Песнь о Гамаюне (СИ), стр. 33
— Я в порядке, — смущенно отдернул руку Ксавьер и вновь отвел взгляд, чувствуя, как предательски быстро забилось сердце от таких простых прикосновений.
— Я хочу убедиться, — с тенью улыбки произнес Эрик, придвигаясь ближе, он взял ладонь Чарльза и потянул к себе, рассматривая нежные белые руки Чарльза. Тонкие аккуратные пальцы. Слишком аккуратные и нежные для мужчины… Поддавшись внезапному порыву, Эрик склонился, коснувшись недавних ран губами, и его рыжая борода приятно защекотала кожу. Юноша удивленно посмотрел на него и невольно улыбнулся, надеясь, что Эрик этого не заметит. А тот как ни в чем не бывало еще раз проверил неглубокую рану на голове Чарльза, слегка нахмурился, но в целом остался спокоен. Он поправил растрепавшуюся прядь волос своего демона, и в этот момент раздался стук в дверь.
— Ваше Высочество, мы готовы выдвигаться, — послышался приглушенный голос Азазеля из-за прочной двери.
— Надень плащ. Отдохнешь в карете, — распорядился Леншерр, поднимаясь с места, и направился к двери.
А Чарльз еще какое-то время сидел на месте, ища в себе силы подняться с пола и до сих пор не веря, что он смог пережить эту ночь.
========== Глава 5: Клинок с драконьим оскалом ==========
— Сколько продлится эта битва?
Небо, словно обернувшись холодным свинцом, не пропускало солнечного света, и Эрик уже слышал тихий шепот самых богобоязненных из воинов, которые присоединились к его людям в этом бою. Они смотрели на небо, стоя по колено в мертвенно-золотистом тумане, и говорили, что земли их прокляты и нет им больше Божьей милости. За бессчетные годы сражений. За сотни костров, горящих по всей стране и в ее новых владениях. За каждого невинного голубоглазого ребенка, заклейменного демоном, чьи кости даже не были похоронены после очищающего пламени. За каждую войну, начатую Змеиным королем, пусть даже он побеждал в каждой из них. И церковной инквизиции, стоящей подле короля, уже не было достаточно, чтобы люди продолжали верить, что власть его дарована свыше, когда все, к чему он прикасался, превращалось в выжженные пустоши, обагренные кровью, и даже небо больше не пускало света и не даровало спасительной влаги.
— Я не вижу будущее так. Не могу сказать, как много пройдет дней.
Земля холодная. Эрик уже не раз падал на нее, находясь на грани черной пустоты, растекающейся в его сознании. