Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы (СИ), стр. 39

Маленькая керамическая лампадка с узором. Заполняется маслом, вешается перед иконой и горит. Здесь — заполнена белым порошком и заткнута тряпицей.

Ни один нормальный русский человек священные сосуды без спроса трогать не будет. Что идёт при причастии — только руки священнослужителей касаются. Елейник — не потир или дискос, но тоже — церковная утварь.

Это ж надо быть ненормальным, у меня недо-выученным вчерашним язычником-мари, чтобы вытащить из ящичка все четыре, бывших там, одинаковых, замотанных в тряпки лампадки, размотать полностью и из каждой выдернуть затычку!

«Любопытство — не порок, а…».

Вот тут народные мудрости расходятся. Например: «… а основа для карьерного роста в таможенной службе».

Неуч! Бестолочь! Святотатец!

Безусловно. Больше скажу — идиот. Сунул палец и облизнул.

Факеншит! Он что — там сахар хотел найти? Так сахара на Руси вообще нет!

Хотя… все химики до конца 18 века именно так и поступали. Увидел новое вещество — лизни. В описании обязательно нужно указать вкус. При получении синильной кислоты… у шведов были потери в личном составе.

Здесь я толокся на берегу и уловил этот момент. Понял что случилось. А как не понять? От парня вдруг несёт чесноком за версту.

Сразу прибежал с криком «блин маслянистый». Приглядывал со стороны за барахлишком? Особо заинтересованный?

– А-а-а! Кто посмел наши священные сосуды трогать?!

Первым делом — свои. Умника-таможенника — к лекарю:

– Промывание желудка. 2 чайные ложки соли на литр воды. (Факеншит! Чайных ложек здесь нет!) С пальцев — смыть с мылом. (Слава богу, хоть мыло у меня есть) Клизму — вне очереди! Бегом! Теперь с тобой. Это — что?

Опять… зудёж, звиздёж и юлёж.

«Я — не я, корова — не моя» — старинная русская стратегия. Когда попался «на горячем».

Лампадки — ихние, но вот внутри… «Не знаю, не ведаю». Врёт. Хорошо видно облегчение, когда я взялся за другие сосуды. Знает, что с начинкой — только один.

Чимахай голый прибежал, в одной руке — срам, в другой — горшок. Пока пустой. Ему первому клизму вкатили.

– Ты пошто сосуды церковные опаганил?!

– Я опоганил?! Это что?

– Елейник. Внутрь наливают елей…

– Что внутри сейчас?

– Да ничего! Пустые они! Как с епископского двора принесли, так и не трогали. О-ой… я… погоди тут, надобно мне…

Чимахай бычился-бычился, да и убежал. Понос-то… не переспоришь. А «блина» я взял жёстко.

– Так ты, значит, брат Сосипатр? Сщас ты у меня своего «патра»… попробуешь.

Повязал, разложил и предложил ему продегустировать. Наполнителя с того елейника.

О как… А субъект-то из другого монастыря — Борисо-Глебского.

Я про это уже… На месте убийства святого князя Глеба возле Смоленска стоит монастырь. Одна из самых почитаемых обителей «Святой Руси». Соответственно — богатая. И насквозь «блатная». Попасть туда нормальному человеку со стороны — нереально. А уж удержаться… Или — «лапа волосатая», или — «ума много».

Дурдом. У меня здесь. С одной стороны моего таможенника крутым рассолом из всех отверстий выворачивает, с другой — три здоровых мужика за углом избы на горшках сидят.

Тужатся, орут, будто рожают кого-то. А звать его… Катарсис.

Аристотель так и описывал: трагедия, вызывая сострадание и страх, заставляет зрителя сопереживать, тем самым очищая его душу, возвышая и воспитывая его.

Вот сели они в рядок и… со-переживают. Одновременно воспитываясь и очищаясь.

Тут, под руками, этот визжит. Жрать, понимаешь, своё порошковое добро — не хочет. Обделался… фундаментально. Я, честно, думаю, что клизма такого бы результата не дала. Запах…

Я ему по-хорошему:

– Колись, падла. Зачем отраву притащили?

