Дом Черновых, стр. 104
— Ничего особенного… Есть известие, что сын ваш в Сибири теперь, в ледяном походе участвует. Братья в Минусинске мельницу держат, но — небогато живут. А вот насчет супруга вашего — читали? в газете было…
Варвара побледнела.
— Не пугайтесь: плохого пока нет. Из Англии он уехамши, на Дону теперь обретается, с белыми, при штабе чем-то состоит. Можно, пожалуй, порадоваться за него. Писем не имеете?
Варвара махнула рукой.
— Какие письма? С четырнадцатого года не пишет…
— Пожалуй, что это и хорошо, — задумчиво сказал Крюков.
— Что же тут хорошего? Видно, что все поставил на карту. Опять вмешался в политику.
— Большая игра, что и говорить. Чья возьмет — не известно. Но, по-моему, — в самый раз он с белыми соединился.
— Ведь вот вы, кажется, не большевик, а с большевиками ладите. Ваши-то взгляды какие?
— Взглядов моих я не скрываю, Варвара Силовна. Я — спец, фабрикой управляю, и пока нужен им. Приспособляться надо, Варвара Силовна. Плетью обуха не перешибешь, сила солому ломит. Вот по всему городу теперь повальные обыски. Придут, конечно, и к вам: Чеке отлично известно, чья вы дочь и чья жена. Специально за этим шел к вам — предупредить. Приготовьтесь— и чтобы ни синь-пороха не было, ничего подозрительного, особливо насчет переписки. Боже сохрани! А лучше всего — съехать бы вам от дочери: на недельку спрячем вас, а там, глядишь, все обойдется, в особенности ежели при обыске ничего не окажется. Ну, прощевайте! — закончил Крюков, вставая. — Там, за занавеской, я мучки с полпудика принес — в счет Кости по фабрике. После сочтемся.
По уходе Крюкова Варвара упала на кровать, вцепилась зубами в подушку, чтобы не разрыдаться. Больное сердце то замирало, то начинало бурно колотиться в груди. Задыхалась. Руки и ноги дрожали. Чувствовала близость какой-то печальной развязки всей ее жизни: что делать, куда идти, где спрятаться? Так вот она — русская революция! Мечтала о славе и богатстве, когда шла за Пирогова, думала министрихой от революции быть, а тут какой-то ураган вдребезги разбил всю жизнь.
В комнате стемнело, когда пришла Лиза — в валенках, в дубленом овчинном тулупчике.
— Хоть бы огонь зажгли! — сказала она раздраженно, сбрасывая полушубок. — Спят — и горя мало… Селедку принесла, вставайте!
Старуха зашевелилась в углу, села.
Лиза долго при помощи медной зажигалки возилась с лампадкой.
— Я не сплю, Лиза, — отозвалась Варвара. — Нездоровится мне.
Убогая комната слабо осветилась неверным, мигающим светом.
— Кто это был здесь? — дребезжащим голосом спросила Настасья Васильевна. — Кронид будто.
— Поехала! — возразила Лиза. — С того свету, что ли?
— Али, бишь, умер он. А ты не кричи, чего кричишь?
Лиза ничего не ответила, развертывая принесенный сверток.
Варвара смотрела на ее широкую спину, на большие, красные от мороза руки. Неужели эта мужиковатая, огрубевшая девушка в валенках — ее дочурка Лиза? Казалось, еще недавно бегала в коротеньком платьице, с ленточкой в белой, как лен, косичке, ластилась к матери, а теперь простуженным басом говорит…
— Лиза, купила бы ты мне фунтик яблочек на рублевочку! — жалобно сказала старуха. — Рублевочка-то есть у меня: в платочке завязана.
— Бабушка! как ты не понимаешь ничего! Рублевка теперь ничего не стоит. Совсем из ума выжила!
— Оставь ее! — сказала Варвара. — Крюков был, муки принес. Предупреждал, что по городу обыски идут…
— Оружие ищут. А какой дурак будет держать его, себе на погибель? Ерунда!
— Отчим твой у белых теперь…
— Читала. Обыска ждать надо. Если придут, беги на улицу с черного хода, а уж я отбоярюсь…
— Крюков советует мне на время к ним переехать.
— Где все? — бормотала старуха. — Были — и нет никого. Все в могиле. Богатство-то наше куда подевалось?
Послышался стук в парадную дверь. Лиза выскочила в коридор; с лестницы хорошо был слышен ее густой голос и еще несколько женских и мужских голосов.
