Мы (ЛП), стр. 47

И тогда я обнимаю его за спину и начинаю с извинения.

– Прости, что повел себя как мудак. Это было… дерьмово. – Да, очень красноречиво. В кавычках.

– Не извиняйся. Ты ничего плохого не сделал. Просто я запаниковал, вот и все.

– Нет, сделал. – Я глубоко вдыхаю и прислоняюсь к нему. – У меня неприятности на работе. Я облажался, но мне было так стыдно, что я не стал тебе говорить. Еще я переживал из-за денег. И тогда взял и просто отгородился от тебя. Чем не дерьмовое поведение?

Его теплые руки поглаживают меня по спине.

– Бэби, ты был в таком состоянии, что перестал нормально соображать. Если тебе стало хоть чуточку лучше, то я уже буду рад.

Меня сразу тянет заспорить. Я не хочу признавать себя человеком, у которого были проблемы с душевным здоровьем. Но они были, ведь так? Возможно, мама права, и на мой организм повлияли стероиды, но в чем бы ни заключалась причина, какое-то время я был не в себе. Отрицать это будет несправедливо по отношению к Весу.

– Знаешь, я думаю, мне уже лучше.

– Хорошо. – Его руки сжимаются крепче. – Для меня это самое главное, понимаешь?

У меня нет ни тени сомнения: он говорит от самого сердца. Я не знаю, за что мне так повезло. Многим ли удается найти человека, который умеет любить так беззаветно, как Вес любит меня?

Все. Время собраться.

Я отступаю на полшага назад и опускаю взгляд на коробку. Нет, Вес точно сочтет это нелепым.

Сделав глубокий вдох, я решаю: ну и пускай. Это важный жест, и он привел меня в Даллас, ведь так?

Я смотрю на коробку такими глазами, словно там прячется кобра.

– Ты дашь посмотреть, что внутри, или нет? – спрашивает Вес со смешком.

Я молча протягиваю ее. Он взвешивает ее на ладони и поднимает глаза.

– Не тяжелая, – говорит. – И не гремит. – Приподняв крышку, он открывает бумажную стружку, которой мы обложили мой важный знак. Черт, а если оно сломалось? Вся эта затея будет выглядеть еще глупей, чем была.

Пойду-ка я спрячусь за одним из тех тысячедолларовых кожаных кресел.

Расправив своей большой рукой стружку, он щурится на то, что внутри. Потом уносит коробку к окну. Там лучше видно.

– Оно сделано… из фиолетовых скиттлз?

– Да. – Мой голос осип.

Он поднимает мой знак двумя пальцами, предмет круглой формы, обрамленный светом вечерних огней.

– И это… – Он осекается, словно боясь ошибиться.

– Кольцо, – шепчу я. Во рту становится сухо. – В том интервью ты сказал… – Глубокий вдох. – Что хочешь когда-нибудь пожениться. И мне кажется, именно это нам и следует сделать.

После моих слов он секунду стоит неподвижно, как восковая фигура. Кольцо – во всей его нелепой красе – поднято вверх. Мы с Джесс истратили кучу терпения и кучу конфет, прежде чем поняли, какой ее клей подходит лучше всего и сколько времени застывает. Вчера это казалось невероятно мило и дико смешно.

Теперь я уже не уверен.

Вес опускает подбородок на грудь. Он силуэт на фоне окна, и что у него на лице – мне не видно. Внутри меня начинает происходить что-то ужасное. Я приближаюсь к нему, хоть и боюсь, что по-крупному облажался. Но мне надо выяснить наверняка.

Он открывает рот. Тишина. Потом поднимает лицо, и я вижу, что в его глазах блестят слезы.

– Правда? – сипло говорит он.

Я забираю у него свою дурацкую штуку и прячу в коробку, которую ставлю на стол.

– Да. То есть, не прямо сейчас, если тебе нужно время, чтобы это обдумать…

Две сильные руки хватают меня за рубашку и рывком притягивают к нему.

– М-мне… – он делает вдох, очень похожий на сдавленный всхлип, – мне не надо обдумывать. Женюсь на тебе прямо летом, пока ты не успел передумать. – Его руки смыкаются вокруг меня, уничтожая последние разделяющие нас миллиметры, и он опускает голову мне на плечо. Я ощущаю, как его грудь спазмически дергается.

– Эй, – шепчу я. – Я не передумаю. Не беспокойся.

– Но ведь… – Он снова откашливается. – Тебе принять это решение сложнее, чем мне. Ты же можешь, ну знаешь, завести жену и детей. Семью. Настоящую.

