Красная - красная нить (СИ), стр. 71

Через какое-то время я опустил лицо вниз, чтобы отдышаться, и сказал ему:

– Мне не всё равно, Джи. Чёрт, я бы хотел этого, но мне не всё равно. Поэтому пойди и скажи ему идти нахер. Ты больше не один, ты не один, слышишь? И мы вместе как-нибудь справимся с этими козлами. Ты не грёбаная мать Тереза и не должен отдуваться за всех. Просто знай: вместе мы это переживём, чем бы всё не закончилось, но перестань заниматься этим, просто пойди сейчас и закончи эту херь, хорошо?

Он молчал, и я уже было запереживал от этой давящей тишины.

– Хорошо… – еле слышно, но для меня это было словно небесный гром. В голове вертелись тысячи неприятных, каверзных вопросов, типа: «Ты спал с ним?» или «Кто научил тебя так целоваться?», но я крепко держал свой язык за зубами. Какая нахрен разница, когда он сейчас тут, со мной?

– Я дождусь тебя здесь?

– Господи, нет, Фрэнки. Не надо включать мамочку, я всё-таки парень. Сказал – сделаю, значит сделаю, имей совесть. Иди домой. И просто верь в меня, хорошо?

Он легко оттолкнул меня, открыл дверь и почти скрылся за ней, но я успел схватить его за рукав и торопливо, коротко поцеловать куда придётся – вышло где-то между подбородком и губами. Джерард улыбнулся и оставил меня в темноте.

Надеющегося. Задумавшегося.

И ошалевшего от запоздалого понимания того, что я сейчас натворил.

====== Глава 18. ======

– Майки, боже ты мой, да не сгибай ты так палец, он должен полностью прижимать струны, это – чёртово баррэ!

– Да я стараюсь, неужели не видишь?! – парень, раздражённо прикусив кончик языка, пытался держать свой указательный палец прямо и ровно, при этом равномерно зажимая им все струны по грифу.

Выглядел он при этом презабавно: сидящий в позе лотоса на кровати в комнате друга, скорчившийся над гитарой в три погибели, с отросшей чёлкой, то и дело лезущей в глаза, и длинными тонкими пальцами врастопырку, мучительно пытающимися уместиться на грифе гитары. Несомненно, он был великим начинающим рокером, но… не в этот момент.

Рэй сидел прямо за ним, раздвинув колени, обхватывая с обеих сторон руки друга и пытаясь хоть как-то помочь, выглядывая из-за плеча.

– Да вот же оно, ты сгибаешь безымянный на струне, и всё – рука превращается в скрюченную лапку дохлой мыши. А ну соберись! – не сдавался Торо, прижимая палец Майкла там, где нужно, и отжимая – где нет. Это был адский труд, и оба уже порядком вспотели, борясь с гитарой и непослушной кистью Уэя.

Майкл морщится ещё сильнее, старательно пытаясь совладать с деревянными пальцами, и – о чудо! – комнату робко оглашает довольно чистый ми-мажор.

– Аллилуйя! – вопит Рэй и с тяжёлым выдохом опрокидывается назад на кровать, оставляя Майки в одиночестве всё увереннее и увереннее повторять этот чудесный аккорд.

Он выходит неплохо, и спина друга сама собой распрямляется, плечи – раскрываются, и он проводит по струнам, довольно улыбаясь.

– А я не так уж и плох, а? – радостно оглядывается на неподвижно смотрящего в потолок Торо, подмигивает ему.

– Точно. Ты просто гений, Майки. Грёбаных десять минут мы мучили сраный ми-мажор. Идея учить тебя гитаре уже не кажется мне такой радужной, твою мать… – Рэй бурчит, заканчивая фразу очень тихо, но друг всё слышит. – Ауч! Идиот! Рёбра мне сломаешь! – Майкл неожиданно расслабляется и свободно падает назад – прямо на Торо, больно ударяясь затылком о грудину, но даже не замечая этого. Как же приятно – просто полежать на нём вот так, зная, что он не видит лица, и поэтому бесстыдно улыбаться потолку.

Голова Уэя-младшего мерно вздымается в одном ритме с лёгкими Рэя, и это движение даже укачивает. Он такой тёплый, такой родной и знакомый. Если бы кто-то захотел перетянуть его внимание, Майкл подумывал о том, что решился бы на убийство. Шутка, конечно, но, как известно, в каждой шутке…

Они лежали вот так – друг на друге, в полном молчании –довольно долго. Может, пять минут, а может – десять. Ни у кого не возникло желания проверить время.

