Замочить Того, стирать без отжима (СИ), стр. 16

—Только попробуй мне с трудового фронта дезертировать! Я тебя и оттуда достану! А с Ним, — наместник качнул головой в сторону крестов и куполов, — я договорюсь, есть у меня полномочия.

Наместник вновь обратился ко всем собравшимся:

— Православные, не выдадим родной земли, не подведём царя-батюшку!

— Не подведём! — радостно ответили православные.

— А насчёт водки я распоряжусь – спокойным голосом добавил наместник, но услышали его даже стоявшие в самом дальнем ряду откатчики и подносчики.

— Не дело рабочего человека рисовым ханьшином травить.

Ударили литавры, торжественно вступили трубы и собравшиеся, как один человек вдохновенно исполнили «Боже, царя храни!», ничуть не волнуясь британскими его корнями.

Когда рабочие разошлись по местам, наместник повернулся к Николаю:

— Ну, как?

— Неплохо, но понравится не всем, уж больно верноподданнически получилось, и французской булкой похрустывает. А как же классовая борьба, и прочее такое? Таких у нас больше, чем монархистов. Будут недовольны, напостят, как в украинской теме.

— Да, пожалуй ты прав. Вечером ещё раз соберём, после гудка, понял?

Ни ледяной дождь, ни налетающие с залива порывы пронизывающего ветра не могли их остановить. Сюда шли прямо с ячейковых собраний, после краткого извещения, в одиночку и парами, но никогда более трёх человек. В карманах отсутствовали красные книжечки членских билетов ВКП(б) — не было ещё в природе таких билетов. Но настроение идущих было правильное, большевистское было настроение. Подходя к проходной, исподтишка показывали охраннику лоскут красной материи. Тот смотрел строго, с прищуром, потом кивал разрешающе:

— Проходите, товарищи!

Когда из известного всему Артуру экипажа выскользнула женская фигурка в кожаной куртке, длинной чёрной юбке и высоких кожаных ботинках со шнуровкой, охрана встрепенулась, но госпожа Стессель будто невзначай дотронулась рукой до обтягивающей прелестную головку алой косынки:

— Свои, товарищи! Спасибо за бдительность!

Товарищи понимающе переглянулись, и алая косынка, мелькнув на проходной, скрылась в глубине заводского двора.

Пробравшиеся на площадь перед заводоуправлением пролетарии привычно разбирались по цехам и профессиям — клепальщики к клепальщикам, вальцовщики, соответственно к вальцовщикам. Рабочая элита, станочники, подходили степенно, с сознанием своей важности и незаменимости, становились свободно, не теснясь, в отличие от сбившихся плотно грузчиков и разнорабочих. Когда подоспели последние, один из активистов повернулся к стоящим на сколоченном из добротных досок помосте фигурам:

— Все собрались, товарищи! Можно начинать!

Одна из фигур правой рукой стащила с головы кепку, сжав её в кулаке, а растопыренными пальцами левой машинально пригладила волосы соседа и шагнула к краю помоста:

— Товарищи! Вооружённые и экипированные на украденные у пролетариев всего мира британскими, американскими и французскими капиталистами деньги японские милитаристы по указке своих заокеанских хозяев вероломно, без объявления войны, напали на нашу страну, попытавшись подло убить тысячи трудящихся, служащих в российском флоте. Они изрядно получили по рукам, товарищи!

Однако не время расслабляться — враг силён. Западный капитал стремится подмять под сиою ненасытную власть и нашу страну. В этот трудный час мы должны сделать осознанный выбор — на чьей стороне в этой схватке должен быть российский пролетариат? Ответ однозначен: капиталисты Британии и Америки, раздувшие пламя этой войны, делают это не для того, чтобы жизнь трудящихся в России стала легче, наоборот, они хотят превратить нас в такую же бессловесную, покорную массу, какую сделали они из африканских, индийских и китайских рабочих и крестьян, вынужденных день и ночь работать за скудную пищу, товарищи!

Оболваненные империалистической пропагандой японцы считают себя высшей расой, имеющей право жить за счёт угнетения корейского и китайского народов. А в нас, русских людях, видят главное препятствие этому!

