Казнить или помиловать? (СИ), стр. 34

— Ты очень красивая, Рита. Хрупкая, слабая, совершенно не приспособленная к жизни в мире убийц. Именно поэтому ты вызываешь такой резонанс. Желание испытать тебя, испортить, покорить, — как будто лаская каждое слово языком, проговорил Кант, едва касаясь моего лица тонкими, длинными, как у пианиста пальцами.

Я не могла пошевелиться, вслушиваясь в то, что он говорил. Его прикосновения так разительно отличались от всех, что я ощущала за этот месяц, перевернувший всю мою жизнь, что я начала сомневаться в реальности происходящего, ожидая подвоха. На душе становилось тревожно, боязно, холодок прошелся по спине. Так было всегда, когда я ощущала себя уязвимой, так было и сейчас. Я о нем ничего не знала, кроме того, что мне довелось разузнать у Драко или услышать самой.

Я отстранилась, потупив взгляд в пол, обхватив себя руками, набравшись смелости, посмотрела на него снова: смиренно-выжидающего. Он возвышался надо мной, но не давил, не заполнял все пространство, не давая дышать, чем не брезговал мучитель. Он был другим, непохожим на остальных, и я это чувствовала, а, возможно, мне просто хотелось так чувствовать. Но одно я знала точно — мне не хотелось, чтобы он уходил.

— Скажи мне свое имя, настоящее имя… — мой голос прозвучал неуверенно, приглушенно, я проглотила собравшийся ком.

— Глеб, — односложно ответил наемник, сохраняя невозмутимую маску, что надел, как только я отошла от него.

— Как ты попал сюда?

Я знала, что это личное, прошлое, забытое, возможно болезненно, и не каждый готов о нем рассказать, но только таким способом здесь можно было узнать человека, и я не хотела его упускать.

— Моя сестра втянула меня в систему. Она была старше на несколько лет, смышленее, усерднее, тренировалась изо дня в день, но это не уберегло ее от смерти, — коротко ответил Кант, смотря прямо в мои глаза. — Еще вопросы?

— Нет, — полушепотом сказала я, нервно заламывая пальцы на правой руке.

— Вот и славно, — задумчиво прозвучал его голос.

Секунда и он прижимает меня к себе, решительно целуя мои губы в переполненном отчаянием и гневом поцелуем. Его язык проходится по ровному ряду зубов и скользит по небу, переплетается с моим, танцуя лишь ведомый ему танец. Я подчиняюсь, отвечая влажно, горячо. Запускаю свои пальцы в мягкие, русые волосы наемника, наклоняя его к себе еще ближе. Жарко. Его руки крепко удерживают меня, но при этом не причиняют боли. Это схоже с безумием. Мы растворяемся в ощущениях, не желая прекращать. Ласкаем друг друга, пробуем на вкус, окруженные жестокостью и болью. Сходим с ума за секунды в огне, что разгорается между нами, и тут же тушим это пламя, жадно хватая воздух. Короткий поцелуй, и Кант отстраняется от меня, забирая с собой остатки тепла. Я глубоко дышу, наблюдая за тем, как он, покачав головой, уходит, оставив меня.

Прикрыв глаза, я восстанавливаю дыхание; кусая губы, прихожу в себя, вторгаясь в реальность, и снова чувствую ненавистную мне боль с привкусом сласти.

Глава 22

Этой ночью я не смогла уснуть. Приняв позу эмбриона, я вслушивалась в раскаты грома за окном, в скрип веток могучих дубов, что гнулись под сильными порывами завывающего ветра и неустанно барабанящими ледяными каплями дождя, проливной стеной обрушившегося с небес. Развернувшаяся гроза бушевала, превращаясь в неукротимый ураган, что ранее вселял в меня страх, а теперь был так близок моему сердцу. Хотелось с головой окунуться в эту по-своему прекрасную стихию, пропасть в ней, не оставив и следа из прежней жизни. Но едва различимые голоса, доносившиеся с коридора, заставили меня подняться и вплотную подойти к закрытой двери, ведь один из них принадлежал никому иному, как Руслану, а вот второй определенно был женским, смутно знакомым.

— Она может погибнуть, — игриво протянула девушка.

— Ты на это рассчитываешь? — холодно, с нотками недовольства произнес мучитель.

— Нет. Я уже давно ни на что не рассчитываю.

