Красная - красная нить (СИ), стр. 47

Первые недели октября я занимался только тем, что учился, зависал с Рэем в музыкальном клубе, где с нами играло ещё двое ребят, и иногда тусил у Уэев. Помимо нас с Рэем, в группе ещё был Том, парень из выпускного класса, он сидел на барабанах и в целом очень неплохо стучал, а на басу играл Дерек – он учился на нашем с Майки году обучения в параллельном классе. Это были не все люди, что занимались в клубе. Желающих и играющих было достаточно, и сам клуб включал в себя несколько начинающих групп школьного уровня, разного возраста и умений. А разруливал тут всё Рэй. Он устанавливал расписание репетиций, утверждая его каждый месяц и переделывая детали, если у групп что-то менялось. Помогал ребятам устраивать прослушивания и доборы, когда в группе кого-то не хватало. Договаривался об участии той или иной команды в каком-то школьном мероприятии и утверждал для него репертуар.

Я был невероятно удивлён, узнав, за сколько вещей нёс ответственность Рэй и как успевал за всем этим следить. Мне казалось, что просто невозможно разобраться толком в этой круговерти инвентарных номеров инструментов, дат выступлений и прослушиваний всех этих людей вокруг, которые что-то от него хотели. Впервые попав в полуподвальное помещение, отданное клубу, я подумал, что попал в царство хаоса. Но Рэй был тут царь и бог, он успевал вовремя решать все вопросы и знал, где лежат запасные струны для гитар, медиаторы на замену поломанным, где найти ту или иную запись в фонотеке, которая была очень богатой. Я очень удивился, увидев сбоку небольшую комнату за стеклом, с пультом перед ней, полным бегунков и кнопок, предназначавшуюся для звукозаписи. Оказывается, на базе клуба можно было даже записать что-то. Всё увиденное тут моментально закинуло образ Рэя в моей голове на невозможную высоту. Я и раньше очень уважал его за музыкальность и выдержанный характер, но теперь…

Как-то раз я, уже собираясь домой после репетиции, поддался приступу восхищения и спросил Рэя:

- Как ты умудряешься держать всё это в голове? Это ведь невозможно! Знать каждую мелочь в этом бардаке, будто она лежит на своём месте, – это какая-то сверх-способность, чувак!

Поверьте, помещение музыкального клуба на самом деле было воплощением адового бардака, тут валялось всё и везде, и часто кто-то писал текст к песне, клал лист на какую-нибудь поверхность, отвлекаясь на пару минут попить кофе. В это время листом пользовались в качестве салфетки, чтобы обернуть гамбургер из столовой, он пачкался кетчупом и жиром, затем его комкали и оставляли тут же на колонке. Потом возвращался хозяин текста, после недолгих поисков с невозмутимым видом распрямлял его, размазывая остатки кетчупа, и садился думать над музыкой к этим словам. Здесь всё было в порядке вещей, и существовало лишь одно правило – ничего не выбрасывать!

Рэй выглядел очень довольным и смущённым от моего неприкрытого восхищения. Но он заслуживал его, чёрт!

- Мне просто всё это нравится, Фрэнк. Я тащусь от каждой ерунды, что делаю тут. Этот клуб – моё детище. Три года назад тут было полное убожество, не было фонотеки, половина техники не работала, а из инструментов были три гитары без струн, старинный гроб-синтезатор и устаревшая барабанная установка. Ни комнаты звукозаписи, ничего – обшарпанные стены и пара калек, что приходили сюда поиграть, потому что дома мать орала и требовала тишины. Никому ничего не было нужно, да и клуба, как такового не было. Было только помещение и короткий список, кому можно выдавать ключи от него.

Я, кажется, вытаращил на него глаза, потому что он рассмеялся, глядя на меня.

- Не надо делать такое лицо, Фрэнк, это реальная история. Тогда мне будто вожжа под хвост попала, не знаю, что произошло. Несколько лет я, как и все, приходил сюда поиграть, потому что дома были братья, которые тоже играли. Мне было стыдно за свою технику перед ними. В отличие от меня, они это делали классно, – Рэй снова широко улыбнулся, а я был очень удивлён, потому что впервые слышал про его братьев. – Да и мама не вытерпела бы третью гитару в доме.

- У тебя есть братья? Первый раз слышу.

