Приют Разбитых Сердец (СИ), стр. 16
Он прогнулся, её руки нырнули под поясницу, приподняли, стали направлять, задавая ритм.
Он ощутил, как подкатывает наслаждение, напрягся, желая отсрочить неизбежное, чтобы продлить это несказанное удовольствие. И она, будто уловив его желание, отпустила член, а затем задрала его ноги, прижимая бёдра к животу.
Язык прошёлся по шву промежности, заскользил вокруг другого центра наслаждения, нырнул в него, раскрывая. И, когда ему это удалось, его заменил большой палец, а остальные массировали крестец. Затем она достала его член и вновь обхватила губами, но лишь сжимала, двигаясь в другом месте.
И вот он вновь приблизился к сияющей бездне и готов был упасть в неё, полностью растворяясь. Но она вновь остановилась, отводя его от края.
Выпрямила ноги, провела руками по трепещущему телу и села сверху.
— У тебя есть презерватив? — прошептала она.
— Только на кассе.
— Ладно, пойдём другим путём. Ты ведь не против?
Нет, он был не против, он изнемогал от желания проникнуть в неё через любое отверстие. И она направила его, указала дорогу. Он только и успел, что войти, сделать пару шагов, и ослепительный взрыв расщепил его тело на атомы, разметав по бескрайней вселенной.
— Держи, — сказала она, возвращая его из блаженного небытия и помещая что-то в ладонь.
— Что это?
— Мухобойка. Бей, исхлестай мою грудь.
Чувствуя, что у него сейчас окончательно съедет крыша, он ударил её раз, другой и, с удивлением ощутив, что вновь крепнет в ней, задвигался.
— Бей, сильнее, как хочешь, как мечтал избить Инну, отомстить за мать!
Игорь услышал, как кто-то воет, и только спустя какое-то время понял, что воет он сам и бьёт, или бьют его, потому что в груди было невыносимо больно. Боль рвалась изнутри, разрывая когтями сердце и мышцы, прогрызая грудину, и наконец вырвалась, вырвалась отовсюду, покинула пустой кокон и улетела, расправив чёрные сияющие крылья. Только пустота осталась в Игоре, пустота, тишина и покой.
Комментарий к 9. Норман Бейтс *Для тех, кто не смотрел сериал “Мотель Бейтса”, поясняю. У Нормана раздвоение личности. Второй личностью является его мертвая мать, из которой он сделал чучело. Он не знает, что она мертвая, и общается с ней, как с живой. Периодически она полностью берёт его тело под свой контроль, этого времени Норман не помнит.
====== 10. Ирвин ======
Он проснулся от невыносимо острой слепящей боли в животе и закричал. Раскалёнными щипцами она выдернула его в явь.
— Как ты мог?! — закричал вслед за ним Норман, вытаскивая из его живота нож. — Как ты мог сделать с ней такое?! Изнасиловал, избил! А ведь я поверил тебе, твоей доброте, а ты! Ты предал меня, как мой отец!
И он вонзил нож ему в грудь. Игорь задёргался, силясь втянуть воздух, закашлялся, изо рта полетели брызги крови.
— Что ты наделал? Что ты наделал? — вопрошал Норман, кружась по номеру, натыкаясь на предметы и раскачиваясь взад-вперёд. — А-а-а-а! — закричал он, хватая себя за волосы. — Почему? Почему?!
— Я думал, — прошептал Игорь.
— Что?
Норман подлетел к нему и склонился к окровавленным губам.
— Я думал, что это ты, что ты просто… просто так играешь. Я ведь чувствовал твоё тело.
Из глаз Нормана покатились слёзы. Он вытащил и отбросил нож. Обнял Игоря. Его сотрясали беззвучные рыдания.
— Ты мне понравился, — выдохнул Игорь, — прости меня… я рад… рад, что это был ты…
Игорь умер.
Норман свесил его тело с кровати, подставил ведро и перерезал горло. Залез на кровать, приподнял за ноги и держал сколько мог, чтобы стекла кровь. Затем вскрыл живот и выпотрошил. Сходил в свой номер, нашёл в сумке толстую нитку с иголкой, пару больших мусорных пакетов и вернулся. Сложил внутренности в пакет и завязал, чтобы не воняли. Ведро накрыл крышкой и поставил в шкаф.
Аккуратными стежками зашил пустой живот. Склонился к лицу, погладил по голове, щекам, поцеловал.
— Теперь надо вырезать глаза и извлечь мозг.
— Нет, мозг трогать не надо.