Глухой звук отозвался рядом с дверью, как будто что-то вжали в стену, точнее кого-то и этим кем-то определенно была девушка, которую сейчас зажимал мучитель. Мне стало не по себе. Я занервничала, кусая обветрившиеся губы, но мои ноги как будто приросли к полу, и отступить я уже не могла, продолжая бесстыдно вслушиваться, ожидая услышать хоть грош важной информации, которая могла проскочить в их разговоре.

— Но продолжаешь приходить в мою спальню?

Тембр его голоса был излишне искусно подобран, а вот стон, сорвавшийся с губ девушки, стал для меня неожиданностью, от которой неприятная дрожь прошлась по телу, заставляя обнять себя за плечи. Он касался ее, определенно касался: горячо и властно, и она этого хотела, она хотела его, нетерпеливо расстегивая ремень его брюк так, что пряжка отозвалась звонким звуком, вскользь соприкоснувшись, по всей видимости, с чем-то металлическим.

— Я не заметила, чтобы ты был против. Даже сейчас, когда я чувствую на тебе ее запах, и знаю, что ты был с ней, ты возвращаешься ко мне, — на последнем слове ее голос дрогнул и очередной пошлый стон сорвался с ее губ, а меня как будто током пронзило.

Казалось, что я способна задохнуться в своих эмоциях. Меня будто макнули с головой в вязкую, отвратную жижу, что обволакивала меня и душила. Я чувствовала себя гадко, паршиво, подслушивая то, что не предназначалось для моих ушей, но продолжала стоять на месте, не рискуя и шагу ступить в сторону, боясь быть услышанной.

Он трахал ее: тягуче медленно, вкушая каждый учащенный вдох и выдох, вжимая ее тело в каменную стену, о которую она терлась спиной. Она шептала ему что-то приторно-сладкое, отчего у меня зарождался рвотный рефлекс, а мучитель учащал фрикции, упираясь рукой о мою дверь, что поскрипывала с каждым толчком. Я сделала всего шаг назад и по своей везучести встала на половицу, которая отозвалась скрипом. Тут же стиснув крепко челюсть, я внимательно прислушалась к происходящему за моей дверью. Мастер на какое-то мгновение остановился, а вот его наложница, пошло постанывающая от его манипуляций, вернула все его внимание к себе, и я облегченно выдохнула: я осталась незамеченной.

Время тянулось очень медленно, а разворачивающаяся сцена по ту сторону двери набирала обороты, отчего мне становилось тошно, в который раз тошно. Хотелось распахнуть эти двери, врезать мучителю, а потом отметелить его швабру, которую он решил трахнуть именно возле моей гребанной двери! Я злилась, я чертовски злилась, прежде никогда не испытывая таких порывов. Мне хотелось то ли закричать, чтобы все это прекратилось, то ли пристрелить их обоих, чтобы неповадно было, но кульминационный стон, а это был именно он, потому что девушка едва ли не всхлипывала, моля его не останавливаться, прервал все мои размышления, а внутри как будто вулкан взорвался. Меня окатило жаром, потом холодом и снова жаром от приглушенного стона мучителя, который, по всей видимости, кончил вслед за девушкой. И вот тут мне стало не по себе, щеки уже пылали, как и все тело от воспоминания его рук, ласкающих меня, которым я так сопротивлялась, от его голоса с искусно подобранным тоном для того, чтобы успокоить меня, не признающую его. Я замотала головой, отгоняя дурман, матерясь про себя на себя же. Как я только посмела провести эту параллель, как только в моей голове зародились подобные мысли, дерьмо!

— Ты сегодня необычайно хорош, — промурлыкала наложница.

— Разве? — как-то безразлично произнес Руслан, по всей видимости, застегивая пояс на своих брюках, потому что я снова услышала звук пряжки. И тут же раздался глухой звук удара, как будто он вжал ее тело в стену снова, с силой схватит ее за шею. — А я думал, что я всегда хорош, — зло рыкнул мучитель, а от тона его голоса мое тело пробрала нервная дрожь, и страх мелкими крупицами стал расползаться по телу.

— Да, мой мастер, я прошу прощения, — залепетала она, но интонация ее голоса выдавала ее с потрохами.

Она боялась его, определенно боялась, как и любой другой человек, знакомый с ним. Разве что Арчи не испытывал этого, но он был еще большим монстром, хоть с недавних пор я не была в этом уверена, потому что намерения Жреца видны в его глазах, а вот Руслан все держит при себе, он никогда не выдает себя. В одну минуту он добр и благосклонен, а в следующую расчленяет твое тело с непроницаемой маской на лице.