Инициация, стр. 70

Палая листва, покрывавшая гравий, приглушала хруст шагов. Дон направился к задней двери дома. Стук сердца отдавался в ушах. Он и раньше не чувствовал себя здесь в безопасности, а уж теперь… Он раскрыл дверь, и они вместе с Туле шагнули навстречу неизвестности.

Кухня, залитая тусклым лиловым светом, была похожа на пещеру.

Привычные звуки были еле слышны или не слышны совсем: капли падающей из крана воды, поскрипывания и постанывания старого дома, щебет птиц во дворе — все затихло или исчезло. Воздух был насыщен электричеством, как перед грозой, и Дону показалось, что его обступают силы тьмы.

В этой неестественной тишине раздавалось лишь жужжание мухи, бьющейся о стекло над мойкой. Голоса миллионов обреченных душ, слившиеся в пронзительном гуле, при виде неумолимого рока, который явился из глубин вселенной и надвигается на них, заслоняя горизонт. Он так и видел перед глазами эти призрачные лица, пока не сморгнул, прогнав их; он подошел к окну и, секунду помедлив, прихлопнул попавшую в западню муху, одним ударом покончив с миллионами несчастий.

— Почему ты, дорогая? — спросил он у пятна на стекле. — Чем вы, Моки, так отличаетесь от всех остальных приматов на нашем шатком-валком земном шарике?

Он открыл кран и глотнул воды, которая ожгла его, как кислота, и огляделся вокруг, ожидая следующего поворота событий, нового знака, наступления того, что неминуемо должно было его настигнуть. Он заметил, что дверь погреба приоткрыта сантиметров на десять. Мрачно улыбнулся, подошел к двери, распахнул ее и, стоя на пороге, уставился в пахнущий плесенью мрак и скрытые в нем тайны.

— Ради всего святого, не надо, пап, — произнес Курт.

Он стоял возле кухонного стола. Волосы его растрепались, глаза вылезали из орбит, одежда, забрызганная кровью, была изорвана, будто он кубарем скатился с горы. Он был весь в грязи. Сломанная левая рука бессильно болталась.

— Отойди на хрен от этой гребаной двери.

Оглянувшись на сына, Дон слегка покачнулся, влекомый притяжением лестничных ступеней, тянущих его вниз и ждущих его падения. Он схватился за раму, оперся на нее и перевел дыхание:

— Ты жив. А где Аргайл?

— Жив, да. Аргайл… Дяди Аргайла больше нет. Эти ублюдки забрали его.

Курт шагнул к кладовке. На нем был только один ботинок, и на полу остался кровавый отпечаток, похожий на след от мухи на стекле.

Дон отчаянно хотел подойти к сыну, обнять его, но все силы уходили на то, чтобы мертвой хваткой цепляться за дверную раму, не давая космическому хоботку засосать себя внутрь.

— Что там случилось?

Курт беззвучно рассмеялся, и плечи его затряслись. Он отхлебнул из бутылки хереса, оставшейся от последней вечеринки. Затем с заметным усилием взял себя в руки и ответил:

— Они появились прямо из деревьев и схватили его. Аргайл не мог бежать, папа. Больная нога. Он даже особенно и не пытался. Стоял, размахивая тростью, и кричал. Я оставил его там. За мной эти говнюки не гнались. Мы заплатили кровавую мзду за то, что зашли на их территорию, и они отступились. Если бы они заявились сюда, с нами уже было бы кончено, — в глазах у Курта стояли слезы, и он сделал еще один огромный глоток из бутылки. — Бежать все равно бессмысленно. Мы нигде не будем в безопасности — ни в городе, ни в бункере. Монстры достанут нас везде.

Они появились прямо из деревьев. Дону было нетрудно представить, как это произошло. Курт и Аргайл шли по лесу, постепенно начиная обращать внимание на дверцы, вырезанные в стволах деревьев. В какой-то момент, незадолго до захода солнца, эти дверцы распахнулись, и обитатели древесных нор вырвались наружу. Приходится признать, что эти монстры не ползают вперевалку. А еще Создания Тьмы и их служители не любят солнечный свет, их боги обитают в непроницаемом мраке. Они только и ждут, когда Солнце померкнет, а Терра остынет и оледенеет. Это не всемогущие противники, хотя и очень сильные. Значит, есть, как минимум, искра надежды получить передышку.

— Я так понимаю, Хэнка ты не нашел, — сказал Курт.

