Песнь о Гамаюне (СИ), стр. 58

А теперь еще и этот старый пес Страйкер. Слишком привык к вседозволенности при Шоу и переоценивает свою власть над ним. Но даже не это выводило Леншерра из себя. Он всегда считал себя разумным, и, если бы он не смог силой покорить всю инквизицию и Страйкера, то нашел бы способ договориться. По крайней мере, сам он был в этом уверен. Но дело касалось не только его отношений с главой инквизиции, не только поддержки Церковью его как законного и Богом избранного короля. Теперь все это было о Чарльзе, а одно его упоминание возвращало Леншерра на поле боя, и он снова слышал свои же собственные обещания, данные перепуганному демону, который был человечнее любого из людей. Ради него Эрик готов был утратить покой и быть на ножах со Страйкером. И старый инквизитор знал это и не давал возможности сорваться, всячески перетягивал контроль на себя, видя, как далеко король готов зайти ради своего демона. Он точно все уже продумал, готовился запустить свои пальцы в долгожданную добычу, и лживые речи не обманывали нового короля. Он знал, что монстры, которых держат в подвалах монастыря, и близко не походят на Чарльза, нельзя пугать кого-то чумным разлагающимся трупом старого ворона, утверждая при этом, что он та же птица, что и его крохотный синеглазый галчонок.

— Ваше Величество.

Эрик инстинктивно сжал рукоять меча и ощутил, как пламя ярости вспыхнуло снопом искр и почти сразу же затухло, едва он увидел Эмму, почтительно склонившуюся перед ним. Все в таком же белом платье, разве что слегка другого покроя, а в волосах появилась жемчужная нить.

— Что ты тут делаешь? — грубо спросил Эрик и не стал останавливаться, зашагал дальше по коридору, а когда охрана попыталась увязаться за ним, приказал оставаться на месте. Они будили гнев. Всю жизнь он сражался и не нуждался в закованных в металл головорезах за своей спиной.

— Вы пропустили совет казначейства и направились в монастырь по приглашению Страйкера. И это после его обвинений в том, что Вы призвали демона и отвернулись от праведной веры…

— Он сожалеет о своих словах. Был слишком напуган и сам скоро это признает.

— Он сказал это при всем большом совете, — понизив тон, напомнила женщина, строго глядя на короля.

— И там же возьмет свои слова обратно. Никто не прислушается к старику.

— Бога ради, будь благоразумен, Эрик! — гневно зашептала Эмма и свернула в одну из пустых комнат, закрыла за собой и королем засов двери.

— Ты что позволяешь себе, женщина? — не столько гневно, сколько с насмешливым любопытством спросил Леншерр, не чувствуя и капли страха или волнения перед белой тенью.

— Он инквизитор и глава местного ордена. Да каждое его слово почитается и передается из уст в уста. А теперь по всему замку только и шепчут, что о твоем демоне, бродящем по коридорам!

— И что? — с вызовом спросил Эрик, глядя на Эмму пока еще лишь предупреждающим взглядом.

— Неужели ты сам не понимаешь? — с тихим ужасом спросила она и подошла ближе, но все же сохранила дистанцию. Эмма долго смотрела на хмурое лицо Эрика, вглядываясь в его тусклые налитые кровью глаза и разглядывая болезненную бледность его кожи, на которой еще отчетливее виднелись морщины, и заговорила, лишь когда поняла, что Эрик ждет ее слов, но сам говорить не желает. — Когда ты показал мне своего беса, я была напугана до ужаса, но при этом рада нашей удаче. Он внушил тебе уверенность, которую ты уже начал утрачивать, был с тобой в нужный момент, его видения помогли нам осуществить задуманное, — ее голос становился все тише, пока не превратился в шепот. — И я лишь за то, чтобы… он и дальше помогал нам. Но я думала, что ты запрешь его подальше ото всех, едва получишь на него права, будешь слушать его видения и действовать, и это было бы разумно.

— Он не животное, которое следует держать в клетке. И помогает он лишь мне одному, — холодным тоном поправил ее Эрик, и взгляд его стал еще более пустым и безжалостным.

— Пусть так. Но как ты не понимаешь, Эрик, — Эмма резко шагнула вперед и хотела схватить его за руку, но он опередил женщину и перехватил ее запястье, сжимая грубо, до синяков на бледной коже.

— Говори, что хочешь сказать, а не кружи вокруг. У меня нет на тебя времени.

