Умирающий лебедь (СИ), стр. 43

— Конечно, нет. Я забочусь о тебе и ты это знаешь. Ты прав, мы не можем туда пойти, но мы могли бы раздобыть ее номер и припугнуть, разве нет? Не ты ли говорил, что у нее с Миллс что-то есть? Это будет веская причина для нее.

— Ты прав, — кивнул Колтер, положив свою руку сверху, мягко поглаживая, затем снова кивнул. — А сейчас, давай уберемся в другой штат и просто куда-нибудь заляжем. А затем, я поковыряюсь и найду номер.

Спустя три месяца.

— Руби. Руби!

Длинноногая брюнетка влетает в комнату на всех парах, начиная судорожно оглядываться в поисках подруги. К счастью, со слышимым вздохом облегчения, она находит ее в самом безопасном для той месте — кровати.

Заметив это, блондинка возмутилась:

— Хватит меня искать на полу, боже, Рубс! Это было всего пару раз, сейчас я передвигаюсь лучше.

Девушка прошла вперед, по ранее пустовавшей гостевой комнате, что сейчас выглядела обжитой, даже заваленой, и присела на кровать, рядом с блондинкой.

— Ага, а еще я помню, как ты бросала свои занятия, — невозмутимо сказала брюнетка.

— Бросала, но снова начала! Разве не видишь, как улучшилось мое состояние? Я могу уже пройти без костылей, — улыбнулась она своим достижениям.

— Знаю, Эммс, знаю. Я вижу твой прогресс, но это не заставляет меня меньше волноваться. Это тоже не легко — наблюдать. Я даже не представляю, каково проходить через это тебе. Ты как годовалый ребенок — шаг за шагом. И мне так жаль, что меня не было рядом.

Протянув руку и успокивающе сжав бицепс брюнетки, Солдат произнесла, намерено игнорируя завуалированный вопрос о своем состоянии:

— Послушай, мы уже говорили об этом. Это ничего, что тебя не было под рукой, ты все равно была рядом, даже если и совсем иначе, и я не злюсь, обо мне было кому позаботиться, помнишь? — С болезненной улыбкой сказала Эмма. Казалось, глаза сразу приобрели тусклый оттенок. Оттенок грозовых туч, вместо привычного бриза или цвета первой травы.

— Это очень болезненно для тебя, не так ли? — Эмма не ответила, а Руби просто кивнула, опуская уже привычно запретную тему. Как бы она не хотела, Свон всегда избегала говорить о загадочной брюнетке, но она подозревала, что все происходящее не ничего незначащий бред. Что все куда серьезней, чем Эмс хотела бы показывать. Но все, что приходилось делать Руби — показывать, что она повелась, потому что она прекрасно знала, что если нет какой-то серьезной причины, та была бы сейчас не здесь. А Эмма делала вид, что охотно верит Руби.

Со вздохом брюнетка сказала:

— Ты не сможешь вечно избегать диалога о ней, ты знаешь? — На что получила угрюмый кивок.

Она думала, что Эмма больше ничего не скажет, и уже хотела было встать, но хватка на запястье заставила ее сесть обратно. Тогда комната и погрузилась в звенящую тишину. Но Лукас упрямо ждала, понимая, что остановили ее не просто так. Наблюдая за лицом подруги, та в какой-то момент его спрятала, а ранее избегала любого контакта глаз, и мельком оглядев тело, Руби заметила маленькую дрожь по всему телу.

— О, Эмма, — выдохнула она, подсаживаясь, как можно ближе и обнимая блондинку за плечи, чувствуя, как та впервые за долгое-долгое время, цепляется за нее, как за единственную соломинку. Сейчас, Лукас поняла, сколько она упустила, уехав в чертов Лондон, потеряв друзей и знакомых, любимые уютные места, которые хранили в себе воспоминания. Приехав сюда, никому неизвестная и ни с кем не знакомая. Да уж, она пожалела, но все же, это того стоило.

Это было тяжело — держать в руках безутешную подругу, которая не плакала годами. Следить за потряхиванием ее тела, слышать ее всхлипы и ощущать ее рванное дыхание на плече и шее, вперемешку с горячими слезами, что совершенно противоположно леденящей тело коже.

Сквозь уже тихие всхлипы, прорвались еле различимые слова:

— Ты права, я не могу вечно избегать разговоров о ней, но это так странно — говорить о ней, а не с ней.

