Влюбиться в насильника (СИ), стр. 19

— Если бы вы тогда все ввосьмером всё же изнасиловали меня, то ты бы влюбился? Ответь честно, тебе не было бы противно рядом со мной? Смог бы ты ко мне подойти после такого? Только честно, — грустно спросила я, понимая, что это конец.

Тим успокоился, тяжело дыша. У него был такой же подавленный и растерянный взгляд, как и на крыше тогда. Он чуть не взвыл от моего вопроса. Парень тоже понял, что это конец. Конец всем нашим надеждам.

— Нет, я бы не смог, — честно ответил он, как я и просила, и опустил глаза вниз.

Я поспешно прошла в спальню, переоделась и снова вернулась в кухню.

— Нам не стоит больше видеться. Тебе запрещено ко мне приближаться. Я ничего не расскажу родителям. Никому. Если желаешь, поговорю с папой, чтобы тебе уменьшили срок или облегчили исправительные работы. Я постараюсь сделать всё, что в моих силах. Но больше не следи за мной и не подходи. Прощай, Тимур, — нервно, чуть не плача, проговорила я и поспешила уйти, чтобы не показывать ему своих слёз.

— Ну и катись к чёртовой матери! Ничего мне от тебя не надо! — послышалось мне в след, и что-то грохнуло. Кажется, он опрокинул стол и упал сам.

Как только я вышла за дверь, уже не сдерживала ком в горле и заревела. Я хотела быть с ним. Я уже надеялась, что могу быть счастливой. Надеялась, что имею право на счастье… Почему всё произошло именно так? Ну, за что?! Боже, за что?!

***

Танцы — хорошая вещь. Никогда раньше не танцевала вальс. Хотя, это даже не похоже было на вальс. Просто мерное скольжение по полу вместе со своим партнёром. Ни Даня, ни я не умели танцевать. Он лишь для интереса пригласил меня, когда все люди, вдоволь напившись и наевшись, решили потанцевать. Это было так романтично. И как раз я надела длинное красное платье, которое идеально подходило под бальные танцы. Даня был в белом костюме. Мы мерно кружили по паркету, сливаясь с другими в одну единую массу.

С этим парнем мне было хорошо, уютно, спокойно. Я не ощущала себя с ним свободно, но зато чувствовала безопасность и надежность. Даня хороший. Даже, наверное, лучший парень, которого мне приходилось встречать в своей жизни. Но я его не люблю. Как бы я не пыталась за эти три недели, что мы встречаемся, убедить себя, что это лучший вариант, о котором мечтают все девочки, я не могу его полюбить. Но это никак не помешает нашим отношениям. Его любви хватит на двоих. И вообще теперь мне чуждо это чувство, что меланхоличные девочки называют любовью. Даня замечательный. Из-за меня он остался инвалидом, — у него проблемы с желудком, — но не возненавидел меня, а как только вышел из больницы, сразу же позвал на свидание. Я буду с ним, пока он сам меня не оттолкнёт. Если когда-нибудь Даня сделает мне предложение, то я, не раздумывая, соглашусь.

Родителям он понравился. Но папа неодобрительно проговорил, что парень трусоват и слишком смазлив. Но он сказал, что ничего не имеет против, если я сама люблю Даню. Я ответила, что люблю. Папа, кажется, заметил, что я солгала, нахмурился, но ничего не сказал.

Дане стало плохо, живот заболел, и нам пришлось закруглиться и попрощаться. У него часто бывают такие приступы. Мне больно на это смотреть, понимая, что это целиком и полностью моя вина. Я больше никогда его не оставлю.

Даня нежно поцеловал меня и, убедившись, что я позвонила папе, и он меня заберёт, уехал.

Было где-то около десяти вечера. Я стояла на крыльце летнего ресторана под открытым небом, в котором мы с Даней только что танцевали, совершенно одна. В этом открытом лёгком платье было жутко холодно. А мне ещё стоять тут минут пятнадцать и ждать папу. Я всё ещё боялась ходить ночью, поэтому и шагу не решалась вступить за крыльцо и топталась на месте, пританцовывая от холода.

Неподалёку от ресторана был бар. Оттуда постоянно кто-то выходил или людей выводила охрана и кидала на землю. Я с подозрением оглядывалась поначалу, но потом привыкла и, убедившись, что мне ничего не грозит, что они не обращают на меня никакого внимания, успокоилась.

— Да утихомирься уже. Ты такой буян, когда выпьешь. Хватит пить. Выходи из запоя уже. Она не достойна твоих мучений, — послышался обеспокоенный мужской голос. Но таких голосов было много из этого бара, поэтому я не обратила внимания.

— Отвали! Что тебе надо? Хочу — пью, хочу — вешаюсь. Тебе-то какое дело? — огрызнулся ему в ответ знакомый, но пьяный голос.

— Вешаться ещё не хватало. Пошли домой, пока ещё на ногах стоишь и ещё что-то соображаешь.

— Я трезв! Отвали, сказал же!

Я повернула голову туда, любопытствуя, чей это может быть такой знакомый голос, и ужаснулась. Какой-то парень, закинув руку Тима, тащил его к машине. Впрочем, этот парень был мне тоже знаком. Они оба были осуждены условным сроком. Я сжалась от страха, только бы они меня не заметили. Тима я не видела с той ссоры и не хотела видеть. Я начала новую жизнь, и для него там не было места.

Его друг каким-то проклятым чудом почему-то поднял на меня голову и узнал меня. Он так долго остановил на мне взгляд и замялся. Я взмолилась, чтобы он ничего не сказал Тиму. Парень слишком долго смотрел на меня, и, наверное, думал говорить или нет. Потом отвернулся. Он ничего не стал говорить. Но Тим, кажется, был не настолько пьян, чтобы не заметить его взгляда. Он сначала вопросительно поглядел на друга, потом обернулся на меня. Моё сердце готово было выпрыгнуть. Боже, хоть бы он был сильно пьян и близорук! Тим вгляделся, и его лицо изменилось. Он остановился.