Захлопали дверями соседние жильцы. Чье-то испитое лицо просунулось за занавеску и, прошипев: «С обыском» — исчезло.
Варвара накинула на плечи шубу и выскочила на двор через пустую кухню.
По коридору слышались тяжелые шаги и мужские голоса.
Настасья Васильевна, высокая, худая, как скелет, с трясущейся головой поднялась с жалкого ложа и, горделиво подбоченясь, сказала блеющим голосом:
— Не сметь сюда входить! Выдьте вон при моем виде!
Ночевавшая у Крюковых, занимавших флигель во дворе у Кузина, Варвара утром узнала, что Лиза после обыска арестована и сидит в тюрьме.
Варвара тотчас же отправилась в Чека.
Чрезвычайная комиссия помешалась в бывшей городской управе. Это был большой, двухэтажный белый дом на главной улице города. Ей приходилось и прежде бывать в светлых, высоких комнатах управы. Но теперь у дверей стояли часовые в красноармейских шлемах. Ее пропустили в приемную, где в ранний утренний час еще не было никого.
Она села на скамью и стала ждать.
Из боковой двери выглянул высокий красноармеец в длинной кавалерийской шинели. Вежливо спросил ее фамилию и скрылся.
Через несколько минут тот же человек в шинели выглянул в дверь и сказал громко:
— Гражданка Пирогова, пожалуйте!
Варвара вошла в маленький кабинет, где около письменного стола сидели три молодых парня в косоворотках.
— Что вам угодно? — спросил один из них.
— Я прошу освободить мою дочь, — сказала Варвара, откинув дрожащую голову, и поискала лорнетку в ридикюле, но лорнетки не было.
— Вас вчера не оказалось дома, и поэтому она арестована. Нам нужны вы!
— Если нужна, то вот я, — возразила Варвара.
— Нам нужны сведения о вашем муже. Вы в переписке с ним?
— Нет.
— Вам не известно, где он?
— Не известно, я уже несколько лет не имею от него никаких известий.
— Так.
Молодой человек порылся в бумагах. Потом сказал:
— Он изменник революции. Вы должны иметь в виду, что если будет обнаружена ваша переписка с ним, то вам грозит суровое наказание. К вашему счастью, обыск не дал таких результатов.
— Их и не могло быть, — сказала Варвара. — Надеюсь, что арест моей дочери не будет продолжительным?
— А с вашим покойным сыном вы переписывались? — неожиданно спросил чекист.
Варвара вздрогнула и вдруг откинулась на спинку стула с помертвевшим лицом. Комната пошла кругом перед ее глазами. На минуту она потеряла сознание.
— Выпейте воды! — прозвучал над ней чей-то голос.
Она дрожащей рукой взяла стакан и выпила несколько глотков. Зубы стучали о стакан, несколько капель пролилось на платье.
— Я не знала, что его… уже…
Спазмы сжали горло. Слезы медленно потекли из глаз, но лицо казалось неподвижным. Огромным усилием воли она овладела собой.
— Он — убит?
— Нет, нам известно, что ваш сын, находясь в армии Колчака, умер от тифа. В бреду убежал из лазарете в поле и погиб там во время бурана.
Варвара прижала платок к глазам и долго не отнимала его.
— Можете идти! — сказали ей. возвращая документы. — Дочь ваша будет выпущена сегодня же.
Варвара встала. Прежнее самообладание вернулось к ней.
Глаза были сухи, лицо — каменное.
Не помнила она, как очутилась дома, на кровати. Когда открыла глаза, у изголовья стояли доктор Зорин и Лиза. Бабушка сидела на сундуке, как бы кивая трясущейся головой.
— Что со мной? — едва слышным голосом прошептала Варвара.
— Ничего особенного, — ответил Зорин. — Легкое переутомление, маленькое нервное потрясение.
— Три дня без памяти лежала, — мрачно сказала Лиза.
Варвара рванулась к дочери, но силы оставили ее: голова упала на подушку.
— Лиза! — прошептала она. — Ты здесь! свободна!
— Молчи, — наклонилась к ней Лиза. — Все благополучно. Не волнуйся, мама: вредно тебе.
— Вам нужно правильное лечение, Варвара Силовна, — продолжал Зорин. — Здесь обстановка неблагоприятная, но я похлопочу, чтобы вас приняли в больницу.