Шелест страниц и звук её голоса (СИ), стр. 38

— Я больше не могу, — проговариваю, кому бы то ни было, запрокинув голову, — никаких сражений. Я устал. Я сдаюсь.

Глава 13

— Я не понимаю, что за спешка! — в десятый раз возмущенно всплескивает руками мама и выходит из моей комнаты, пока я не спеша собираю вещи.

Время есть. Я взял билеты на девять вечера, сейчас только двенадцать. Решение принято и со мной бесполезно ругаться, спорить или что-то доказывать.

Прошла долгая неделя, за которую выкурилось в два раза больше, чем следовало. Но я умею принимать реальность, как данность. Девушка с большими карими глазами, так напоминавшие мне солнце, навсегда останется в моем сердце, как и мой поступок, как и мое прошлое. И мне стоит просто жить дальше, по мере сил приносит пользу. Поэтому армия единственный увиденной мной выход. Все так, как я и собирался сделать, просто раньше. Ребята буду ждать меня вечером в пиццерии, чтоб проводить. Но до этого, я хочу наведаться в одно место к одному человеку.

Поэтому собрав все необходимое, оставляю собранный рюкзак в коридоре и выхожу, предупредив, что скоро вернусь.

Передо мой храм, сверкая своей белизной. Уверенно поднимаюсь по ступенькам и вхожу. Сейчас не идет служба, поэтому под куполом три человека. Подхожу к женщине торгующей свечами и остальными духовными атрибутами.

— Где я могу найти Давида?

Женщина удивлено поднимает брови.

— Я здесь, — раздается за моей спиной. Оборачиваюсь и молодой священник, и правда, стоит за моей спиной. Улыбается мягкой улыбкой, — здравствуй, Андрей. Рад снова увидеть тебя.

— Мы можем выйти, пожалуйста? — спрашиваю.

— А от чего и нет. Погода чудесная.

И священник, улыбнувшись женщине за прилавком, первый направляется к выходу. Мы садимся на ту же скамейку. Я некоторое время смотрю на свои руки. То, что хочу произнести, любому человеку дается с трудом. Но Давид, имя я узнал от Оксаны, не торопит меня. Просто сидит рядом и разглядывает двор при храме, словно так бывает каждый вторник.

— Извините меня, — проговариваю, вглядываясь прямо в темные глаза, — я тогда так и не попросил прощения. Вы простили, а я не попросил. Мне очень жаль, что мои кулаки причинили вам вред, что я тогда поддался обиде и гневу и вы пострадали… Извините.

— Я прощаю тебя, — слегка кивает головой священник.

— Спасибо.

Мы некоторое время молчим.

— Ну, мне теперь пора, я должен успеть. До свиданья.

Встаю.

— Это все, что ты хотел мне сказать? Или спросить?

Оборачиваюсь и внимательно смотрю на мужчину.

— Как она? — тихо спрашиваю.

Священник чуть прищуривается, так как солнце из-за моего плеча бьет по его глазам.

— Страдает, как и положено влюбленному сердцу, — просто отвечает. Затем его губы вытягиваются в суровую линию. — Ты в ответе за ее сердце, Андрей.

Его слова болью отдаются в груди, и снова приглушенное ноющее чувство слева возобновляется. Качаю головой.

— Я бессилен изменить прошлое. Она никогда меня не простит. Я чер… — поворачиваю голову на храм, выдыхаю. — Я очень виноват. Я должен был сделать хоть что-то, что могло вам тогда помочь. Вам и ее брату. Она права…

Священник долго смотрит на меня. Потом встает и касается моего плеча.

— Есть такой грех — гордыня. Он не всегда показывается, как высокомерие. Человек везде виновен. Везде он. Понимаешь? Принимает всю вину, что ему вешают. Бог тебя не для этого создал, чтоб ты чужие грехи на себе таскал. Нет в этом ничего хорошего. А люди, они тоже ошибаются в своих суждениях. А уж когда разумом сердце правит, так и говорить нечего. Очень часто эти ошибки случаются. Только вот когда остынет жар, поздно будет. Понимаешь?

Удивленно поднимаю брови и качаю головой. Ни одного слова. Давид выдыхает и его лицо принимает умиротворенное выражение. Он касается моего плеча и заглядывает в глаза.

— Поймешь, зуб даю, — улыбается и не спеша идет к храму. Каждую встречу, этот мужчина приносит какую-то сумятицу в мою жизнь. Но его слова приятно откликаются с моим сердцем, даже не знаю почему. — Андрей!

