Дети земли и неба, стр. 87
— Если вы попытаетесь заставить меня что-то сделать против моей воли, вам придется меня убить. Потому что я не стану выполнять ее приказы. Вы хотите, чтобы ваше имя было связано с убийством в глазах Патриарха и бога?
Капитан действительно заколебался. Но к своему отчаянию, Эриджо Валери понял, что эта пауза — всего лишь тактический ход. Капитан выхватил меч и ловко нанес сильный удар плашмя под коленки Эриджо. Валери и сам знал этот прием.
Невозможно устоять на ногах, если получаешь такой удар от человека, который знает, что делает. Валери заставили упасть на колени.
— Госпожа, вам достаточно, чтобы он преклонил колени?
Капитан обращался к дочери Эриджо, которая, каким-то образом, стала здесь Старшей Дочерью, властью в этой комнате. Она ответила, совершенно хладнокровно:
— Я удовлетворена тем, что он стоит передо мной на коленях. Спасибо, капитан.
В тени что-то шевельнулось. Из сумрака вперед вышла старуха, опираясь на палку. Она была высокая, с совершенно белыми волосами под красновато-лиловой бархатной шапочкой. На ее щеках он увидел красную краску, на шее — тяжелое золотое ожерелье и многочисленные кольца на пальцах — некая тщеславная попытка выглядеть изысканно, решил Валери. Некоторые содержательницы борделей в Милазии и Родиасе выглядели так же.
Она остановилась рядом с его дочерью.
— Насколько я понимаю, — произнесла она ясным, холодным голосом, — вы хотите, чтобы я провела суд над этим человеком?
— Да, — ответила Леонора. — Я была бы вам благодарна.
— Вы? Судить меня? — воскликнул Эриджо. Он уже терял терпение. Такое случалось. Обычно люди пугались. Он встал на ноги, не обращая внимания на боль (это у него хорошо получалось). — Это насмешка Джада? Старая карга, разодетая и…
Он опять упал на колени, вскрикнув, потому что на этот раз получил более сильный удар плоскостью клинка, и точно в то же самое место.
Человек с мечом сказал у него за спиной:
— Кем бы вы ни были, какой бы ранг себе ни присвоили, он ничто по сравнению с ее рангом. Коснитесь лбом пола.
— Что? Никогда! Почему?
Ему ответила дочь.
— Потому что вы находитесь в присутствии императрицы Сарантия Евдоксии, вдовы императора и матери императора. Сегодня утром она будет вашей судьей, — сказала Леонора. — Учитывая последнее, возможно, было бы разумно отнестись к ней с почтением, отец.
И в этот момент граф Эриджо Валери начал глубоко сожалеть о том, что приехал в Дубраву.
«Все произошло так быстро», — думал Драго Остая. В тот же день, ближе к закату, он направлялся обратно на остров, один, на их самой маленькой лодке. Он не совсем понимал, зачем возвращается, но предпочитал не противиться своему порыву. Он изо всех сил старался вспомнить последовательность событий, понять, что же сегодня случилось.
Мать-императрица Сарантия приговорила аристократа из Милазии к смерти. Он с шокирующей ясностью помнил об этом.
Ее роль в качестве судьи была ей предложена и принята ею, принимая во внимание то, что Старшая Дочь, очевидно, должна была выступать свидетельницей по этому делу. Выяснилось, что был убит милазиец по имени Паоло Канавли, который являлся ее любовником и отцом ее ребенка. Тогда он, очевидно, был очень молод, как и она. Не новая история на свете. Этого человека кастрировали, а потом убили сыновья Валери и его слуги.
Но до того как были представлены или прочитаны доказательства (письма из Милазии от семьи Канавли, засвидетельствованные священниками Милазии, и от других лиц, ставших свидетелями похищения парня), на остров прибыл еще один человек. Драго Остая с изумлением увидел, как в комнату входит его работодатель.
Андрий Дживо, одетый в дорогие черно-коричневые одежды, поклонился Леоноре, затем преклонил колени перед императрицей. Она протянула руку, он поцеловал одно из ее колец. Его присутствие, понял Драго, объясняет ту лодку, которую он видел отплывшей в город, пока они ждали у причала. Такое развитие событий, как выяснялось, было тщательно подготовлено.
