Заместитель (ЛП), стр. 142

Я снова в Цюрихе. Не по своей воле. Живу с Конрадом.

Тем утром, девятого октября, я получил новый паспорт и собирался сесть на поезд в Париж. С вещами я шел на автобусную остановку, когда мой путь преградил не кто иной, как Горан. Я окаменел, сердце застучало, словно отбойный молоток.

— Спокойно, Гунтрам. Это всего лишь я. Ты меня знаешь. Я не сделаю тебе ничего плохого, — мягко сказал он, как хищник подкрадываясь ко мне. — Иди сюда, братец. Ты должен вернуться домой. Здесь небезопасно, — продолжал говорить он, опуская руку в карман своего пальто.

Его движение напугало меня, я развернулся, чтобы удрать, но двое темноволосых мужчин перекрыли мне путь.

— Расслабься, парень, не усложняй ситуацию, — сказал мне один из них. Я лихорадочно высматривал, как бы сбежать от них, но у меня за спиной стоял Горан.

— Гунтрам, не усложняй жизнь себе и нам. Ты можешь пойти с нами добровольно и избавить всех нас от лишних проблем. Герцог хочет тебя видеть. Он беспокоится о тебе, — успокаивающе сказал он.

— Нет, я не вернусь к нему! — закричал я, поворачиваясь к нему лицом.

— Тогда придется по-другому, — удрученно сказал он своим громилам.

Прежде чем я успел понять, что означали его слова, я почувствовал, как один из монстров прижал к моему лицу резко пахнущую тряпку. Я попытался вырваться, но перед глазами замельтешили черные мушки. Горан успел подхватить меня, прежде чем я рухнул на землю.

Некоторое время спустя я очнулся, и думаю, что я находился на борту самолета, потому что кресла выглядели очень похоже, но это был не самолет Конрада. Рядом со мной сразу же материализовался Горан и ласково сказал:

— Не сейчас, братец. Поспи еще немного. Мы скоро будем дома.

В руку что-то кольнуло, мир закружился, и мне пришлось закрыть глаза, чтобы не стошнило.

В следующий раз я разлепил глаза с трудом. Все тело болело, хотя я лежал на чем-то очень мягком и был завернут в одеяло. Во рту стоял резкий металлический привкус, и очень хотелось пить — словно я несколько дней шел через пустыню. Приоткрыв глаза, я понял, что лежу в постели Конрада, одетый в собственную пижаму.

Я отбросил одеяло и попытался встать, но меня еще мотало. Пришлось ухватиться за столбик кровати, чтобы не упасть. Шатаясь, я побрел в ванную. Попив воды, я почувствовал себя лучше и стал искать, во что бы обуться. Мои тапки стояли там же, где и всегда. Дверь неожиданно оказалась не заперта. Я вышел в коридор и увидел, что в студии Конрада горит свет. Глубоко вздохнув, я постучался.

— Войдите, — послышался глубокий голос Конрада.

Я вошел в комнату, хватаясь за стену. Взглянув на Конрада, я к своему полнейшему ужасу обнаружил, что он просматривает содержимое моего лэптопа. Мой дневник. Он читал его, совершенно не стесняясь. Я зажмурился; слезы подступили к глазам. Теперь он знал всё. Никто еще так меня не унижал!

— Ступай в постель. Здесь слишком прохладно для тебя, — сказал он, даже не взглянув на меня. Я стоял неподвижно и в ужасе смотрел на него. Он — одержимое чудовище, как и говорил Константин.

Захотелось умереть.

— Ты не голоден? — Я отрицательно помотал головой. — Иди, ложись. Тебе нужно отдыхать.

— Ты прочитал мой дневник, — пробормотал я.

— Да, дважды. Мне нужно было понять, что творилось у тебя в голове последние месяцы, что ты делал, и насколько Репин вовлек тебя в свои козни. И чтение дневника — самый легкий и безболезненный способ узнать все это. Иди в кровать. Ты сейчас не в том состоянии, чтобы спорить, — сказал он, бросив на меня пустой взгляд. Тот, который говорит тебе, что лучше подчиниться.

И я подчинился. Побрел обратно по коридору, в спальню и в постель. Я чувствовал усталость, кружилась голова, но заснуть не удавалось. Через некоторое время пришел Конрад. Яростно сдернул пиджак и галстук, отбросил их на стул. Я смотрел на него, и он долго смотрел на меня в ответ; было заметно, как гнев плещется в его глазах, становясь все очевиднее.

