Хочешь выжить - худей! (СИ), стр. 53

- Прости меня, - сказал Феликс.

- Ты думаешь, завтра все?

- Бог знает... Я так, на всякий случай.

- Тогда и ты меня.

Они прижались друг к другу.

- Расскажи мне все, - попросил Уайт. - Я хочу знать. В чем причина?

- Я не могу.

- Почему? Ты мне до сих пор не доверяешь?

- Я никому никогда не доверяла. Я даже девочкам, даже сегодня не смогла до конца раскрыться.

- Почему? Ты попробовала когда-то и тебя предали?

- Отец, - она сама вздрогнула от неожиданности, когда губы смогли выговорить это слово. - Вот так же, "доверься мне, доверься мне" - и я сдуру взяла и разболтала о своих чувствах, хотя уже была достаточно взрослая, чтоб этого не делать...

Дина содрогнулась всем телом и заплакала.

- И он? - Феликс стал укачивать ее на коленях, как ребенка. - Вышучивал тебя по привычке? Или отключился на полслове?

- Если бы! - Дина горько всхлипнула. - Сначала обвинил меня, что я чувствую неправильно, затем, конечно, высмеял... А потом пошел и все до копеечки растрендел матери, та закатила истерику и они прорабатывали меня уже вдвоем за каждое чувство в отдельности: обижаться нельзя, надо прощать, полагается понимать других...

- Они тебя особенно простили и поняли, - вставил Феликс.

- Ну да, - кивнула Дина. - Но это еще не все, на другой день у них были гости. А я рано ушла спать, о том, что у родителей прием, вообще не знала. Вдруг слышу, зовут, выкликают моя имя из гостиной...

- Разбудили? - сочувственно ахнул Уайт.

- А то я могла заснуть. Лежала, ждала, когда поднимут и начнут за что-нибудь позорить... Встала и пошла в одной ночнушке...

Дина снова и снова ощущала содрогания всего своего тела от сильных рыданий, но уже не могла остановить страшный рассказ о том, как стояла в одной рубашонке перед нарядными людьми за накрытым столом на этом открытом суде над собой.

Этот обвинительный процесс упрятал ТУ МОГИЛУ в глубины, из которых достать что-либо уже невозможно, а потом еще на многие годы скрыл сильным туманом. И вот теперь она раскрылась, причем Дракула вышел из нее не в той туманной тьме, где мог пить из Дины кровь в полной безопасности, а, что называется, на свет Божий.

- Ужас! - сказал Феликс. - Разве можно контролировать чувства! Каждый человек имеет на них полное право.

- Сто раз я тогда умерла... Пока они, наконец, не отпустили меня... И даже не потому что сжалились - просто надоело.

Дина еще похлюпала носом и выдохлась. И вдруг поняла: Дракула съежился. На него упал солнечный луч.

- Прости меня, - попросил Уайт. - За всех сволочей, которые тебя обидели. Я тебе благодарен за то, что ты меня не возненавидела. Нет, надо как-то не так.

- А как?

- Если б я еще знал, как надо... Но я тебе обещаю больше никогда не называть толс... э-э-э... обж... э-э-э... Короче, ты была права, я идиот, я больше не буду.

Они чуть было не засмеялись, но вспомнили, что происходит.

- Я все равно тебя люблю, - запоздало признался Феликс. - В любом виде и в любом весе. Чихать мне на все их нормы. ОК?

Они пролежали в обнимку до рассвета. От Дракулы, как все в тех же фильмах, осталась только кучка сухой грязи.

Люк и Двайт готовились к бою, краем глаза Люк высматривал Иосифа. Тот вместе со своей подругой еще не появлялись. Трэйси и Минди успокаивали малышей, которых вместе с остальным детским персоналом и мамочками собрали на задворках в столовой и гимнастическом зале для самых маленьких жителей резервации.

Фиану разбудил шум толпы. Их было море. Но, кажется, из этого моря или даже океана разноголосицы девушка оказалась способна вычленить въевшиеся в душу на всю жизнь вопли родителей и любимое ругательство "безбожники!".

Вот теперь все встало на свои места. Теперь сделалось понятно, откуда пришли неприятности.

Хор начал скандировать по-русски слово "безбожники", чередуя его со словом "дармоеды".

- Называется, чья свинья бы хрюкала, - злобно подумала Фиана.

Во враждебный шум людей врывался лай собак - мерзкий, взахлеб, казалось, псов было еще больше, чем хозяев, и они гавкали наперегонки.

"До рвоты", - с тоской вспомнила Лапни известную песню любимого Высоцкого. - "Лают псы до рвоты"... Ах, сволочи... Фашисты... Собаками нас еще травить...

Когда Фиана вошла в большой зал, инвалиды уже собрались там. Парадом вальяжно ковыляли Дженева и те, кого уже успел исцелить Иосиф, пытаясь успокоить остальных и вселить в них надежду. Парад был, разумеется, еще тот: кто хромал, опираясь на палочку, кто раскачивался, чтоб было легче держаться вертикально, однако, кто как мог, и все же увидевшие улыбку фортуны старательно двигались на своих ногах, а не ехали в инвалидных колясках.

Хиллеры были здесь же. Иосиф, обнимая Кас-Сандру, тихо давал ей какие-то последние наставления. Парочка стояла у окна, сначала плотно прижавшись друг к дружке. Постепенно между их силуэтами стал пробиваться солнечный свет. Очень скоро кудряшки Сары и волосы Иосифа сделались одного цвета, заискрились, запламенели, наэлектризовались и стали разлетаться в каком-то необыкновенном едином порыве. Иосиф плавно опустился на одно колено...

А толпа снаружи понемножку распалялась. Первый камень звякнул о стекло.

Кас-Сандра, не обращая внимания на внешние раздражители, будто тех не случалось вовсе, стала медленно опускаться на колено, на манер Иосифа... Ладони потянулись, одна к другой, но без прикосновения, в каком-то особом танце, и между ними сначала проскочили искры, потом пробежали яркие дорожки неведомых лучей, наконец, забила мощная энергия, которая сначала охватила обоих, но быстро стала распространяться вокруг, окутывая все большее и большее пространство светом, добром и теплом...

Вдруг снаружи все словно замерло в необыкновенной, какой-то жуткой и внезапной тишине, которую неожиданно прервал резкий, непонятно откуда взявшийся сильный гул. Не заметить непонятного тревожного рокота не представлялось возможным. Иосиф и Сара мгновенно остыли. Девушка поднялась, увлекая вверх юношу. Последним угасло пламя кудрей, зато странный звук с неба разрастался.

Фиана, а за ней все, кто находился в зале, бросились к окнам.

И осажденные, и демонстранты, и полиция, и охрана, - и стар и млад, все застыли, задрав голову в небо. А там...

Они шли неестественно быстро и низко, чуть ли не над головами, стройным развернутым боевым углом, издавая ровный гул и освещая пространство ярким светом, который испускала каждая из шести перевернутых тарелок. Они едва не касались буквально парализованных от изумления людей. И как-то неуловимо оказались здесь. Вот только что были там, а потом вдруг одним махом сделались тут.

Тарелки мгновенно выстроились в развернутую линию перед воротами резервации и пустили вниз что-то вроде лазерной или компьютерной сети, что-то, вроде светящегося экрана, полностью отрезавшего от нападавших резервацию.

- Явились! Не выдержали-таки! - взорвался Иосиф. - Ну надо же. Влезли все же.

Он схватил Сару за руку, и они вместе выскочили во двор. Фиана и Черри - за ними. Дина уже оказалась там. Одна из тарелок висела над двором, трап был выброшен и Алон Полинер собственной персоной спрыгивал с этого трапа, ища глазами Сандру.

- Зачем? - Закричал Иосиф. - Не надо, Лон! Мы справимся сами.

- Тебя не спросили, - бодро отвечал Алон.

- Эй-эй, полегче, - сказал, как всегда подоспевший вовремя Яшка.

Полинер смерил его с ног до головы презрительным взглядом и ухмыльнулся: - Ага, вот ты где, наш пострел и тут поспел... А то твоя Прекраснейшая тебя везде ищет, в рожу плюнуть мечтает... Доложить, где ты?

Цыган крякнул, почесал затылок и заметил: - Понятия не имею, об чем спик.

- Ну так и не лезь, куда не зовут. - Алон повернулся к Кас-Сандре. - Это последний раз. Если сейчас ты не улетишь со мной, больше я тебя не потревожу. Никогда.

Девушка смотрела на него во все глаза и не понимала до конца.