

Маячник проводит пальцами по стенке домика, одну за другой доставая из ниш крохотные, с полтора наперстка, чаши. Каждая кроме цвета отличается еще и рельефным узором.

— Дело не в этом, — отвечает Маячник. — Рат считает, что она та самая Реета.

— В каком смысле?

— Есть старая легенда, — Маячник успевает снять чайник до того, как вода начинает кипеть, и ставит его рядом с домиком. — Разделишь со мной чай, летописец?

Оливер кивает, берет наугад чашу и ставит ее на «поле». Маячник наливает горячую воду в чайничек, наклоняет его, словно качель, и сливает первую воду. Она растекается по едва заметным бороздкам поля, проявляя совсем не восточный узор. Трехрогая гора и что-то еще — не разобрать из-за башенки.

— Так вот, — говорит Маячник. — В начале времен три морские девы: Тала, Уна и Реета выбрали себе в мужья драконов…

Глава 17. Морские девы

Три морские девы: Уна, Тала и Реета выбрали себе в мужья драконов.

Уна вышла замуж за дракона Атрея и принесла в приданом своем рыб больших и малых, морских гадов, моллюсков, кораллы и раковины. С тех пор ни муж ее, ни его люди не ведали нужды в пище и украшениях. Так начался род Атреидов.

Тала вышла замуж за дракона Сейде и принесла в приданом своем ветра большие и малые и течения морские. Отныне крылья её мужа не знали усталости, а корабли его людей плавали по морю дальше и быстрее прочих. Так начался род Сейденцев.

Реета же вышла за дракона Рата и принесла в приданом своем смерть. Она научила мужа и людей его делать снасти для ловли гигантских рыб, готовить их несъедобное мясо, делать из костей клинки, а из яда снадобья. С тех пор ни муж ее, ни его люди никого и ничего не боялись. Так начался род Ратов.

Дети Атрея заняли земли юга. Солнце сделало их чешую бронзовой, а гребни их были красны, как кораллы. Рождались они людьми, когда приходила пора — оборачивались драконами морскими, а под конец жизни уходили в жемчужные гроты к своей матери Уне и не возвращались на землю. Люди их не знали не ни зерна, ни мяса, не владели плугом, рыба сама шла к ним в сети, а фрукты падали в корзины. Кожа их была смуглой, а волосы они красили в красный и рыжий в знак верности своим правителям.

Дети Талы заняли земли на скалистых берегах у извилистых морских заливов. Море сделало их чешую синей, а гребни их побелели от солнца и соли. Рождались они людьми, когда приходила пора — становились драконами крылатыми, а под конец жизни улетали на скалистый остров к своей матери Тале. Люди их не знали плодов и ягод, трудом добывали рыбу и мясо, а корабли их ходили по всему морю от юга до севера. Волосы их были светлыми, а в глазах отражалось тревожное небо.

Детям Рееты же досталась земля на севере моря между вечными льдами и топкими болотами. Холод сделал их чешую серебристо-серой, а гребни их стали темными, как камни у берегов. Рождались они людьми, когда приходила пора — становились драконами, которым подвластны и море и воздух, а под конец жизни уходили в холодные глубины к матери своей Реете. Люди их не знали тепла и изобилия, грели свои жилища торфом и без страха добывали морских чудовищ. Волосы и глаза их были темными, как морские глубины, а слова ядовитыми, как яд раттаны.

***

Но драконы смертны, а морские девы живут, пока живо море. Шло время, давно умерли мужья морских дев, а дети их заселили приморье. И все шло ладно до тех пор, пока один из детей Рееты не пожелал посвататься к морской деве Тале.

Упрямства ему было не занимать, а страха он не ведал. Он отыскал остров Талы, проследив за одним из старых сейденцев.

Ветра потопили корабль и команду, но дракон выжил, добрался до берега и пришел к морской деве, принеся ей в дар свой меч.

И говорил такие слова:

— Неужто хочешь ты отшельницей жить в холодных скалах, в окружении ветров и драконов, забывших человеческую речь, пока море не высохнет и не наступит конец времен. Выходи за меня и вспомнишь, каково быть живой и любимой.

Но отвечала ему синеокая Тала:

— Читаю я в твоем сердце: не любви, но власти хочешь ты, дитя Рееты. Говори всю правду или возвращайся ни с чем в свои земли.

Тогда посулил ей дракон, что выстроит замок лучше любого из тех, какими она владеет. И станет их род четвертым в приморье и возвысится над прочими, будут ратчане, сейденцы и атреиды служить им.

И отвечала ему Тала:

— Гордость слепит тебя, дитя болот и холода. Неужто думаешь ты, что буду я рада одних своих детей в услужение другим оставить? Не будь ты сыном Рееты, за такие речи я велела бы детям моим сбросить тебя в море. Покинь мой дом и забудь сюда дорогу.

— Тогда верни мне людей и корабль, и оставайся одна среди ветров и чаек, — ответил дракон.

Но отказала ему морская дева ибо не умела возвращать мертвое к жизни.

Вот только дракон решил, что Тала упрямится со зла или из гордости, взыграла его ядовитая кровь, набросился он на морскую деву. Но тут же кинулись к нему драконы, дети Талы, и разорвали на части. Бросили они ноги в южное течение, руки — в северное, тело — в глубокую морскую впадину, а голову оставили на берегу всем в назидание.

***

Ядовиты были дети Рееты и ядом наполнилось море. Первыми встревожились на юге. Не стало рыбы, а та, которую ловили, стала несъедобна. Воззвали дети Уны к матери, призвали ее из жемчужного грота. Как увидела Уна детей своих в болезни и голоде — поняла, что случилось. Один только яд раттаны, да кровь детей Рееты могли навредить морским драконам. И велела Уна детям своим до ее возвращения оставаться на берегу, а сама отправилась на север.

Меж тем на севере дракона так и не хватились. Не верили родичи, что доберется их брат до девы Талы, решили, что заплутал он в море и стыдно ему ни с чем возвращаться. Только самая младшая из его сестер дурными предчувствиями томилась. Воззвала она к Реете, спросила, не знает ли та, что стало с братом.