— Ты читал мой дневник, — повторил я, больше не выдерживая напряжения. Конрад звучно положил свои часы на столик и приблизился к кровати. Я вздрогнул. Он подался вперед и отвесил мне пощечину, вложив в нее еще больше силы, чем тогда, в самолете. Я упал на кровать и начал всхлипывать.

— Ты не только поцеловал этого ублюдка, ты несколько раз с ним разговаривал! — заорал он. — Я не убью тебя только потому, что ты дважды отказал ему, хотя это означало бы твою свободу. И потому, что ты действительно любишь меня. На этот счет ты никогда не лгал мне. Всё, мы помирились.

Он закончил раздеваться, надел пижаму и лег в постель. Я скорчился на максимальном расстоянии от него, но он поймал меня за талию и дернул к себе, вцепившись железной хваткой. Я попытался вывернуться, но он предупреждающе стиснул меня, и я затих.

— Разве ты не скучаешь по моим рукам? Это последнее, что ты написал в своем дневнике. Успокойся и спи. Поговорим завтра, — понизив голос, приказал он.

Я замер, пытаясь справиться с растущим ужасом внутри.

Следующим утром спящий Конрад все еще сжимал меня в руках. Я попробовал хотя бы на дюйм освободиться от его удушающих объятий и в результате разбудил его. Он отпустил меня, я повернулся и увидел, что он подпер голову рукой и следит за мной, словно хищник. Я отвел глаза.

— Умойся и оденься. Встретимся в гостиной, — коротко сказал он.

На секунду я подумал о том, чтобы проигнорировать его, но я знал, что это бессмысленно. Он всегда берет вверх надо мной.

Через полчаса я вышел к нему в малую гостиную, где уже был накрыт завтрак. Он что-то читал, на этот раз на своем компьютере. Я, как идиот, замер у двери. Вошел Фридрих и мягко улыбнулся мне.

— Доброе утро, мистер де Лиль. Вам лучше?

— Да, спасибо, Фридрих, — шокировано ответил я, втайне радуясь, что хоть кто-то здесь добр ко мне.

— Сядь, Гунтрам. Не стой столбом.

Этот добрым не был.

Дворецкий подал кофе и чай, я получил тарелку Bauernfrühstück*, с меньшим количеством бекона, чем полагается.

— Ты вчера весь день ничего не ел, — шепнул мне на ухо Фридрих.

Когда старик вышел из комнаты, я сразу почувствовал себя потерянным и одиноким. Я медленно принялся за еду — аппетита не было, но я боялся еще больше разозлить Конрада. Мне уже было хорошо известно, что он способен сделать с человеком, который ему не подчинился. Даже русские бандиты думают дважды, прежде чем «перебегать ему дорогу». Я, опустив голову, ел, чувствуя, как он сверлит дырку в моем черепе, попивая черный кофе.

— Сбегать было чрезвычайно опасно и глупо. Ты на самом деле думаешь, что можешь скрыться от меня? Наивный мальчишка. Я могу найти тебя, где бы ты ни прятался. Это только вопрос времени.

— Ты больше мною не интересовался. Я просто избавил тебя от хлопот, — защищаясь, сказал я.

— Я все еще «интересуюсь» тобой. Ты — Консорт Грифона, как тебе известно. Твое место рядом со мной. Какие бы трения между нами ни возникали, они должны решаться приватно. Это было первым правилом, которое я установил для тебя. Ты же нарушил его, дав Репину затянуть себя в свою паутину. Одного этого достаточно для сурового наказания. Я не разговаривал с тобой несколько недель, потому что мне требовалось время, чтобы успокоиться перед тем, как решить, какое наказание для тебя будет подходящим.

Побег был верхом глупости. Твои действия могли истолковать, как предательство, и это стало бы смертным приговором тебе, и если бы я не привел его в исполнение, то это сделали бы ассоциаты. Никто не уходит из Ордена. Ты принадлежишь ему и мне. Я ценю то, что ты, дабы избежать эскалации конфликта, защищал меня перед Репиным.

Я в ужасе смотрел на него. Смертный приговор?

— Твое счастье, что ты так любишь всё записывать. Иначе наше расследование не прошло бы для тебя безболезненно. Честно говоря, никто из расследовавших не мог поверить в твою версию, потому что в такую наивность трудно поверить. Но проверка компьютера показала, что все записи в дневнике сделаны именно в те даты, которые на них стоят. На настоящий момент другие ассоциаты не знают, что тебя не было шесть дней. Официальная версия будет такова: ты навещал старых друзей на юге Франции, путешествуя, как студент.