Дети земли и неба, стр. 51

Он снова улыбнулся.

— Я о ней знаю, — сказал он. — Я тоже получил приглашение. Скорее, приказ, я думаю.

— Вы тоже?

Он посмотрел на нее.

— Вы думаете, Сересса послала бы человека в Ашариас, во дворец великого калифа, и не дала бы ему заданий помимо рисования?

— Это же… это опасно, — через несколько мгновений сказала она.

Он кивнул.

— Они мне говорили, что я могу отказаться.

— А вы не отказались.

— Меня дома почти ничто не держит, — он немного подумал. — Но… насчет завтра. Здесь никто не знает, что та женщина на острове — из Серессы. Как она объяснит ваш приезд к ней?..

Леонора скорчила гримаску.

— Дочери Джада проявляют заботу и сочувствие ко всем одиноким женщинам. Они хотят меня утешить, предложить духовное руководство, пока я здесь.

— В самом деле, — сухо произнес он.

— Да. В глазах света я — печальная вдова жестоко убитого доктора. Хороший был человек, должна сказать. Добрый. Он мне сказал, что ему хочется, чтобы мы по-настоящему поженились.

— А вы что ответили?

Он смотрел на остров, а теперь повернулся к ней. У него был задумчивый вид. Только что он нервничал. А теперь — нет. Будто рассказанная ему правда его успокоила.

— Я сказала Якопо Мьюччи, что не могу выйти замуж без согласия отца, а он его никогда не даст. И я не хотела никакого мужчину обременять моим позором.

— А если бы этот мужчина сказал, что это не бремя, а честь — быть рядом с вами?

— Я бы ответила, что это глупость и ребячество. Особенно, если он едет в Ашариас.

У него вытянулось лицо.

— Вы не можете так любить меня, синьор Виллани. Однако я вам доверилась. И с благодарностью приму вашу дружбу, пока вы здесь. У меня только один друг.

— Даница Градек?

Она кивнула.

— Хорошо иметь такого друга, по-моему.

— Вы ее не ненавидите? Вы же серессец!

— Она ваша подруга, синьора. Теперь только это имеет значение.

Она опять спросила, с отчаянием:

— Вы не слышали ничего из только что сказанного мной?

И он опять ответил:

— Все слышал, — и прибавил: — Должен вас предупредить, непостоянство не в моем характере.

И Леонора неожиданно подумала: «Он говорит правду».

— Непостоянство не в моем характере, — услышал Перо свои слова.

И когда он их произнес, он осознал, что это правда.

Он никогда не думал о себе в таких терминах, но подумал о своих матери и отце, все еще любимых, и о друзьях, которых он знал всю жизнь, и которых сохранил, и снова подумал: «Да, я такой». Иногда так случается, мы узнаем правду о себе в одно мгновение, иногда в разгар драматических событий, иногда в тишине. С моря может дуть закатный ветер, мы можем лежать одни в постели в зимнюю ночь, или предаваться горю у могилы среди опавших листьев. Мы напиваемся в таверне, пытаясь заглушить душевную боль, ждем столкновения с врагом на поле боя. Мы носим ребенка, влюбляемся, читаем при свечах, наблюдаем восход солнца, мы умираем…

Но во всем этом есть еще что-то, в зависимости от того, какой мир нас окружает, как мы существуем в нем. Что-то может скрываться в глубине нашей природы, и постоянное течение дней и лет может вынести это на берег, сделать реальностью на этом берегу — или не сделать.

— Вы проводите меня домой? — спросила она.

Он проводил ее. У двери городского дворца Дживо стоял телохранитель — тот самый, который сопровождал ее сегодня, — и Перо увидел на его лице облегчение.

Он кивнул ему. Поклонился ей. Смотрел, как она вошла в дом. Повернул назад, на запад, потом поднялся по уже знакомым каменным ступеням и прошел по верхней улице к своему жилью.

Когда он вошел, к нему устремился синьор Франи из гостиной, сияя улыбкой. Он остановился, сжал руку Перо и сообщил, что только что прибыл корабль из Серессы и привез купцов, которые собираются путешествовать по суше в Ашариас.

Франи взял на себя смелость предложить им включить в свой отряд одного знаменитого художника, и они с радостью согласились.

