24/76 (СИ), стр. 10

Джек вернулся в комнату, содрал грязные простыни, взял чистый комплект из ящика. Двадцать Четвертого привезли как раз к моменту, когда Джек закончил расправлять простынь.

— Получите, распишитесь, — хохотнул один из санитаров, пока перегружали с каталки тело.

— Живой?

— Конечно. Мертвых мы по комнатам не развозим.

Санитары удалились. Джек подошел к Двадцать Четвертому, прижался ухом к его груди. Сердце билось слишком медленно.

— Ладно…

Выглядел Двадцать Четвертый неважно, осунувшийся, посеревший, черты лица заострились как у мертвеца. Потом он как-то слабо дернулся. Джек раньше, чем успел сообразить, что делает, перевернул его. Тошнило соседа и впрямь фонтаном. Джек подумал немного и швырнул на пол свою и без того испачканную простынь.

Странно, но отвращения это не вызывало, то, что рядом с ним рвет того, кто за ним ухаживал. Джек бездумно гладил его по голове, успокаивая.

— Воды…

— А?

Кажется, их процедуры и впрямь были разными, Двадцать Четвертый уже очнулся. Джек улыбнулся ему как можно более солнечно, помогая приподняться.

— Прополощи рот и сплюнь туда же, я специально тряпку бросил.

— Предусмотрительное Солнышко.

Джек подтащил поближе ведро с водой и губку.

— Ложись, надо тебя обтереть, это немного взбодрит. А потом…

— Массаж? — с надеждой спросил Двадцать Четвертый.

— А потом ходи, Котик, лапами своими. А то ты такой возмутительно бодрый, что аж смотреть противно.

— Злое Солнышко.

Джек толкнул его в плечо, призывая улечься, потом принялся обтирать. Почему-то водить мокрой губкой по телу Двадцать Четвертого было на порядок стыднее, чем мыть голую Пятую.

— А чего это ты так покраснел? — с подозрением спросил Двадцать Четвертый.

— В комнате жарко.

— Правда?

— Это ты ничего не чувствуешь, потому что тебя от лекарств трясет.

Джек как раз добрался губкой до его живота.

— Между прочим, я тебя раздевал, мыл целиком и переодевал.

— Ты меня так мыл, что пришлось в душ идти… Точно. Пятая!

Двадцать Четвертый тихо застонал.

— Солнышко, пожалуйста, побудь со мной, никуда не уходи. Пусть Пятая, Десятая и прочие тихо сами себе загибаются, если не смогли договориться с соседями по комнате или хотя бы вызвать медперсонал.

— А почему мы, кстати, его не вызвали? — с подозрением спросил Джек.

— Я вызывал, между прочим. Когда не смог тебя разбудить. Но ты же слышал, главная забота о ближнем своем… Ай!

Джек стащил с него трусы и приступил к дальнейшей помывке соседа. Просто тело, вот и все. Отмыть, вручить чистые трусы и пусть разгоняет кровь, пытаясь их натянуть.

— Злой ты, бесчеловечный прямо, — грустно сказал Двадцать Четвертый.

— А ты думал, что я милейший лапочка?

— Что-то в этом духе я и думал.

Ладонь Двадцать Четвертого легла на голую ногу Джека, устроилась на середине бедра. Джек с досадой врезал ему по лбу губкой.

— Как ты можешь, — возмутился Двадцать Четвертый. — Я тут из последних сил держусь за тебя, а ты…

— Вставай и ходи, — сухо сказал Джек. — Я помогу.

— Предлагаю компромиссный вариант, мы сейчас в обнимку идем в комнату твоей новой подружки, ты убеждаешься, что там все в порядке, потом навещаем твоих дружков, затем идем в медблок к Пятнашке. А потом ты будешь со мной спать.

— А вот можно как-то без последнего варианта?

— Никак нельзя, он входит в комплект.

Джек вздохнул. Он никак не мог понять, чего добивается сосед. Переспать? Но Джек не давал никаких поводов думать, что вообще интересуется мужчинами. Просто от скуки упражняется в подколках? Да, скорее всего, именно такова причина. Что ж, можно подыграть.

— Ладно, буду спать с тобой, прижмемся друг к другу и найдем утешение в тепле соединенных тел.

У Двадцать Четвертого глаза округлились настолько, что Джек испытал легкое моральное удовлетворение от маленькой мести за все подколки насчет ухаживаний.