— Мама?
— Нет, ты ведь теперь знаешь, что, кроме тебя, здесь никого нет.
— Знаю, — прошептал Норман и ощутил, как тяжко заныло сердце, коснулся иссечённой груди. — Знаю.
— Тогда привыкай к одиночеству.
— Нет. Нет! Да, мозг трогать нельзя, иначе как он будет со мной говорить? Зачем мне безмозглый Каору, безмозглый друг?
Но некому было ответить.
— Ты полежи здесь до утра, а я пойду посплю, голова невыносимо раскалывается. Я вернусь утром, обязательно вернусь, и мы поболтаем. Спи, родной Каору, спи, милый друг, спи…
*
Он стоял под сенью леса и нюхал воздух. Запах, невообразимо чудесный запах шёл от небольшого мотеля. Крадучись, он обошёл его и замер у двери, из-под которой сочился невероятный аромат. Тихо повернул ручку и шагнул внутрь. Аромат оглушил, сбил его с ног, и, потеряв контроль, он бросился к человеку на кровати, вонзил клыки. Ничего! Пусто! Крохи, капли!
В чудовищной тоске он заметался по номеру. Здесь! Где-то здесь! Он распахнул дверцы шкафа. Да! Тысячу раз да!
Он пил, судорожно глотая, захлёбываясь, трясясь от ненасытного возбуждения и удовлетворения. Допил до дна, собрал все капельки, вылизал начисто. И наконец-то стал успокаиваться, приходя в себя. Развязал и заглянул в пакет. Съедобно, но он уже не настолько голоден.
Он вернулся к обнажённому телу, заглянул в открытые глаза — пусто, никого. Провёл пальцем по шву. Кто с ним такое сделал? Надавил на пупок, палец провалился внутрь. Он нырнул им глубже, пошевелил и оскалился, вытащил, облизал. Спустил штаны, сдвинул тело пониже, навалился сверху, проник внутрь и задвигался, совершая резкие толчки, рыча от удовольствия. Вскоре сладостная электрическая боль и наслаждение пронзили тело. Он напрягся: что-то, извиваясь, двигалось в члене, а потом скользнуло в юное мёртвое тело. Он облегчённо застонал. Распластался рядом, накрыв дырку пупка ладонью. А под ладонью что-то шевелилось, и казалось, что руки и ноги Игоря дрожат, подёргиваются.
*
Норман проснулся от солнечного света, что бил в окно. Сел, всё поплыло перед глазами, и его вырвало на середину комнаты. Он бросился к унитазу, его рвало вновь и вновь. Наконец желудок успокоился. Он встал на трясущиеся ноги и, подставив голову под кран, пустил холодную воду. Боль уходила вместе с водой. Он умылся, прополоскал рот, сделал несколько глотков. Вытерся, помочился, смыл, кое-как привёл в порядок одежду и вышел из номера. Щурясь от болезненно яркого света, огляделся. Куда-то неслись машины, и только одна стояла у кафе.
Он подошёл к двери соседнего номера, открыл и заглянул внутрь. Тела не было, как, впрочем, и любых других следов вчерашних событий. Ничего не понимая, он двинулся дальше, вошёл в кафе.
За стойкой потягивал кофе и поедал оставленный для мамы кусок пирога водитель припаркованной машины.
Бледнее и худее обычного, Игорь сидел за столом регистрации, держался за живот и прикладывал ко рту ладонь с видом, что его может в любой момент вырвать.
На диване сидел развалившись какой-то здоровенный волосатый мужлан и чистил любимым маминым ножом свои грязные ногти.
— Что встала, дамочка, заходи, — сказал он, не оборачиваясь.
— Её здесь больше нет, — злобно прошипел Норман, проходя мимо и останавливаясь напротив Игоря.
— Может, и нет, а запашок остался.
— Что здесь, чёрт побери, происходит? — спросил он у Игоря.
Тот хотел что-то ответить, но вместо этого зажал рот руками, вскочил, опрокинув стул, и метнулся в сторону туалета, дверь в который была в самом конце зала.
— Нет, не добежит, — сказал мужлан, — раньше надо было.
Игорь стоял на четвереньках в туалете и размазывал по кафелю что-то похожее на розовый кисель.
— Что это за розовые сопли? — спросил Норман.
Игорь пожал плечами.
— Почему ты живой?
Игорь вновь пожал плечами. Про наглого мужика он спрашивать не стал, так как ответ был очевиден. Норман подошёл и присел рядом с Игорем на корточки.