Когда они отправляются? Кажется, через несколько дней.

Очевидно, судьба несказанно благосклонна к синьору Виллани.

Франи опять улыбнулся. Перо удалось улыбнуться в ответ.

Глава 11

Встреча со смертью утром может изменить твой день.

Марин Дживо остался дома с вином (уже вторым кувшином), пропустив вечерний променад. Отец и мать пошли на прогулку, а брат редко оставался вдали от отца, так что в распоряжении Марина весь дом, в нем только домашние слуги, наемные служащие по ведению торговых дел, закрывающие контору в передней части дома, и телохранители. Вероятно, Даница Градек находится среди последних, в их комнатах.

Ей велели оставаться в доме сегодня, а может быть, и дальше. Все еще есть вероятность, что на нее нападут. Сегодня утром она убила знатного человека из Дубравы. Да, не без причины, да, выполняя свой долг перед не менее знатным семейством, которое ее наняло… Но все равно…

Он думал о том, не выйти ли на улицу, чтобы его увидели на Страден. До него сейчас доносится шум оттуда, там ведут оживленные разговоры. Но, несмотря на то, что, может быть, важно создать иллюзию, будто все нормально, он решил, что его родители и брат сегодня вечером справятся с этим за все их семейство, и отец не стал возражать.

Отец пару раз бросил на него странный взгляд, но ничего не сказал. Можно представить себе, как он взволнован тем, что едва не произошло. Лицо матери оставалось непроницаемым, но она всегда так выглядит, кроме тех минут, когда молится, закрыв глаза и крепко сжимая в руках свой солнечный диск.

Марин наливает себе еще вина. Еще рано столько пить, но ведь… день был трудный. Он не может заставить себя не думать о Вудраге Орсате, который мертв, и о сестрах Орсат. Элена, старшая сестра, прошлой зимой несколько раз принимала его у себя в спальне. Собственно говоря, он спускался по стене ограды не после визита к служанке ее матери. Насчет этого он солгал. «Иногда ложь имеет большое значение», — думает он.

Марин вспоминает свои слова, сказанные во дворце Правителя о ее сестре, Юлии: «Почему вы не нашли этого мужчину и не поженили их?».

Это он бы мог сейчас быть женатым человеком, если бы Элена Орсат решила, что хочет такого мужа, и придумала способ заполучить его. Они не стали бы первой парой среди благородных семейств в Дубраве, соединившейся при подобных обстоятельствах. И она не была неудачной кандидатурой, если ему предстоит жениться на женщине из благородной семьи, — а ему, конечно, это предстоит. Какой еще есть выбор, в самом деле?

Он мог бы уйти к Сыновьям Джада в священную обитель. Он мог бы это сделать.

Он выпивает чашу до дна. Отец знает, что он сейчас пьет, но ничего не скажет. Сегодня не скажет. Его отец… он хороший человек, с определенными взглядами на многие вещи.

Интересно, кто отец ребенка Юлии? Почему семья Орсат не выбрала такой очевидный путь? Вероятно, она отказалась назвать его.

Он слышит, как вдова Мьюччи возвращается и поднимается наверх, в свою комнату. Четвертая и девятая ступеньки скрипят. Такие вещи узнаешь, если всю жизнь выскальзываешь по ночам из дома.

Та женщина тоже сыграла роль в его спасении. Предупредила об арбалете наверху. Отец уже и так бурно ею восхищается. Забавно, в каком-то смысле, но в Леоноре Мьюччи есть нечто такое, что не дает Марину покоя. Он почувствовал это с первого раза, когда они с Драго увидели доктора и его жену, идущих к ним по причалу в Серессе. Он уверен, что она не такая, какой кажется.

Только после большого количества вина, или в результате большой усталости, а иногда после любовных утех Марину Дживо удается подавить в себе приступ любознательности. Эта женщина, по его мнению, слишком утонченная. Она должна быть чем-то большим, чем жена доктора… «Или вдова», — поправляет он сам себя.

Это неважно. Теперь ее будущее зависит только от денег. Подсчет и перевод денег вслед за насильственной смертью. Это может занять какое-то время, но такие вещи следуют одна за другой, как верстовые столбы на одной из больших старых дорог.