— Что ты сейчас в виду имеешь, Солнышко?

— Что буду крепко тебя обнимать, — ответствовал Джек. — А ты о чем подумал?

— Ну…

— Нет, сексом с незнакомцами не занимаюсь.

— А если бы я сказал тебе свое имя? — с надеждой поинтересовался Двадцать Четвертый.

— Все равно. Мне требуется период длительных ухаживаний, узнать друг друга получше. В брак вступить, наконец.

Двадцать Четвертый пытался смеяться, получалось это у него плохо. Джек наконец тоже рассмеялся.

— Все, вставай. Сейчас найду твои трусы. На какой они там полке?

Фотография в руки выскользнула сама, Джек действительно не хотел трогать вещи Двадцать Четвертого, потому на фото глянул лишь мельком и сунул его обратно, надеясь, что тот ничего не заметит. Но память у Джека была цепкой, так что он заметил все, что было изображено. На фотографии подросток Двадцать Четвертый стоял на баскетбольной площадке в обнимку с мальчиком чуть помладше.

— На другой, — сказал Двадцать Четвертый.

— Вижу уже. Ну что, готов попытаться одеться?

— Давай попробуем.

Трусы Двадцать Четвертый натянул с третьей попытки и с помощью Джека.

— Похоже, тебе все-таки придется сделать массаж, иначе ты не встанешь, — решил Джек.

Двадцать Четвертый воздержался от шуток на тему того, что Солнышко просто жаждет его всюду ощупать и потрогать, чему Джек был весьма рад и признателен.

Тело под руками казалось сделанным из камня, проминалось плохо. Джек и опыта особенного в массаже не имел, просто растирал, надеясь, что это поможет хоть как-нибудь.

— Внимание, солдаты, сегодня нас покинули номера… — ожил динамик.

Двадцать Четвертый стиснул руку Джека, оба вслушивались в перечисление, Джек зачем-то записывал их. Но Девятнадцатый и Пятнадцатый там не мелькнули. Стало немного легче.

— Ладно, попробуем меня поднять, — решил Двадцать Четвертый.

Джек подставил ему плечо, помог принять вертикальное положение в пространстве. Двадцать Четвертый кривился от боли, на лбу выступили капли пота, но он упрямо шагнул вперед.

— Как ты себя чувствуешь?

— Словно я огромный кусок ваты, причем несладкой.

— А весишь ты совсем не как вата.

Двадцать Четвертый хрипло хохотнул, затем сделал еще шаг. Ноги у него ощутимо подгибались. Однако Джек помнил, что ему самому стало лучше после прогулки, так что упрямо тащил соседа вперед, попутно растирая все, что под руку попадалось.

В коридоре над комнатами на табло виднелись номера солдат, проживающих внутри. Сердце Джека болезненно сжалось от вида полупустых табло с одним номером. Над одной из комнат табло и вовсе не горело.

— Где у нас там твоя подружка…

— Умерла, — глухо сказал Джек.

— Вторая подружка. Глупый ты, Солнышко, такой глупый, словно в Программу прямиком из рая свалился. Зачем ты с ними вообще общаешься? Теперь тебе тяжело из-за их смертей.

— Потому что я не могу иначе, понимаешь? Я должен разговаривать, общаться, чтобы потом они знали на процедурах, что хоть кому-то в Программе не все равно, что с ними случится и кто-то их ждет.

— А ты помнил, что я тебя жду? — с любопытством спросил Двадцать Четвертый.

Джек подумал, стоит ли солгать, потом решил сказать правду.

— Нет. Я даже не узнал тебя, когда меня вернули в комнату, никак не мог понять, какие числа там бормочут надо мной.

— А я вот о тебе думал всю процедуру, представлял, как ты меня ждешь, как будешь ухаживать

— Врешь, — буркнул Джек.

— Вру. Но, согласись, тебя так приятно согрело на минутку, когда ты это узнал?

— Ты неисправим, Двадцать Четвертый.

— Что есть, то есть.

Над комнатой 5-95 горели оба номера. Джек прислонил Двадцать Четвертого к стене, постучал. Дверь открылась под рукой сама.

Пятая отчаянно пыталась поднять потерявшую сознание соседку, которая время от времени вздрагивала. Джек бросился на помощь, легко развернул Девяносто Пятую лицом вниз, встряхнул. Изо рта той полилась желтоватая жидкость.

— Спасибо, Счастливая Семерка. Без тебя она бы у меня на руках умерла.