– Бэби, у меня есть семья. Большая семья. Я вовсе не мечтаю переехать в пригород и начать размножаться.

– Сейчас, может, и нет. – В его голосе скованная хрипотца. – Я хотел дать тебе время привыкнуть к идее жизни со мной и к тому, что у нас не будет…

– Кто сказал, что не будет?

Он моргает.

– Бэби, если однажды мы захотим детей, то найдем способ, как это сделать. Есть усыновление. Суррогатное материнство. – Я легонько щипаю его за ягодицу. – Перестань вести себя так, словно приговариваешь меня к несчастному бездетному браку.

Он хмыкает.

– Я люблю тебя, – твердо говорю я. – И никогда не переставал любить, даже в самые безрадостные минуты. Я посмотрел твое интервью и понял, что должен быть здесь. Перелет получился не особо бюджетным, но…

Он наконец отклоняется, чтобы взглянуть на меня. Его лицо искажено под наплывом эмоций, но в моих глазах он прекрасен как никогда.

– Я отправлю тому журналисту бутылку хорошего виски. И коробку кубинских сигар.

Затем он целует меня. У него вкус слез и Веса, и я с головой ныряю в наш поцелуй. Черт, как же мне его не хватало. Он всегда целовал меня так, словно пытался донести до меня какую-то мысль. И теперь, я понимаю, какую.

Мы предназначены друг для друга. Так почему бы не закрепить это официально?

Внезапно мое тело предлагает мне целый ряд причин, по которым мы предназначены друг для друга. Я прижимаюсь к его твердой груди, целую сильнее, и он, прихватив мои бедра, издает глухой стон.

Всего наносекундой позднее я цепляюсь за его галстук, за пуговицы рубашки, а он дергает молнию моих джинсов вниз и утягивает к кровати. Не успеваю я и глазом моргнуть, как оказываюсь на спине – без рубашки, с джинсами у лодыжек, – и горячий рот Веса глубоко вбирает мой член.

Наслаждение простреливает меня до яиц. Запутавшись пальцами в его взъерошенных волосах, я вталкиваюсь в его рот, ошеломленный той пылкостью, страстью, которую он вкладывает в этот минет. Он целует, сосет, лижет меня, потом, смочив слюной палец, тянется им к моим ягодицам, и у меня вырывается стон.

После дразнящего проникновения мои бедра дергаются вверх. Вес хмыкает и, продвинув палец поглубже, дотрагивается им до простаты. Все мое тело трепещет. Пылает. Звенит. Он мучительно долго пытает меня своим пальцем и ртом. Нет, пальца-ми. Внутри меня их уже два, они ласкают то чувствительное местечко, и за моими веками взрываются белые точки.

– Вес, – скрежещу я.

Он поднимает лицо. Взгляд серых глаз подернут дымкой желания.

– М-м? – тянет лениво.

– Ты затрахал. Начни уже трахать меня.

– Не понял. Затрахал, но все равно должен трахать?

– Затрахал дразнить! – Мой голос напряжен, как струна. Как и все мускулы в теле. Если он не сделает так, чтобы я кончил, я самовоспламенюсь.

Его смех согревает мое бедро.

– Чувак, у тебя такой креативный язык. Обожаю.

– Ты правда хочешь обсудить сейчас именно это? – рычу я, когда он кусает меня за бедро. Его пальцы еще во мне, но они больше не двигаются.

– А о чем ты предпочел бы поговорить? – Он невинно моргает. Подлец. Прекрасно ведь понимает, что я на пределе.

– Ни о чем! – огрызаюсь я. – Сейчас – ни о чем!

Вес цокает языком.

– Дорогой, твое поведение не сулит ничего хорошего нашему грядущему браку. Главное в отношениях – это коммуникация.

Я сердито смотрю на него.

– Тогда скажи своему рту начать коммуницировать с моим членом, чувак. Потому что если в ближайшие пять секунд ты не доведешь меня до оргазма, то я…

– То ты что? – насмешливо интересуется он, и я со стоном отчаяния чувствую, как его пальцы выскальзывают наружу. Посмеиваясь, Вес ловит меня за запястья и зажимает их над моей головой. – Ну же. Скажи, что ты сделаешь, Каннинг.

– Я… – Мои глаза стекленеют. Соображать, пока он, еще в брюках, втирается пахом в мой твердый до боли стояк, нелегко. Я пытаюсь вырваться из его хватки, но мой мужчина чертовски силен. Одной рукой он крепко держит меня за запястья, а ладонью второй ласкает мою голую грудь, легко задевая соски.