Умирающий лебедь (СИ), стр. 34
Робин кончил в нее, смотря её лицо, и только сейчас замечая соленые дорожки и ссадину, что оставил своими же руками.
— Черт, — шикнул он, видя воспламенившиеся занавески. У него начала зарождаться паника. В голове, будто кто-то бил в бубен, сердце стучало в груди, и даже сквозь это состояние, он сумел услышать звук открывающийся двери, донесшийся с первого этажа.
— Черт, черт черт, — чертыхался он. Посмотрев на нож в своей руке и переведя взгляд на выгравированное сердце на груди девушки, он без колебаний воткнул его в то же место. Не смотря больше на девушку, он надел свою одежду, открыл окно и подобрав чемодан, выкинул его на улицу, выпрыгивая следом, не видя, как открывается дверь и на пороге стоит белая, как полотно, Реджина, у которой от ужаса начали подгибаться колени.
— Мне тогда повезло, что он не знал, что у меня декстрокардия, ну, знаешь, это когда у тебя сердце не слева, как у большинства людей, а как у меня — робота — справа. Так что, теперь ты знаешь чуточку больше, потому делай выводы, а меня Реджина ждет, — Зелина встала, — тебе повезет, если она согласится еще раз заглянуть к тебе, — сказала она, покидая палату, и в тайне надеясь, что ее сестренка все-таки придет сюда еще не раз.
А Эмма, еще не отошедшая от рассказа, пялила в дверь, которая только что захлопнулась. Теперь она даже чувствовала себя виноватой. Чересчур виноватой. За то, что вообще сделала это с собой, за то, что заставила эту женщину мучиться и переживать всю эту больничную вакханалию в который раз. С участием одной себя, уже во второй раз.
И только сейчас Свон задумалась о том, чего же она еще не знает об этой великолепной женщине, которую с виду не постигали мучения, хотя, на самом деле, были упрятаны за семью масками.
— Господи, — судорожно выдохнула Эмма, хватаясь за волосы, — я вообще хоть что-нибудь о ней знаю? Я должна… должна… должна…
Так Солдат и пообещала себе, что если Реджина еще хоть один раз заглянет к ней, то она обязательно попросит у нее еще один шанс, нет, она не просто попросит, она воспользуется им и узнает о Миллс все, что только можно, ну, или то, что та позволит знать. Она больше не позволит своей брюнетке плакать. Именно своей. Она больше не позволит ей уйти, не сейчас, когда она снова почувствовала. Не ее, не теперь. Никогда.
====== Глава 15. ======
Как часто Вы задаетесь вопросом: «Почему так, а не иначе?»
И все вытекающие из этого, на самом деле, часто задаваемого вопроса: «ну за что мне это?»; «что я такого сделала, что все так вышло?»; «за что со мной так обошлись?» и так далее…
Да, да… Все мы этого не заслуживаем, все мы просто хотим быть счастливыми. Поголовно и безоговорочно.
Но, этот вопрос, всегда будет нас преследовать. И даже тогда, когда Вы будете счастливы, вы зададите себе тот же самый вопрос, с теми же самыми из него выходящими.
Вот и Эмма задавала себе эти вопросы вот уже неделю. С момента, когда Реджина ушла. С момента, как она, на какой-то миг, смогла почувствовать. Но об этом потом, сейчас о вопросах, на которые Свон искала ответы.
Все же, Эмму сейчас не особо волновало, как часто и кто задается этим вопросом. Сейчас она была в числе этих людей, а это самое главное.
Начнем, пожалуй, издалека. Из вытекающих от самого главного вопроса.
«За что мне это?»
А ведь действительно — за что?
За что, жизнь все время пинала Эмму под жопу. С самого рождения, и, на протяжении большей части жизни, вплоть до сего момента. Можно составить целый список.
Сначала бросили родители, оставив на обочине безлюдной дороги, даже не удосужившись донести младенца до, да хотя бы, самой захудалой забегаловки у шоссе. Наверное, они даже не смотрели на её маленькое тельце. Правда, сейчас уже бессмысленно строить теории и догадки, первый пинок совершен и этого не изменить.