- Они старше. Уже разъехались по колледжам и другим штатам. У нас в крови – не сидеть на одном месте долго, мы путешественники, – Рэй выглядел задумчивым, когда говорил это. – Да и отношения наши особо близкими было не назвать. Не сложилось как-то.

Мне показалось, что он немного огорчён этим фактом, хотя внешне в его лице почти ничего не изменилось. Я решил не вдаваться в подробности и расспросы, ведь история клуба интересовала меня сейчас куда больше.

- И что значит – попала вожжа?

- Ну, – смущенно начал Рэй, – я решил взять тут всё в свои руки и превратить в нормальный музыкальный клуб, на базе которого смогут собираться и сыгрываться группы. У меня появился план, и я озвучил его администрации школы. Мы договорились об определённом спонсировании, а от нас требовалось осуществлять качественное музыкальное сопровождение мероприятий, балов, школьных праздников и защищать честь школы на фестивалях, когда такие будут проходить. Я думаю, что школа приобрела намного больше, чем потеряла. Даже приглашать малоизвестные группы играть на праздниках несколько раз в год – уже влетало в копеечку. А сейчас мои ребята сами играют каверы на многие известные песни, и звучат они не так уж стрёмно, – о, Рэй был очень доволен и горд, и я поддерживал его в этом. Если он и правда раскрутил полумёртвый клуб и превратил его в этот кипиш, вдохнул жизнь, то он был нереально крут!

- А фонотека? Техника? И даже место для звукозаписи, офигеть! Это ведь уже не входило в ваш договор?

Рэй хитро ухмыльнулся, проведя пальцами по кудрявому нимбу надо лбом.

- Тут уже мне пришлось извернуться. Вообще, многое из этого натащили сами ребята, которых я усердно вылавливал по всей школе и уговаривал играть не каждому по отдельности, а пробовать собираться в группы. Так намного больше удовольствия, ты ведь и сам это чувствуешь, Фрэнки?

Я чувствовал. Ещё как чувствовал. Это было не сравнимое ни с чем удовольствие – ощущать свой гитарный ритм, уверенно держащийся на басу, и слышать, как мелодические изыски гитары Рэя нанизываются на эту основу, подстёгиваемые раскачивающими пульс звуками ударных. Это был оргазм души, и хоть я не стал от этого меньше любить просто играть для себя, выдумывая мелодические партии и совершенствуя технику, но чувства и отдача от этих двух, таких похожих, занятий, была в совершенно разных плоскостях, было бы глупо их сравнивать.

- В общем, многие прониклись и начали пытаться. Не у всех получалось, и не с первого раза, ха, иногда в этих стенах творилась такая Санта-Барбара! – друг закатил глаза и рассмеялся. – Это сейчас все уже привыкли, не без моей помощи, что у нас тут коммунизм и всё общее, и если что-то попадает в это помещение и остается тут – оно уже не твоё. А поначалу это были какие-то локальные собственнические войны: не трожь мои палочки, кто поставил мою гитару не у той стены, чьи сопли на микрофоне, и почему их не вытерли после себя, кто выкинул мой лист с подбором гармоний… О, в какой-то момент я так задолбался всё это слушать, что просто разорался, выгнал всех на хрен и закрыл помещение. «Идите отсюда и дрочите дальше свои гитары каждый в своём углу. А палочки можете себе в задницы засунуть», – кажется, я выдал что-то в таком роде, и это было дико и настолько на меня не похоже, что народ проникся.

Я рассмеялся, представляя Рэя, орущего эту пламенную речь. Это правда было очень не похоже на его обычное поведение.

- Ха, уже на следующий день, когда я пришёл с ключами к двери клуба, там меня ждала делегация. Но я-то уже давно отошёл и вообще не понимал, почему они смотрели на меня с опаской, будто я буйный. И совсем я не буйный, – Рэй рассмеялся, снова прокручивая тот момент в голове. – Тогда мы ещё раз поговорили обо всём, установив некоторые негласные правила, которые в ходу до сих пор. Что-то не нравится – приведи в норму и пользуйся. Пару раз вытрешь чужие слюни с микрофона – и на третий постараешься не оставлять на нём свои. Так, по цепочке, всё и пришло подобию порядка. Хотя, конечно, тут бардак и хаос, но мне больше нравится называть это «рабочей атмосферой», – улыбнулся он.