Зайчики (СИ), стр. 9

Каваец миленько-небрежно пожал хрупкими плечами, солнечно улыбнулся и принялся наматывать на палец локон.

— Не могу, — ответил с музыкальным смешком. — Это не язык вжживху. Другой какой-то.

Лицо Гори потрясенно вытянулось.

— Не шути! — землянина крупно перетрясло и облило ледяным потом. — Ты хочешь сказать — мы здесь застряли без связи? Даже сигнал СОС послать не можем?!

Продолжающий сиять Оди потянулся и пальчиком вдавил на рации две кнопки.

— Уже посылаем, — юноша довольно ухмыльнулся, показав клычки. — Это тебе кровавая месть, И-игорь, за консервы. Я лично стену отмывать отка-азываюсь, пусть проту-ухнет и воня-ает.

Хлопок по кавайской, упругой ягодице от Гори, тонкий девчачий кавайский радостный визг, и омега уже несся прочь.

— Памагити! — верещал, — меня бьют!

Гоняться за Оди Горе неожиданно понравилось. Верткий омега не давался в руки, хихикал, когда землянин хватал вместо него воздух, и ускользал раз за разом, обдавая течным густым ароматом. В конце концов Горя загнал его в проход между двумя бурильными машинами.

— Чем откупишься? — поинтересовался, тяжело дыша.

Оди покусал губу, размашисто обтер взмокший лоб рукавом и переступил с ноги на ногу.

— Поцелуй примешь? — и, не дожидаясь согласия, уверенно шагнул землянину навстречу, распахивая объятия.

========== Минус пассив ==========

В домик юноши вернулись недовольные друг другом. Оди разочарованно вздыхал, отворачивая мордашку, Горя морщил нос.

— Ну, не обижайся, пожалуйста, — землянин был пунцов, аж уши светились рубиновым. — Для меня это извращение…

Каваец жалобно кривил губы, но больше не настаивал.

— А может ты и прав, — вымолвил он, обессиленно опускаясь на свою постель и продолжая держать землянина за руку. — Мы с тобой, — юноша шмыгнул носом, — как братишки. А я пристаю с сексом… Мне должно быть стыдно, да?

Горя отнюдь не считал, что Оди должен стыдиться естественных для него желаний. Его самого терзал стыд. Не сумел ответить взаимностью, не получилось загнать кавайцу крепкого мужского леща, пусть и старался. Едва пристраивался к мокрой омежьей дырочке — и эрекция стремительно спадала. Оди девкой обзывал… Тоска. Дообзывался. Сам, получается, и девка.

Оди смотрел снизу погасшими, влажными шоколадными глазами. Умолял простить.

— Не реви, ладно? — пах он по-прежнему одуряюще. — Я не расстроился, клянусь! А течка у меня скоро закончится, еще пару дней потерпеть…

Оправдывался. О великий космос, оправдывался перед тем, кто не сумел его трахнуть. Такой… Настоящий, живой и теплый. Ласковый, добрый сердцем. Единственное дышащее, разумное существо в радиусе сотен тысяч километров, замученное течными спазмами и стояком.

Блядь.

— Оди, — Горя готов был выть в голос. — А давай как в прошлый раз? Я лягу, и ты… Хочешь? Если зажмурюсь и буду думать о моем Нике…

Каваец резко дернулся, словно от пощечины, и выпустил из ладони пальцы землянина.

— Нет! — его голос взвился и сорвался. — Не хочу тебя снова насиловать! Это гадко и подло! Ты же не кукла и не раб, И-игорь! Ты людь!

— Человек, — машинально поправил Горя, юноша тонул в чувстве вины и плохо понимал, чего несет.

Проклятая нижняя пассивность! Почему он не уни? Оди теперь страдает, уверен — его отвергают, потому что он некрасивый и неправильный. Глупый гордый инох… И исправить положение невозможно, стояк отказывает.

Отчаявшись объясниться, землянин мотнул головой, обеими пятернями взъерошил и без того растрепанные волосы и заскулил по-щенячьи, запрокинув лицо к потолку. Блядь-блядь-блядь. Стыдно-стыдно-стыдно.

«Не мужик ты, Игорёк. Мужская подстилка и давалка. Ёб»…

Оди мягко обнял впавшего в полный душевный раздрай товарища по заключению вокруг бедер и уткнулся лбом ему в пах. Так и замерли, размышляя каждый о своем.