Второй пинок совершали “псевдородители”, что брали живого человека из детдома, и возвращали, как не подошедшую игрушку, по разным причинам. В чем вообще может быть виновата маленькая девочка, которую бросили родители. Зачем играть на чувствах маленького, невинного ребенка, который ждет лучшего от мира: привязывать к себе, а потом, избавляться, отрывая от себя, словно старый, уже ненужный, кусок скотча. Единственный раз, когда она действительно чувствовала себя в безопасности, когда попала в семью Бут, там у нее были прекрасный братик и, хотя бы, искренне любящий ее отчим. А потом, потом его убили, убили у Эммы на глазах, обернув крахом наладившуюся жизнь маленькой девочки.
А сейчас, эта ситуация с Реджиной. Тут она, по крайней мере, пнула сама себя, по собственной глупости. И это было… неприятно. Осознавать, что виноватый тут ты, что не на кого свалить всю вину. Нет-нет, не то, чтобы Эмма и раньше не была в чем-то виновата, но раньше, она по крайней мере, не испытывала угрызений совести. Ну, или, не таких мощных, как сейчас.
Миллс, как оказалось, и так потрепаннная жизнью, теперь еще больше потрепана. Из-за Свон. Из-за нее одной, Док снова терпела нахождение в такой, скорее всего, ненавистной больнице. Сидела в ожидании самого худшего, тепля, где-то глубоко в сердце, надежду на лучший исход. Радовалась и огорчалась. Печалилась и сердилась.
С другой же стороны, за что ей попалась такая девушка, как Реджина.
Светлая, улыбчивая, добрая и умная. Хотя, может светлая она только снаружи, мало ли кто омрачнил ее жизнь ранее. Эмме действительно было стыдно, что она ничего о ней не знала. А ведь надо же, влюбится в совсем незнакомку, что ранее казалось Свон, чем-то уму непостижимым. А ведь она даже и не знает, когда это с ней случилось. Никакого переломного момента. Тот первый поцелуй вызвал в ней, может, и бурю сомнений, но как будто что-то сдвинул в ее жизни, к счастью, наконец-то ставя все на место. Даже если тогда она это отрицала, зато сейчас, когда выдалась минутка — неделька, — она смогла подумать обо всем. По идеологии, такой неожиданный поцелуй должен был заставить ее взбрыкнуться, выгнать Реджину, наорать, но все, чего она действительно захотела — саму Реджину.
«Что я такого сделала, что так вышло?»
По сути, почти тот же вопрос, что и задан ранее, только перефразирован, но если подумать, то совсем непохож.
Что в своей жизни, Эмма сделала не так. Разве, спасать — плохо? Ладно-ладно, стоит признать, что она занималась мелким хулиганством когда-то. Но разве это — что-то, по сравнению с регулярным риском в жизни потом? Хотя, кто его знает, ведь не стоит верить правительству, а она только и делала, что выполняла их приказы. Так может, она вовсе никому и не помогала? Смотря, например, на тех же детей, в которых, она найдя тогда маленькую себя, в порыве героизма, сама же их и загубила. Но, все же, как никак, она хотя бы помогала своей стране. Так за что она там получила инвалидное кресло, спасая девушку от глупых бандитов, возомнивших себя бесстрашными гангстерами?
Конечно, это не отменяет того факта, что и ее же она, кажется, получила впридачу. Такую заботливую и красивую, что стала проблеском в ее сердце. Саженцем цветочка, который уже пустил корни в сердце и грозился разрастись. Эмма никогда не дарила так много любви, можно сказать, что она ее даже никогда и не ощущала. Даже с Киллианом. Но всю эту нежность, что появилась вместе с Реджиной, она хотела ей же и отдать. Эта женщина определенно ее заслуживает, и не только от Эммы, а частичку нежности от всего этого мира. Даже, если история Реджины не так страшна, то она заслужила всего самого лучшего, как, конечно, и любой другой человек.
Может, Миллс и сильная, но даже она становилась в присутствии Эммы, по-своему мягкой и домашней. И Свон очень хотела быть опорой для этой, порой чересчур хрупкой, женщины, что, собственно, и привело к решению, которое Эмма приняла.
«За что со мной так обошлись?»
И этот вопрос, совершенно ничем не отличается от других. Просто одна из многих формулировок для тех людей, которые просто любят вопросы и ничего не собираются делать, потому что они так потерялись в собственном, возможно, несуществующем горе, что просто задают одни и те же вопросы, используя кучу вариаций, которые, если присмотреться, приводят к одному и тому же. С того, с чего все началось.