— Ты все еще можешь не говорить о ней, — предложила Руби, будто сжалившись.

— Нет. Пришло время, ты так не думаешь? Прошло больше трех месяцев, когда я последний раз видела ее саму и, ее очаровательную улыбку со счастливыми искрами в глазах. С такой любовью во взгляде, которая разбивала мое сердце, потому что последнее, чего я хотела — сломать ее и никогда больше не увидеть то, как она смотрит на меня. Но вот она я — здесь, и разбила эту хрупкую изнутри женщину, внешне кажущуюся неимоверно сильной.

— Эмма…

— Это был как глоток свежего воздуха, перед тем, как с привязанными к ногам камнями, пойти на дно морской пучины, понимаешь? Я думала ничего не может быть хуже, чем оказаться без ног, так вот… Может, может и еще раз может. Потому что, быть уверенной в том, как ей больно, видеть во сне картины, как она плачет — это куда хуже. Хотя, я и сама ощущаю тоже самое. И я не могу больше переносить это день за днем и ночь за ночью, Руби, — поведала Эмма, под конец, снова, захлебываясь слезами, которые все это время не останавливались и не давали высохнуть мокрым дорожкам на бледных щеках.

— Эмма…

— Я дала ей чертову надежду, Рубс, но еще хуже, что я дала эту же надежду себе — счастливое и простое будущее, а потом сама же ее и забрала. Я сломила и себя вместе с ней. Ты посмотри на меня, я может и постепенно возвращаюсь к нормальной жизни, но какая нормальная жизнь без нее? Боюсь, я больше не знаю о нормальности ничего, потому что просто нет никакой нормальности.

— Эмма Свон, — воскликнула Руби, прерывая. — Я тебя не узнаю! Возьми себя в руки, собери себя, как делала это и не раз. Где твоя решительность в конце концов? Подбери свое нытье и найди способ вернуть эту женщину, — повествовала она. — Я вижу, Эмма, как ты в нее влюблена и честно сказать — увлекательное зрелище. Первый раз вижу тебя такой, ты словно оживаешь говоря о ней. Жаль только, что все так печально сложилось. Вот, именно поэтому, возьми и собери это в «нормально»! Или даже больше.

И Эмма задумалась. Она действительно может все и сломала, оставив обеих покоцанными, но все поправимо, если захотеть. В действительности же — причина действительно была веская, как Свон и указала в прощальной записке. Она помнила все оттуда: слово за словом, запятая за запятой.

Может, у нее и не была феноменальная память, но этот переломный момент она, кажется, отчетливо запомнила.

В ее затуманенной голове, уже прорисовывался совсем расплывчатый план, но это было уже хоть что-то. И первым делом, успокоившись и все так же лежа на плече у Руби, она спросила:

— Волчок, кажется, мне нужен телефон. Мы сегодня же отправляемся в магазин. Мне нужно много телефонов.

— Господи, Эмма, что ты задумала?

— Когда план будет прорисован до конца, то я тебе обязательно расскажу, а пока — только телефоны. Ну, а ноутбук есть у тебя. — А уже тише добавила, уверенная, что ее не слышат, — и парочка занятых номеров, надеюсь, осталось.

Через пару часов того же дня, они в действительности собрались в магазин. Руби — разодетая, как с обложки журнала, хотя для той это, наверное, привычный стиль одежды за последние месяцы. И Эмма — джинсы и майка с красной кожанкой поверх. Все как обычно, но что на удивление, погода была необычайно теплой для Лондона и этого времени года — осени, — когда в предыдущие дни было много и много дождей или холодного ветра с тяжелыми серыми, почти черными, тучами.

Мало по малу, медленными шажками, они добрались до ближайшего магазина, где можно было прикупить дешевые одноразовые телефоны и пару-тройку SIM-карт. Довольная собой, Эмма скинула пакет в руки Руби, которая округлила глаза от количества телефонов в пакете, совсем не представляя, для чего они ей. Что она моментом и захотела узнать.

— Боже, Эммс, куда столько?

Свастливо улыбаясь процветающему и формирующемуся плану, она легко ответила:

— Звонить, Волчок, для чего еще нужны телефоны?

— Но не проще было бы один? — все еще шокированно говорила брюнетка, еще теперь и с заинтересованностью.