Оборачиваюсь, священник стоит у ступеней и крестит воздух.

— Благослови тебя, Бог, Андрей. Иди с миром.

— Солдат Джейн, ты хоть не пропадай! — хлопает мое плечо Тоха. На вокзале полно народу, возле меня стоят все пятеро байдарочников, мама, тихонько всхлипывающая, и Рашид, успокаивающе гладящий ее руку. Оксана улетела в Турцию три дня назад, поэтому ее нет.

— Буду столько звонить, что устанешь брать, — улыбаюсь.

— О, я надеюсь, вы не собираетесь сосаться?

— Федор! — строго хмурит брови мама. Степненко поворачивается к ней с поднятыми руками.

— Теть Маш, сорри, — проговаривает.

— На сколько собираешься заключить контракт? — тихо спрашивает Сергей.

— Еще не решил, — честно отвечаю. Слышится предупредительный протяжный гудок поезда.

— Сынок! — мама высвобождается из рук мужа и, обнимая меня, зацеловывает, — я уже скучаю по тебе!

— Все хорошо мам, — улыбаюсь, касаясь родного лица, — я приеду на рождение малышки, и на все праздники буду приезжать. Не грусти.

— Мой мальчик, — мама снова меня целует и нехотя отпускает.

Рашид делится твердым рукопожатием. И смотрит прямым взглядом.

— Ты знаешь, где тебя всегда ждут.

— Спасибо, — тихо проговариваю и перевожу взгляд на маму, — береги ее.

— Всегда, — Рашид сжимает мое плечо и отходит.

— Удачного пути, — пожимает мою руку Женя, за ним Сергей, Федя. И когда я пожимаю руку Тохе, то наклоняю его чуть в свою сторону.

— Пригляди за ней, чтоб никто не посмел… — не заканчиваю фразу, но Любимов кивает. Он знает, о ком я говорю.

— Будь уверен, чувак, волосок с ее головы не упадет.

Отхожу. Оглядываю родные лица, классно осознавать, что где-то есть люди: родные, друзья, которые всегда будут тебе рады и которым ты рад.

Еще один гудок, напоминает, что мне следует поторопиться. Бросаю один взгляд вдаль за спины родных, но знакомой фигурки не маячит. Да и чтоб она пришла? Хватаюсь за ручку и захожу в вагон, предъявив билет проводнице.

Остаюсь у открытой двери, даже не знаю почему. Просто еще раз захотелось на всех взглянуть. Парни разворачиваются и медленно исчезают в толпе один за другим. Когда я вернусь через три года, а может и через пять лет у них будет совершенно другая жизнь. Мама и Рашид стоят и неотрывно смотрят на мой вагон. Они не видят меня, но смотрят. И их ждут перемены. А я? Получается я постоянно стою на одной и той же точке. Ничего не меняется. Я по-прежнему чувствую вину. Да, Давид облегчил мне это чувство, своим прощением, но оно, чувство, не исчезло. И вдруг до меня доходит смысл. Сейчас в почти отъезжающем вагоне, до меня доходит смысл сказанного Давидом днем. Я не прощаю себя и потому легко принимаю любую вину, без сражения. А сражаться нужно. Сражаться за все, что дорого тебе, за свою правду, за любовь… В этой жизни по-другому никак. Если ты говоришь «Сдаюсь» то все рушиться. Как у меня.

— Молодой человек отойдите, мне нужно закрыть…

— Нет! — говорю проводнице. Женщина удивленно хмурит брови.

— Нет? Вы в своем уме? Я сейчас вызову…

— Нет! Я не сдамся! Черта с два! — практически кричу на женщину. Она прижимается к стене и испуганно таращит на меня глаза. Вагон дергается, и я, улыбнувшись проводнице, соскакиваю с поезда. Он едет не по моему маршруту, я сам выберу себе путь. Не взирая ни на что, обрету, то, что сделает меня счастливым. Потому что я этого заслуживаю.

Знаю, что сегодня у нее выходной. Мне в скорой сообщили, где уже успел побывать. Поэтому нажимаю еще и еще на звонок. Дверь распахивается и на пороге появляется заспанная Камилла.

— Андрей? — она хмурит брови.

— Воплоти.

— И что я должна сделать? Пустить…

— Мне некогда, — легко отталкиваю девушку и прохожу в квартиру, слышу ее возмущенный выдох. Прохожу до комнаты не снимая обуви, распахиваю дверь и оглядываю сложенный диван. Пусто. Ее нет.