Сладкая грязная девочка (СИ), стр. 58

- Хорошо. Отвлеки меня, - бросаю ей вызов, стискивая зубы, - посмотрим, как я забуду о своей злости.

Ей требуется секунда, чтобы осмыслить сказанное мною, прежде чем наклонившись снова, царапнуть зубами мой подбородок.

Выдыхаю через нос, откинув голову, принимая поражение. Её руки возвращаются мне на талию, грубее в этот раз, дёргая футболку вверх и снимая через голову, прежде чем стянуть юбку с бёдер, заставляя её растечься лужицей на полу.

Но даже когда она берет моё лицо в свои ладони, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы и шепча:

- Tu es parfaite – я не могу ответить на её прикосновения. Чувствую себя дьяволицей и эгоисткой, а еще ужасно злюсь. Из-за смешанных ощущений начинаю задыхаться, пока её рука всё ещё у меня в трусиках.

- Сейчас, - хрипит она, - покажи мне, как выглядит злость.

Проходит секунда, прежде чем слова начинают пузыриться у меня на языке, однако, вслух звучат так, словно вовсе и не мне принадлежат.

- Твой рот.

Выпускаю на волю разъярённую львицу и девушку, которая способна повелевать. Упираясь ладонями ей в грудь, толкаю, что есть сил и она отступает назад, губы сжаты, глаза распахнуты в предвкушении. Толкаю Свету снова и упираясь в кровать, она падает на спину, отползая к изголовью, наблюдая мое шествие. Забираюсь на неё, до тех пор, пока мои бёдра не оказываются на одном уровне с её лицом и тяну за волосы.

- Я не в порядке, - говорю, удерживая её на месте, когда Света пытается оторваться, чтобы поцеловать меня, облизать, может даже укусить.

-Знаю, - говорит она, взгляд похотливый и резкий, - я знаю.

Опускаю бёдра и слышу первобытный клич, царапающий горло, когда её открытый рот касается моего клитора и посасывает. Поднимая руки, она обхватывает мои бёдра, словно зажимая в стальные оковы.

Безумная и жаждущая, она издает великолепный рык блаженства и стонет в удовольствии, когда я начинаю покачиваться, объезжая её рот, сжимая волосы в кулаке.

Её губы мягкие и жёсткие одновременно, однако она позволяет мне руководить всем – скоростью и давлением и Боже, насколько же это хорошо, однако, святые небеса, я хочу чтобы ты была так глубоко во мне, чтобы чувствовать тебя у себя под кожей.

Света смеётся напротив моей кожи и я понимаю, что сказала это вслух. Гнев накрывает меня с головой, подобно яркому зареву и отстраняясь, я чувствую себя униженной. Уязвимой.

- Нет, - шепчет она, - нет, нет. Viens par ci.

Иди сюда.

Заставляю её приложить усилие, задабривая меня пальчиками и мягкими уговорами, и она тихо постанывает, пока снова наконец не опускает мои бёдра вниз, зазывая пальцами, прижатыми к моей плоти, чтобы снова погнаться за удовольствием, отдаваясь ей в этой запутанной игре, где я исполняю все её желания, скача на её лице.

У меня везде покалывает – вдоль шеи и вниз по рукам, ощущение гиперчувствительности и накала. Однако, я едва ли выношу эту чувствительность, когда она лижет меня, потому что это слишком хорошо. Не может быть, чтобы я была столь близко…

очень близко

так чертовски быстро

но вот оно.

Я падаю вперёд, схватившись за спинку кровати, что белеют костяшки пальцев и кончаю, крича, так плотно прижимаясь к её рту, что не знаю, как Свете удается дышать. Но то, как она все еще жёстко обращается со мной, сжимая мои бедра, не позволяя сдвинуться с места ни на секунду, пока мои мышцы не становятся вялыми и она чувствует, как мой оргазм стихает на её губах.

Чувствую себя опустошённой и желанной, когда сползаю, обессиленная на кровать. Ощущаю её страх, любовь, и панику, и наконец, позволяю всхлипу, сдерживаемому в горле, казалось, несколько часов, вырваться наружу.

В тихом напряжении, я знаю, что мы обе убеждены лишь в одном - я уезжаю.

Она придвигается к моему уху, голос так сильно дрожит, что едва ли узнаваем, когда она спрашивает :

- Ты когда-нибудь чувствовала, словно твоё сердце скручивается в груди, когда кто-то стискивает его в кулак, выжимая?