Ничего не говоря аристократу, находящемуся в комнате (Валери в этому моменту уже сел в поставленное для него кресло), Дживо занял место в стороне. По-видимому, он здесь в качестве свидетеля, и это его семья заплатила выкуп за Леонору.
Далее последовало потрясающе быстрое судебное разбирательство.
Оно прошло быстро, потому что Эриджо Валери, явно не трус, кем бы еще он ни был, сказал:
— Для меня было бы позором отрицать что-либо в этой истории, и я не стану отрицать. Этот молокосос Канавли обесчестил мою дочь и опозорил нашу семью. С ним разобрались, как принято с давних пор, и это известно всем в этой комнате.
— Действительно. Мера наказания за такие расправы также известна с давних пор, — пробормотала императрица. И прибавила: — Если вы не отрицаете обвинений, то нет нужды слушать дальше, и, если честно, слушать чтение длинных писем откуда-то из Батиары было бы утомительно. Оставьте их для архивов святилища, отошлите копии Патриарху, когда будете писать ему, а у нас есть признание вины.
Она смотрела на Эриджо Валери.
— Некоторые считают правильным разрешить обвиняемому высказаться в этот момент. Мы не видим в этом смысла. Мы так никогда не поступали в Сарантии. Мы утверждаем, что приговор за такое убийство — смерть. Старшая Дочь Джада, способ казни должны выбрать вы, и мы думаем, что господар Дживо согласится стать свидетелем нашего суда и приговора.
Андрий Дживо, очень мрачный, встал и поклонился.
— К вашим услугам, ваша милость, — произнес он. — Если это необходимо, и в этом святом месте.
— В этом нет ничего святого! — рявкнул мужчина, сидящий в кресле. — Только троньте меня, и последствия дойдут через море.
По-прежнему никакого страха незаметно. «Это производит впечатление», — подумал Драго. Ему внезапно пришла в голову мысль, что его могут попросить осуществить казнь.
Но этого не произошло. И это было одной из причин, почему он шел сейчас под парусом на остров в конце дня.
Они отплыли из Дубравы на следующее утро с приливом. Граф Эриджо Валери стоял на носу и смотрел на восток — а не назад, на этот проклятый город. Его захлестывали чувства, в том числе ярость и постыдное облегчение. И еще что-то, чему он не мог дать названия. Он не спал прошлой ночью, здесь, на корабле. Его любезно пригласили отужинать в городе у Правителя. Он отказался, сославшись на недомогание.
Ранее он подписал документы, которые дали ему на подпись в той комнате, где — невероятно — по-видимому, правит его дочь, и люди ей подчиняются. Даже старуха, императрица, считалась с Леонорой.
Императрица. Он видел последнюю императрицу Сарантия. Он назвал ее старой каргой. При этом воспоминании он содрогнулся. Но откуда ему было знать?
Она приговорила его к смерти. Он сомневался, что он был первым человеком, которого она приказала казнить. В комнате находился человек, капитан корабля, который, он был уверен, хорошо умеет убивать, и он бы это сделал, по приказу Леоноры.
Она не отдала этого приказа. Она оставила ему жизнь.
В ее власти было решать, будет ли он жить, и одно это уже являлось возмутительным нарушением порядка вещей. Он смотрел на волны впереди корабля, сине-зеленые, яркие в утреннем свете. Он ненавидел море.
Купец Дживо засвидетельствовал документы. В них граф Эриджо Валери из Милазии признавал, что город-государство Дубрава оказал ему и его семье большую услугу, спасая его дочь от пиратов в море. Выкуп за нее уплатило семейство Дживо. Эту сумму им компенсировал Совет Правителя, и теперь, в свою очередь, Валери обязуется вернуть эти деньги, плюс еще некоторую сумму (значительную) в знак признательности и в благодарность за оказанную услугу.
Разумеется, у него не было с собой таких денег. Это понятно. Кто берет с собой такие деньги наличными в море? Там пираты! Нет, необходимые деньги будут получены путем безвозмездной передачи товаров, доставленных на корабле, на котором он прибыл.