— Он зашел в дольмен. Я умолял его этого не делать.

— Те, что там ползают, наверняка его прикончили. Они похожи на червей, хотя это и невозможно. Черви не передвигаются с такой скоростью. Не вырастают до таких размеров. Даже в океане, — Курт смотрел куда-то вдаль, и на лице его застыло смятение. — Там, в лесу, двери. Повсюду.

— Я знаю.

— Нужно что-то делать.

— Разумеется.

— Надо звонить в полицию, в ФБР. Куда-нибудь.

Перед глазами Дона вспыхнула картинка: Бим и Бом, залитые кровью, заходятся в крике.

— Я уверен, что правительство в курсе, хотя бы приблизительно. Это же не сегодня началось. Что-то мне подсказывает — помощи ждать неоткуда.

— Угу, — кивнул Курт. — Я тоже так думаю. А как, по-твоему, дед или Лютер что-нибудь знали?

— Да какая разница?!

— Для меня есть разница. Я хотел бы знать, на чьей они были стороне.

— Опять же, какая разница?! Их давно нет, а мы влипли.

— Мой мир перевернулся. Мне было бы спокойнее думать, что наш род не был заодно с Моками. Коллаборационисты хреновы. Может быть, и не все. Может быть, те, кто не вписывается в их планы, просто исчезают, и поэтому мы застали только эту старую каргу Бабетту вместе с Ивонной. Остальные же… Думаю, что Холли мы больше не увидим.

— Давай не будем опускать руки.

— Очнись, папа. Мама втянула Холли в какую-то скверную историю. Не иначе какой-нибудь темный ритуал или что-то в этом роде.

— Ну да, не думаю, что они там жгут лифчики или празднуют наступление менопаузы. Но зачем же сразу предполагать худшее? Может, ничего и не случится. Она любит твою сестру.

— Если ты не можешь повлиять на тех, кого любишь, на кого ты вообще можешь повлиять? Сестренка серьезно попала. Если Холли и вернется, это будет уже не моя сестра. Мама ведь давно уже не та, которую я знал в детстве. Года с восьмидесятого это какой-то безликий заменитель. Ведь именно тогда она нашла своих обитателей Полой земли, да? Червей.

— Ползунов, — поправил Дон.

— Что?

— Их кто-то так называл… этих существ из деревьев.

— Я видел их лица. А что ты знаешь об этом дерьме? Почему ты ничего мне не сказал?

— Я забыл. Если повезет, то забуду снова. А нам надо беспокоиться о другом. Есть вещи пострашнее.

— Честно говоря, как раз мама пугает меня до усрачки. Она заправляет всем этим цирком. Нам надо делать ноги, пока она не явилась домой и не увидела, чем мы тут занимались.

Дон посмотрел на погреб и печально улыбнулся:

— Боюсь, уже слишком поздно.

Курт отставил бутылку. Его грязное лицо блестело от пота. Сломанная рука причиняла боль, и эта боль усиливалась с каждой минутой, по мере того как проходил шок и ослабевало действие адреналина, и холодная реальность вступала в свои права:

— Я чувствую. Еще как чувствую. Там, внизу, что-то ужасное. Ты хочешь туда спуститься, правда?

— Хочу? — Дон покачал головой. — Даже близко не хочу. Я собираюсь спуститься, потому что другого выхода нет. Никакого.

— Ну тебя к черту! Мы сейчас запрыгнем в мою тачку и выжмем газ до упора, — Курт стряхнул с себя оцепенение, сорвал со стены телефон и неловко принялся набирать номер здоровой рукой, зажав трубку подбородком. Он, без сомнения, звонил Винни, и, несмотря на все обстоятельства, Дону стало ужасно любопытно, что именно он собирается ей сказать. Дорогуша, из пространственного тоннеля выползли твари с планеты Икс, и нам надо линять, пока не поздно! Но он не дозвонился и с отвращением бросил аппарат на кафельный пол. Судя по выражению его лица, до безумия было недалеко. У него был остекленевший взгляд человека, который увидел, как его квартал разбомбили, а вокруг все усеяно трупами.

Уже не в первый раз за свои восемьдесят с лишним лет Дон убедился, что одна из самых невыносимых вещей на свете — это видеть сильного человека сломленным. Он сказал:

— Сынок, ты прав. Залезай в машину и езжай домой к своей чудесной жене. К ребенку.