Заместитель (ЛП), стр. 168

Он ушел, оставив меня в покое. Когда стемнело, я услышал, как во дворе остановилась машина. Я глубоко вздохнул, но навстречу не пошел. Я ждал.

В холле раздались знакомые шаги, но на этот раз, слыша их, я не чувствовал радости. Он был не один. Наверно, с Фридрихом и Фердинандом. Дверь отворилась, и на пороге показался Линторфф с двумя другими и Гораном позади.

Линторфф подошел ко мне и, встав на колени, обхватил мою голову своими ладонями. Я не мешал ему — только презрительно взглянул. Он немедленно убрал руки.

— Тебе лучше? Мы все очень беспокоились.

— Твоя мать передает тебе сообщение, Линторфф. Она говорит, что вы теперь в расчете: она разрушила твою жизнь, как ты разрушил жизнь своего брата.

Он дернул ртом и закрыл глаза, лицо исказилось от боли.

— Что бы она тебе ни сказала, все совсем не так.

— Я бы не хотел обсуждать это публично, герцог. Отошлите своих людей.

Прежде чем он успел скомандовать, комната опустела.

— Гунтрам, я не хотел, что бы ты вот так об этом узнал. Что бы ни было у нас с Роже много лет назад, я никогда не хотел делать тебе больно. Ты — самое важное в моей жизни. Важнее, чем мои собственные дети.

— Ты убил всю мою семью, убил моего отца. В сущности говоря, ты трахал своего «племянника». Это такое дополнительное наказание Ордена мятежникам де Лилям? — рявкнул я. — Убийства, инцест, содомия. Я ничего не забыл?

— Не было никакого инцеста! Мы не родственники! Я бы никогда не женился на Роже, у меня и мысли такой не возникало! Твой отец отдал тебя мне! Он бы никогда бы не заставил своего сына совершить такой грех! Он очень любил тебя! — заорал он.

— Мой отец отдал меня тебе? — неверяще спросил я. Нет, он не мог быть таким циничным.

— В обмен на жизнь твоего дяди и твою. Я могу это доказать. Он добровольно отдал тебя мне, а я принял.

— Ты признаешь, что убил всю мою семью и испортил нашу репутацию? — я не мог поверить своим ушам, он говорил об этом, как о чем-то незначительном.

— Они были казнены, это так, но не мною. Мой дядя Герман и Лёвенштайн взяли дело в свои руки, потому что я не мог этого сделать. Твоя семья предала Орден и опубликовала много секретных документов. Тебе известно, как наказывают за измену Ордену. Множество линий прервалось в тот год. Я ответственен за казни ассоциатов, осуществленные позже, но не за казнь твоей семьи. Пожар в Пуатье — наш традиционный способ наказания: огонь очищает грехи. Но сам я к нему никогда не прибегал.

— Ты убил троих детей, и Бог знает, сколько еще!

— Я хотел пощадить детей, но Совет решил, что их смерть должна послужить предостережением для остальных. Я ничего не мог сделать. Когда твой отец пришел ко мне, я не знал, что он настолько болен; Жером попросил у меня две вещи — твою жизнь и право выбрать, как умереть. Он предложил тебя, чтобы ты в будущем занял место Роже, и я принял дар, потому что не хотел убивать ребенка! У меня не было никаких сексуальных намерений! Некоторое время я думал о том, чтобы усыновить тебя, так как знал, что у меня никогда не будет собственных детей, но ты не мог бы считаться Линторффом, так что я оставил тебя жить своей жизнью в Аргентине. Я никогда не искал контактов с тобой до того момента, как первый раз увидел тебя в Нотр Дам. Я даже не знал, как ты выглядишь!

— Ты увидел меня в Париже?

— Да. В Нотр Дам во время мессы. Я словно увидел ангела, посланного Богом. Он послал тебя в мою жизнь не где-нибудь, а в храме. Клянусь, я никогда тебя не искал. Я не знал, кто ты, пока ты не назвал свое имя директору Музея Армии. Но уже было слишком поздно — я уже влюбился и не мог тебя отпустить. В Лувре ты так благоговейно все осматривал, что показался мне воплощением искренности и чистоты. Я поехал вслед за тобой в Венецию, твердя себе, что ты такой же, как Роже, но оказалось, что у тебя мягкий и отзывчивый характер. Я заподозрил, что это хитрая западня, придуманная, чтобы поймать меня снова, но подробности твоей биографии — помощь беднякам, работа официантом, университет — соответствовали действительности. Я никогда не заставлял тебя делать что-то против желания и ждал, когда ты будешь готов. Ты тоже сразу же влюбился в меня.

— От этого твои преступления не становятся менее ужасными! Ты — чудовище. Твоя мать назвала тебя жалким, и как права она была! Ты убил моего отца!

— Нет! Я не убивал его. Он выпрыгнул из окна по собственной воле, — заорал он в ответ.

— Это все равно, как если бы ты сам его вытолкнул! Чем ты ему угрожал? Сжечь его сына, чтобы очистить грехи? Запытать до смерти? Заставить его смотреть, как ты убиваешь его брата? — я вскочил с дивана и замолотил кулаками ему в грудь. Он не сопротивлялся. Я ударил несколько раз и зарыдал, как ребенок.

— Я никогда не хотел делать тебе больно, Гунтрам, поэтому ничего не рассказывал. Фердинанд и Фридрих все знали, и они оба поддержали мое решение молчать, — он обнял меня и прижал к себе.

Я замер.

— Убери руки, Линторфф. Я лучше дотронусь до змеи, чем до тебя.

Он пронзительно смотрел на меня.

— Я ухожу, и мне все равно, если мой уход будет означать мою смерть. Ты уже убил меня. Можешь гордиться собой. Моя «линия» прервалась.

— Гунтрам, ты не можешь уйти. Ты это знаешь. Твое место тут, с нами. Ты — мой Консорт. Мой любимый.

— Нет, я был всего лишь твоей шлюхой, и теперь с этим покончено. Отойди.

— Гунтрам, ты сейчас не в состоянии мыслить здраво. Я понимаю, что ты сердишься на меня, но ты не можешь уйти. Куда ты пойдешь? Кто тебя защитит? Когда твой отец отдавал мне тебя, я поклялся защищать и беречь тебя. Я всегда относился к тебе с глубоким уважением и вниманием! Роже никогда не был моим Консортом, а ты — да!

— Я не верю тебе. Мой отец предложил собственного сына такому кровожадному чудовищу, как ты? НЕТ. Он был хорошим человеком, но ты испортил его репутацию, а потом отнял жизнь.

— Ему оставалось жить всего ничего. Он бы умер через два месяца! Он пожертвовал собой ради тебя и ради этой дешевки Роже. Не делай его жертву напрасной!

— Ты лжешь!

— Твой отец оставил письмо, когда уходил из этого дома. Он хотел, чтобы я отдал его тебе в случае необходимости, — заявил он со странным спокойствием, и мне пришлось снова сесть на диван. С болезненным любопытством я следил за тем, как он открывает сейф, спрятанный за рядом фальшивых книг, и достает оттуда папку. Он подошел ко мне и вложил ее мне в руки.

Со страхом я открыл папку и нашел внутри запечатанный конверт, на котором стояло мое имя. Я сломал печать и достал два листа пожелтевшей бумаги, исписанные от руки.

— Что это? — спросил я растеряно.

— Жером принес его сюда уже написанным. Я не знаком с содержанием. Оно адресовано тебе, — тихо сказал он, садясь за стол и в отчаянии обхватывая голову руками.

Я вытер глаза рукавом пиджака и перед тем, как начать читать, несколько раз глубоко вздохнул.

Париж, 15 июля 1989 года

Мой дорогой сын

В моей жизни было только две любви: ты и твоя мать. Господь в своей бесконечной мудрости забрал ее у меня во время родов. Я никогда не винил тебя за это. С юности у нее были серьезные проблемы с сердцем, и врачи всегда запрещали ей иметь детей. Когда мы обнаружили, что скоро у нас появишься ты, мы были безмерно счастливы. Мы считали дни до твоего рождения, и наша вера давала нам надежду на благополучный исход.

Ее высокое давление разделило наши судьбы. Врачи объяснили нам, что необходима операция, чтобы сохранить ребенка, а она только спросила, сколько времени это займет. Последнее, что она мне сказала: «Любимый, думай о том, что через два часа у нас будет малыш».

Когда я первый раз увидел тебя, моя жизнь изменилась навсегда. Ты был божественным даром, и я всегда относился к тебе именно так. Я сделал бы все, что в моих силах, чтобы защитить тебя от любой беды.

Моя жизнь не была безупречной. Жадность моих родственников стала причиной падения рода де Лилей. Отец считал, что мы сможем сместить Линторффа с позиции Грифона. Мы попытались, и мы проиграли. И теперь должны заплатить за это состоянием, положением и своими жизнями.