- Да, - шепчу я, закрывая глаза. Не в силах взглянуть на неё сейчас, уверенная, что столкнусь с тоскливым выражением на лице.

- Катя? Кать, мне так жаль.

- Я знаю.

- Скажи мне, что я все еще…нравлюсь тебе.

Но я не могу. Моя злость не способна на это. Поэтому вместо того, чтобы ждать ответа, она наклоняется, целуя меня в ушко, плечо, шепча мне в шею слова, которых я не могу понять.

Потихоньку, мы восстанавливаем дыхание и её губы находят мои. Она целует меня, кажется, целую вечность – и я позволяю ей – потому что это единственный способ сказать, как сильно я её люблю, даже если и говорю “прощай”.

Ощущения, словно идут против каждого моего инстинкта, когда я приказываю себе встать с кровати и одеваюсь в темноте, пока она спит. Так тихо, как только могу, достаю вещи из шкафа и бросаю в чемодан. Мой паспорт там, где она и сказала – на верхней полке кухонного шкафа – и что-то связанное с этим, проводит тонкую линию между нами, не позволяя мне разбиться на осколки. Я оставляю большинство средств гигиены - иначе буду шуршать, но не хочу разбудить Свету. Правда, по своему замечательному крему для лица я, всё-таки, буду скучать, однако, не думаю, что смогу уйти, если Света проснётся и молчаливо будет наблюдать за мной, а уж тем более, если попытается отговорить.

Это крохотная доля сомненья, на которую мне стоит обратить внимание – быть может, знак, что это не самая лучшая идея, посещавшая мою голову-однако, я забиваю на всё. Стараюсь не смотреть на Свету – по большей части она всё ещё одета, и лежит на одеяле – в то время, как я пакую вещички, одеваюсь и ищу на столе в гостиной листок и ручку.

Потому что, как только переступаю порог спальни и вижу её, не представляю, как оторвать глаз.

Только сейчас, я поняла, что вовсе не имела времени, чтобы оценить, насколько потрясающее горячо она выглядела прошлой ночью. Голубая рубашка на пуговицах – приталенная, облегающая её красивую грудь, сужаясь к талии – пуговицы под горлом расстёгнуты и язык обжигает желанием, нагнуться и оставить дорожку из засосов по любимым маршрутам : от шеи к груди, от груди к плечу. Её джинсы изношены и великолепны, протёрлись во всех лучших, знакомых местах – на бедре и вокруг пуговицы. Света даже не сняла свой любимый коричневый ремень перед тем как заснуть – он висит расстегнутым, как и штаны, что сидят низко на бёдрах – и у меня чешутся руки вытащить его из шлевки, чтобы увидеть, прикоснуться и попробовать её кожу на вкус ещё раз.

Хоть это и невозможно, чувствую, как скачет её пульс на шее, представляя тёплый вкус кожи Светы на моём языке. Знаю, что, сонливая Света запустит мне руки в волосы, когда я спущу её трусики до бёдер. Я даже знаю, что увижу какое-то ужасное облегчение в её глазах, разбуди её прямо сейчас – не сказав прощай, но занявшись напоследок любовью. Простить её с помощью слов. Спору нет, настоящий примирительный секс со Светой будет настолько хорош что, в то время пока она будет прикасаться ко мне, я забуду, что между нами вообще была какая-то размолвка.

И сейчас, всячески стараясь не шуметь и уйти, не разбудив её, становится ясно как божий день, что я не могу не прикоснуться к ней перед тем, как покину. Проглатываю огромный, тугой ком в горле, и выпускаю всхлип, который стараюсь подавить, быстро выдыхая, словно пар под давлением из чайника. Боль, как удар в живот, пробивает раз за разом до тех пор, пока не захочется ударить в ответ.

Я – идиотка.

Но, чёрт возьми, она тоже хороша.

Мне требуется много долгих, болезненных секунд, для того, чтобы отвести взгляд от того места, где лежит Света и посмотреть вниз, на ручку и бумагу в моих руках.

Что, мать вашу, я должна ей написать? Это, вероятно, не прощание. Если я хорошо её знаю – даже если вчера она заставила меня почувствовать немного иначе – Света не остановится на телефонных звонках и мейлах. Я увижу её снова. Но я уезжаю в то время, пока она спит и если вспомнить, что представляет из себя её работа, мы можем не встретится еще много месяцев. Действительно не лучший момент для “я скоро увижу тебя” записки, в любом случае. Поэтому, я останавливаюсь на самом простом и правдивом, даже если сердце сжимается в тиски во время письма.