— Эрик, — женщина нервно сглотнула, стараясь не выдавать боли. — Он погубит тебя. Пусть ты не веришь в силу Церкви, но лишь оттого, что жизнь провел в подвалах и на поле боя, ты не видел их влияния в настоящей жизни. Не знаешь, на что они способны. А твой демон уже дал им повод наброситься на тебя, молва пошла по всему Стратклайду, как думаешь, сколько потребуется времени, прежде чем эта весть, пересказанная сотнями священников, превратит тебя из короля-спасителя, победителя в войне с Ирием, в безумца, приютившего у себя демона. Он уничтожит тебя, ты должен отдать его Страйк… А! — Эмма едва не рухнула на пол, но смогла удержать равновесие, вцепилась в стену и нервно дышала. Пусть Эрик лишь оттолкнул ее, но в его руках чувствовалась сила, способная причинить ей куда больше боли, а в глазах плескалась безумная ярость. Когда король шагнул к ней, то Эмма едва не сжалась от страха, но старалась с достоинством смотреть в серые глаза Леншерра, который оказался слишком близко.

— Ты забываешься, проклятая блудница. Не тебе давать мне советы, я слушаю тебя, лишь если желаю знать твои суждения, но сейчас они мне не нужны. Ты лишь женщина при короле. Знай свое место. Или мне напомнить тебе о нем?

— Да что с тобой? — тихо спросила Эмма, ощущая дрожь в коленях.

— Он нужен мне, — внезапно лицо Леншерра переменилось, его исказил больной хищный оскал улыбки, и он потянулся к лицу Эммы, но не касался ее. — Когда-то, когда я утратил веру в себя и в эту жизнь, ты помогла мне. Я не забуду этого. Но и ты знай, что жизнью тебе я не обязан. Ты не отперла засов, лишь приносила воды и смывала ею кровь с пола моей темницы. Помни об этом и не строй из себя нечто большее. Он же появился, когда я был на распутье, когда я застывал в страхе перед старым Змеем. В тот день, когда я готов был поверить всем сердцем, он ждал меня на полу той церкви, провозглашая меня королем. Он снова и снова шептал это своими бледными губами, и пусть вы зовете его демоном, для меня он совершенно иное существо и не похож на них вовсе. Я видел демонов Страйкера. Мне есть с чем сравнить. И ты куда глупее, чем я думал, раз считаешь, что я позволю разрастись молве и стать чумной вестью о том, что я продал душу Дьяволу. Нет. У меня есть план. И вскоре все в Стратклайде будут превозносить Чарльза превыше всех монахов. А ты… не смей вот так кидаться на меня, словно имеешь на то право. Ты поняла?

— Да… — тихо выдохнула Эмма и опустила глаза, когда Эрик поправил прядь ее белых волос. — Ваше Величество.

— Тогда прочь с глаз моих.

***

Чарльз начинал привыкать к запаху церковных свечей, хоть от него и болела голова. Зато это место было тихим и спокойным, даже в чем-то умиротворенным и самым скромным во всем громадном замке. Маленькая часовня не походила ни на огромный монастырь, о котором рассказывал Хэнк, ни на белую церковь, в которой Чарльз чуть не захлебнулся в святой воде. Это же место было небольшим и уединенным, пожалуй, самым маленьким из тех, что доводилось видеть Ксавьеру в этой архитектурной громаде. На стенах были фрески с религиозными сценами, стоял небольшой алтарь для молитв, уставленный рядами свечей, над которым грозным силуэтом возвышалось деревянное распятие. Света здесь было так мало, что с трудом можно было рассмотреть детали, но Чарльз и не стремился. Ему просто нравилось это место. Должно быть, после целой жизни скитаний, когда его приютом были лишь маленькие деревянные каморки, он успел привыкнуть к тесным стенам вокруг, и потому огромные величественные залы тяготили его.

Он осторожно поднес тонкую длинную лучинку, на кончике которой трепыхался робкий огонь, к свече, поджигая фитиль. Во всей моленной горело не больше десятка свечей, и добавлять света не хотелось. Чарльз задул огонь на лучинке, и извилистый серый дым закрутился в воздухе, рисуя в невесомости серые неровные кольца. И, пусть Чарльз знал, что за ним никто не наблюдает, а охрана не пустит посторонних к нему, он все равно сложил руки в молитвенном жесте и уставился в пламя свечи, даже не глядя на него. Послышался шорох ткани, которая была у этого места вместо двери, и юноша напрягся, но лишь на мгновение, пока не понял, что узнает шаги вошедшего.