– Ты тяжёлый, – наконец сказал Рэй. Он смотрел в потолок и думал о том, насколько тело Майки может быть неощутимым. Вроде – достаточно длинный, и плечи широкие. Но он лежал сверху так удобно на его паху и животе, что совершенно не доставлял дискомфорта. Только голова – довольно увесистая, и лёгким приходилось трудиться с удвоенной силой, раздвигая рёбра под лишней тяжестью.

– Я нормальный, – лениво ответил Майкл, отодвигая гитару, в которую вцепился, точно в спасательный круг при кораблекрушении.

На самом деле он чувствовал себя сейчас очень похоже. Несмотря на вязкую тишину и тепло друга под ним, в голове Уэя бушевала тысяча мыслей – от самых безобидных до довольно похабных. Он лежал на Рэе! И это было так нормально, раз тот не возмущался, что только гитара, нервно зажатая в руках, не давала ему скатиться в мир развратных фантазий. А с фантазиями у Уэев всегда было всё в порядке. У обоих.

Они помолчали ещё какое-то бесконечно долгое время, думая каждый о своём.

– Что ты делаешь? – Майкл решил разбавить тишину, потому что его начинало заносить в мыслях. Все его ощущения, всё восприятие мира сейчас сконцентрировалось где-то между лопаток, где под тканью его рубашки и джинсой штанов было… Ну вот, опять понесло. Пряжка ремня Рэя неприятно врезалась в основание шеи, а голове стало жёстко на рёбрах, и он поёрзал, спускаясь чуть ниже и укладываясь на мягком животе. Там что-то недовольно заурчало, и парень улыбнулся.

– Я размышляю, – тихо сказал Торо, зачем-то укладывая обе руки на лоб друга, одну поверх другой.

– М? О чём?

– Пф-ф… Ты серьёзно хочешь об этом поговорить? – удивился Рэй. – Раньше тебя не особо интересовали чьи-то размышления.

– Чьи-то – это не твои, – упёрто парировал Майкл.

Пальцы Торо как-то сами собой уже некоторое время возились в его волосах, и это всё приводило Уэя младшего в состояние чувственного транса. Но от последней фразы они замерли, а сверху удивлённо прозвучало:

– Хм, это что-то новенькое. Чем обязан такой чести? – голос Рэя был довольно ироничен, но не только. Зная его такое количество лет, Майкл сразу понял – вопрос с подковыркой. В том смысле, что за сарказмом друг прятал реальный интерес.

– Ну, – со вздохом сказал Уэй, – скажем так: потому что ты – это ты.

– О, да, – лёгкое разочарование в голосе. – Это, конечно, многое объясняет.

Майкл еле удержал язык за зубами, чтобы не спросить: «А что конкретно ты хотел узнать? Почему ты – особенный для меня?», но вовремя спохватился и вернул разговор в прежнее русло:

– Так о чём ты размышляешь?

– Честно?

«Хорошо, Рэй, давай поиграем».

– Нет, соври мне, детка… – страстным голосом пропел Майкл, а потом закончил нормально: – Ну конечно, честно, мне на самом деле интересно. Обычно ты не такой молчаливый. И не такой неподвижный.

Торо негромко захихикал, отчего голова на животе мелко затряслась. Парень повернул голову набок, приложившись ухом. Там на самом деле что-то булькало. В глубине Рэя.

– Просто мне нравится, как ты нагло развалился на мне. Не часто приходится чувствовать себя в роли дивана – оказывается, это не так уж и плохо, – явно улыбаясь, сказал друг, совершенно смутив этим Майкла. Это было настолько мило и странно, что краска начала заливать его лицо и уши. «Хорошо, что он не видит. Стыд и позор тебе, Уэй. Где твоё хвалёное самообладание?»

– Так о чём всё-таки ты думал? – стараясь казаться спокойным и серьёзным, спросил Майкл и почувствовал, как замершие пальцы Рэя в его волосах снова начали неторопливо двигаться, перебирая пряди.

– О будущем, как ни банально это звучит. Чёрт, чуть больше полугода – и всё, экзамены и гуд-бай, школа. С одной стороны – радостно, с другой – нереально страшно. Странно.

– Почему? – Майкл не вполне понимал, о чём друг говорит. Он не заглядывал даже дальше следующей недели, не то что в следующий год. «Всё тлен, – говорил он себе, отчасти повторяя слова брата. – Живи сегодня и радуйся тому, что у тебя, возможно, есть завтра. Или нет», – на этих словах Джерард растягивал свои губы в тонкой и невероятно широкой улыбке, отчего его лицо превращалось в маску безумного. Майкл любил, когда брат дурачился, потому что это не мешало ему порой выдавать дельные вещи.