А он мне, нагло так, «дурочку включил». Вздумал «Священным Писанием» от меня отбиться. Эх, дядя, ты бы лучше чем-нибудь фугасно-осколочным попробовал…

Как я уже неоднократно докладывал, наличие бороды делает человека чрезвычайно ухватистым. В смысле — есть за что ухватить. И я ему так это, от души, столовую ложку прямо в грызлице. И отпустил. Сижу-разглядываю. Как он в наручниках застёгнутых, к бревну пристёгнутый, по двору елозит.

Объяснил спокойно. Что жить ему — полчаса времени. Со всеми предшествующими симптомами. От головной боли и тошноты, до судорог и комы. Есть время помолиться и оправится. Впрочем… актуально только помолиться.

* * *

Стратегия поведение объекта на допросе зависит от его представления о месте в простейшей классификации: допрос — конвенциональный или нет?

Если допрашивающая сторона ограничена конвенциями, то можно послать. Целенаправленного причинения вреда здоровью или убийства не будет. Понятно, что будет запугивание, психологическое давление, создание… неудобств. Однако ваша смерть может случиться лишь в силу некомпетентности или бюрократических нестыковок. Типа: на вас гавкнули, вы испугались и умерли. Сердце слабое. А следак — полено — предварительно не поинтересовался состоянием вашего здоровья.

При неконвенциональном допросе, впереди — ваша смерть. Болезненная или не очень. Тут правильнее «включить дурочку». «Чистосердечное признание приближает убивание». Оно вам надо?

Однако понять в какую половину классификации попал… очень не хочется.

* * *

Монахи на «Святой Руси» традиционно пользуются уважением. «Блин», выдернутый из «сладкой жизни» в одной из самых уважаемых обителей, был, возможно, «мастером обмана». Но готовностью к насилию над собой, к своей собственной смерти — не обладал. «Бесогон» так бы не раскололся. Просто из свойственного этой категории людей упрямства. Этот же вздумал пойти на сотрудничество — откупиться от меня словами.

Дальше он в десять минут, живенько так, изложил всю трёхслойную конструкцию их миссии.

Внешний уровень: коли смоленский боярин Аким Рябина, со своими смердами в большом количестве, отправился на новые земли, в местности, светом веры Христовой доныне не осиянные, то архипастырь послал вослед добрых пастырей для окормления и от происков диавольских отвращения. Чисто забота о душевном здравии прихожан Смоленской епархии. Свои ж люди — как не порадеть?

Средний уровень: то, о чём я толковал Ионе в Муроме. Стрелка ни к чьей епархии не относится. «Новая земля», «пустое место». Смоленский епископ шлёт своих людей вести проповедь, создавать общины христианские. А там и приходы церковные явятся.

На мой вкус — далековато от Смоленска. Но решаемо. Появляется тема для торга с тем же Антонием Черниговским или Федей Ростовским. «Ты — мне, я — тебе». И — обменялись.

Внутренний уровень: Ваньку извести.

Оп-па.

А поподробнее? — Тут — мутноватенько.

«Блин» бился в истерике, брызгал слюнями, требовал противоядия — очень не хотел умирать. Перспектива близкой встречи с высшим судией — его пугала. Почему-то. Нагрешил, видать, много. А я продолжал интересоваться. Подробностями и деталями.

Причина — ему неизвестна. Приказали и благословили.

Предполагаю — мои давние игры с «самой великой княжной» и «частицей Креста Животворящего» — не забыты. Смоленский князь Ромочка Благочестник — благостен и злопамятен.

Прямых инструкций ни от князя, ни от епископа — «блин» не получал. Вообще, княжеская служба в подготовке миссии не засвечивалась. Чисто епархиальные дела. Причём и сам Мануил Кастрат, человек уже весьма преклонных лет, ничего такого… Допустил к ручке, благословил на подвиг и отпустил с богом.

Нехорошо, непонятно. «Извести» — прозвучало из уст чудака из старшей братии Борисо-Глебского. Исключительно ему, особо доверенному Сосипатру. Остальная команда — из Свято-Георгиевского.

Свести их вместе мог только владыко…

Я епископу, вроде, на мозоли сильно не наступал. Или Ромочка перед владыкой исповедался, и тот решил наказать «забавника»? Или — решение уровнем ниже? «Потьмушники» напрямую с духовными снюхались?

Если своеволие подчинённых — можно «стукнуть» Кастрату. Во избежание повторов. Если с самого верха — устроить скандал. С участием других епископов. Типа: