Инициация, стр. 63

— Вы никаких звуков оттуда не слышали?

— Нет, мистер Мельник.

— Там какое-то движение. Массивное смещение. Держитесь подальше от этого места.

— Не вижу смысла спорить.

— Собирайте оборудование. Поместимся на вертолете и вчетвером.

Ордбекер рассмеялся:

— Не думаю.

— Хорошо, летите вместо меня. Мне все равно придется топать на метеостанцию и снимать Нунана с его дерева. Вы что-нибудь знаете о нем? Он пьет? Похож на ненормального? Кроме очевидных вещей, конечно.

— Очень приятный человек. Работяга. От разлома ни на шаг не отходил. Вечером пришлось силком тащить его в лагерь на ужин. Просидел у костра несколько часов, просматривал инструкцию и какие-то документы при свете фонаря. Утром все было нормально, а в районе обеда он отправился в пещеру, о которой я вам говорил. Я прошел за ним несколько метров. Но без припасов и без напарника снаружи, который смог бы нас вытащить в случае чего, это было слишком рискованно, и я вернулся. Из-за помех не смог дозвониться до базового лагеря. Прошло часов пять, и я начал слегка паниковать. Нунан с трудом выковылял из пещеры. Выглядел он неважно. Развернулся и начал подниматься по горному склону. Позже я смог дозвониться до Смелсера, и тот приехал и нашел Нунана на станции. Но он ничего не добился — Нунан не стал с ним даже разговаривать.

Дон заметил, что Бёртон наблюдает за ними, поставив ногу на пень и подозрительно навострив уши. На лице его красовалась широкая ухмылка. Что у него не так с лицом? Дону приходилось видеть жертв обвалов, пожаров и инсультов, и мягкая и обвисшая физиономия пилота наводила на мысли как раз о таком случае. И все-таки тут было что-то другое. Кожа сидела на лице как плохая маска. Сифилис? Похоже на последствия сифилиса. Или пляска святого Витта… Или проказа. Может, у него проказа? А может лицо при проказе выглядеть так, будто кожа плохо держится на черепе? Может, он вовсе не ухмыляется и не сверлит меня злобным взглядом. Может, у него просто лицо изуродовано.

В ушах зазвучал шепот Бронсона Форда. Они сняли с него кожу и носили ее.

Дон попытался припомнить, где и когда Бронсон Форд мог обронить такую загадочную фразу, но ничего не вспомнил.

— Картина ясна, мистер Ордбекер. Не будем тянуть время.

Он свистнул Бёртону, подошел и объяснил, что тот должен немедленно отвезти в лагерь Ордбекера и Ринга.

Ринг услышал разговор, склонившись с камерой над лежавшей на полу длинного дома обугленной центральной балкой:

— Э, погодите-ка, Мельник. Мы же только приехали.

— Я в курсе, сколько мы здесь пробыли. Зачехляйте камеру и тащите задницу в вертолет. Это не просьба.

Дон старался говорить бесстрастно, но в глубине души ему доставило удовольствие шокированное лицо Ринга. Парни вроде Ринга уважали исключительно грубую силу, пытаться их урезонивать означало демонстрировать слабость.

— Того, что вы отсняли, для начала хватит. Подберите команду, возвращайтесь завтра, — пока археолог набирал воздух в грудь, чтобы возразить, Дон нанес последний удар: — Решения принимаю я. В вопросах, касающихся корпоративных норм безопасности, я для вас глас Божий. Желаете оспорить — подавайте рапорт.

Ринг поднялся и, сжав челюсти и сдвинув брови, промаршировал мимо Дона к вертолету. Ордбекер кашлянул, скрывая усмешку.

Все с той же ленивой ухмылкой Бёртон поинтересовался:

— А как насчет вас, бог? Собираетесь подняться на холм, чтобы засвидетельствовать свое почтение?

— Дайте мне два часа, — сказал Дон.

Он сверился с картой, позаимствованной у Смелсера, чтобы проверить местоположение метеостанции. Деревня появилась на карте буквально недавно. Дон заправил рубашку, коротко кивнул пилоту и геодезисту и отправился в путь: мимо развалин, через лес, вверх по склону прекрасной сонной Мистери Маунтен…

Метеостанция Рысьего пика маячила на вершине утеса, словно зловещая средневековая готическая башня. Попасть в нее можно было только через люк, к которому вела вертикальная деревянная лестница. Опоясывающие стену потемневшие окна, похожие на бойницы, смотрели на километры вдаль. Станция напоминала лесного стража, исхлестанного и истрепанного множеством случившихся на его веку бурь, немого, мрачного и непримиримого.