— И-игорь, — позвал через некоторое время омега. — Как думаешь, наши альфы погибли или спаслись? Мне мечтается — спаслись и сейчас нас ищут…

Горе тоже мечталось, что спаслись и ищут. Быстро промокнув выступившие слезы, землянин бережно разомкнул сжимающие бедра руки кавайца и сел рядом с ним на постель.

Миг, и юноши прильнули друг к другу, ища утешения единственным им обоим на данный момент доступным способом — слились в поцелуе, совсем не дружественном. Иначе — свихнулись бы с разума, без вариантов.

И опять повел Оди, мягко, но решительно увлекая землянина в пучину сладкой, ароматной, чмокающей омежьей страсти. А Горя подчинился — добровольно и с радостью. Пассив, да. Кому не нравится, их право не подглядывать. Зато каваец активен за двоих. Странная полудевка с железными, мужскими яйцами.

И все-все у них получилось. Как вдруг Горя поставил стонущего, виляющего задницей, до предела возбужденного Одю в коленно-локтевую? Как влетел в его дырку со смачным хлопком пахом о его ягодицы? Как гнал, рыча низким альфячьим басом, не щадя ни кавайца, ни себя, наслаждаясь жаркой омежьей глубиной, сжимаемый сильными внутренними омежьими мышцами, по-хозяйски наматывая пышную каштановую омежью гриву на кулак и упиваясь вкусом омежьей крови, внезапно наполнившей рот?

А космос знает как. Случилось, нечаянно. И одним абсолютным пассивом в галактике убавилось — ибо Горе нежданно понравилось вести. Именно с Оди, сладким, мокрым, мужественным не девкой и девкой сразу, кавайцем, инохом, знающим язык вжживху и умеющим расконсервировать старательские базы.

Любовь — она выше инопланетных различий и предрассудков. Мдя.

========== Дети матки ==========

/Сутки назад, гибнущий круизный лайнер/

Каваец и землянин смотрели на захлопнувшийся люк спасательной капсулы и молчали. Долго смотрели и долго молчали, подавленные осознанием неизбежности собственной скорой гибели или плена.

Некуда спасаться, только бежать прятаться или оставаться на месте, и будь что будет. Ждать, когда задушит стелющийся по ангару дым? Дым лучше, чем огонь, убивает быстрее, но хуже, чем пираты — те вряд ли убьют, сильные, здоровые рабы на рудниках всегда в цене.

Первым нарушил молчание офицер.

— Вас есть, кому выкупать? — спросил, прикрывая воспаленные глаза веками. — Меня — нет. Билет в один конец. А, сам себя порешу. — и альфа безнадежно махнул рукой.

Дараник фыркнул, отрицая не мужской отказ от борьбы.

— Где вы видите пиратов? — старатель сжал губы в нитку. — Ткните мне пальцем, прямо сейчас, я ослеп. Не можете. А знаете, почему? Потому что здесь нет пиратов. Боюсь, лайнер напоролся на «дикие мины» и пираты тут ни при чем. Слыхали когда-нибудь о «диких минах», офицер?

Арт удивленно моргнул и кивнул. Да, он, разумеется, слышал о «диких минах», смертоносном наследии отгремевшей несколько столетий назад войны между двумя более не существующими цивилизациями, Моро и Баниташ. Те уничтожили друг друга, а выпущенные ими в битвах не взорвавшиеся ракеты до сих пор хищно дрейфовали в открытом космосе по одной и группками, периодически губя корабли.

«Неужели людь прав и пираты ни при чем? — подумал каваец, встряхиваясь. — Верятнее — да, чем нет. Зачем пиратам разбивать лайнер в щепы, взрывами и пожаром губя пассажиров и находящиеся на его борту ценности? Развлечения ради? Ну, айэлли-и, развлечение… Невыгодное!»

Значит, есть шанс выжить и не угодить на рудники. Это неплохо!

— Вы — пилот, — людь пришагнул ближе. — Знаете лайнер вдоль и поперек. Ни за какие богатства галактики не поверю, что здесь не найдется укромного уголка с несколькими скафандрами и запасом пищи. Неужели не обустроили где-нибудь норки?

Парень рассуждал как бывалый, ученый переделками космачик*. И не верил верно — имелась у Арта «норка». Крохотная каютка в центре лайнера, оборудованная утилизатором-сортиром, канистрой воды с «обратным» фильтром-очистителем, встроенным в перегородку шкафчиком-нишей, забитым сухими солдатскими пайками и маленьким аппаратиком переработки воздуха. На двоих хватит продержаться три гала-недели.

Но кто такой этот людь, чтобы брать его с собой в убежище? Друг? Родственник?