В этот тревожный час трудящиеся Дальнего Востока должны все, как один, не жалея сил и времени, работать для того, чтобы отразить это нападение всемирного капитала! Предлагаю работать по двенадцать часов в сутки и отказаться от выходных, товарищи, во имя победы над мировым капитализмом. А разгромив международный капитал, набравшись опыта в борьбе, мы сможем справиться и со своими капиталистами, и с ненавистным царским самодержавием! Ура, товарищи!

— Ура! — в едином порыве выдохнули пролетарии.

Рядом с оратором встала простоволосая женская фигура, взметнув над головой руку с трепещущим в ней куском ткани. Цвет в темноте был неразличим, но все и так поняли — алый. Женщина негромким, но уверенным голосом затянула:

— Вихри враждебные веют над нами…

Собрание подхватило, и «Варшавянка» грозно и неудержимо, хотя и негромко зазвучала над судоремонтным, заставляя сжиматься кулаки и сильнее биться сердца.

— Ну как? — Опять повернулся к Николаю Александр.

— Нормально. Либеральный митинг проводить не будем, противно и не по теме. Собравшиеся на помосте с ним полностью согласились.

К помосту подошёл невзрачный пролетарий в затасканной кепке и большом китайском ватнике не по росту.

— Товарищи! Что-то нужно решать с удовлетворением первоочередных потребностей трудящихся! Спиртное, которым торгует китайская мелкая буржуазия, суть сплошной опиум для народа  и сущая отрава рабочего организма. Разве с таким обеспечением нормальную выработку дашь?

— Не волнуйтесь, товарищ, мы уже приступили к решению данной проблемы.

— Спасибо товарищи. И это, товарищ наместник, не подведём мы, так и передайте товарищу императору!

Вот за таких людей я и сражаюсь, — вздохнул Александр, провожая взглядом нескладную фигурку рабочего.

***

После всего, что свалилось на голову несчастного коменданта, душа старого служаки требовала отдыха в спокойной, семейной обстановке. А где может быть спокойнее и уютнее, чем в публичном доме?

Самым респектабельным борделем в городе по заслугам считалось расположенное недалеко от знаменитой «Этажерки» заведение, на вывеске которого между закорючек, символизировавших бокалы с пенящимся шампанским вином, готическим шрифтом значилось: «На вкус и цвет». Чуть ниже, округлыми буквами, стилизованными под женский почерк, уточнялось: «Полный набор».

Назвать это заведение бардаком не повернулся бы язык у самого отчаянного ругателя. Во всём, от оформления интерьеров, до подбора блюд в буфете и персонала в альковах чувствовался раз и навсегда установленный порядок.

В прихожей заведения посетителя, вопреки устоявшимся обычаям, встречала не мадам, какая-нибудь тётя Роза или Сима, а сам хозяин заведения – уроженец Лифляндской губернии, невысокий, довольно щуплый господин средних лет с исконно российской фамилией Милославский. Впрочем, среди обывателей города и офицеров гарнизона хаживали слухи о том, что милейший Вениамин Вацлавович на самом деле был внебрачным отпрыском одного из братьев предыдущего самодержца. По этой причине за глаза его иначе, чем князева, не поминали.

Господин Милославский считал, что открыл главный секрет, гарантирующий заведению приток клиентов — женский персонал его публичного дома набирался по принципу ковчега, «каждой твари по паре» — причём на брюнетках, блондинках и рыжих хозяин не остановился. При желании придирчивый потребитель мог заказать для утех и девушку не только жёлтую, чем в Артуре никого не удивить, но и чёрную и даже редкую в российских широтах красненькую. Где он добывал знойных африканских, индийских и экзотических индейских красавиц, Вениамин Вацлавович не рассказывал, но судя по всему, разнообразие девок в его заведении ограничивалось лишь фантазией хозяина.  Придумал бы розовую с голубыми волосами — нашёл бы и такую. Любил он это дело.

Впрочем, одна общая черта во внешности контингента была. У всех девок отчего-то были изрядные уши, которые не во всякой причёске удавалось спрятать. Злые языки поговаривали, что это от того, что персонал частенько подслушивает, о чём в нумерах говорят. А пойманных после таскают за уши, вот и вытянули изрядно.