Дом тайн. Дон отер пот со лба банданой. Затем сложил ладони рупором и позвал Нунана. Эхо его голоса покатилось над рекой, проскакало по камням, постепенно превращаясь в голос незнакомца, и наконец затихло. Под ногами пружинил ковер из еловой хвои, у подножия башни громоздилось несколько пропыленных ящиков и кучка серых, безнадежно отсыревших дров. По всем признакам, люди здесь бывали нечасто. Возможно, раз в году станция принимала инспекцию, приютив ее на пару недель, если не было дождей, или служила опорным пунктом для проведения спасательных и поисковых операций. В остальное время она стояла, словно заброшенная могила…

В некотором смысле Дон был рад не получить ответа, поскольку его сердитая решимость слегка поумерилась за время пути, в том числе и от вида самой станции, затерянной в глуши и излучающей мрачную угрозу. Либо Нунана здесь уже не было (он просто должен был рано или поздно вернуться в базовый лагерь или дойти до цивилизации по железной дороге, если, конечно, он не собирался умереть от голода), либо он был не в настроении принимать гостей. Дон, со своей стороны, не собирался вторгаться силой. Таким образом, сочтя свой долг исполненным, он засунул бандану в карман и собрался уходить. Вдруг дверца люка скрипнула и распахнулась, обнаружив за собой черный прямоугольник входа.

— Привет, Дон. Поднимайся. Будем чай пить, — произнес мужской голос. Знакомый голос, хотя и искаженный акустикой помещения и окружавшими башню деревьями.

Дон мысленно проклял свою невезучесть. Перед лицом реальности, обрушившейся на него, как холодный душ, он заколебался. Он что, действительно собирался безмятежно прошагать прямиком в львиное логово? Ученый мог оказаться сумасшедшим, учитывая, каким образом он забросил работу. Запросто мог дать Дону по мозгам, как только тот зайдет внутрь.

— Нет, спасибо, док. Спускайтесь лучше вы. Скоро вернется вертолет. За вас все волнуются.

На какое-то затянувшееся время воцарилась тишина. Человек, скрытый в темноте, хмыкнул, и чувство узнавания снова неприятно царапнуло Дона:

— Залезай-ка, старый ты хрен. Иначе…

— Иначе что?

Дон пожалел, что не захватил с собой револьвер, который держал в ящике в гараже. Тяжелое, суровое оружие, ни модели, ни производителя которого Дон не помнил. Он стрелял из него лишь однажды, на стрельбище в Поджер-Рок, после чего засунул обратно в ящик и забыл о нем думать. С оружием ему сейчас было бы намного спокойнее.

— Мне надо сообщить тебе кое-что очень важное. Это касается Мишель.

Желудок Дона свело. Да был ли это вообще Нунан? Этот отвратительно знакомый голос…

— Что за черт? Ты кто? Ну-ка, покажись!

Человек снова хмыкнул:

— Давай залезай. Внизу небезопасно. В деревьях дети держат своих питомцев. Они вылезают оттуда по ночам. А скоро стемнеет.

Дон оглянулся, потом посмотрел на часы, которые продолжали чудить. Он прикинул, что сейчас должно быть часов одиннадцать утра, максимум полдвенадцатого.

— Эй, Нунан!

Ответа на этот раз не последовало, даже хмыканья — лишь распахнутая дверь, черный прямоугольник. Дон не знал что и думать. Ясно было одно: находившийся внутри — Нунан или кто там еще — что-то знал о Мишель. Такое впечатление, что все вокруг знали что-то. С меня хватит, милая. Когда приедешь домой, нам придется поговорить. Он вздохнул, нашарил в кармане складной нож, который всегда брал с собой в походы. Надо было либо лезть вверх, либо поджать хвост, возвращаться обратно и ждать Бёртона. Встретиться с потенциальной опасностью казалось Дону проще и приятнее, чем снова вернуться в компанию отвратительного пилота.

Быстро и ритмично перебирая руками и ногами, Дон вскарабкался по лестнице на третий ярус и нырнул в люк. Внутри станции царил полумрак. Слева громоздилось еще несколько ящиков, таких же, как внизу; в центре круглого помещения стояли столы, деревянные стулья и куча оборудования, включая коротковолновый радиопередатчик, катушечный магнитофон, сейсмограф и телескоп на замысловато устроенной рельсовой тележке. Пахло затхлостью, нафталином и мятой. На одном из столов шипела походная плитка, а на ней пыхтела кастрюлька с водой, исходя клубами пара.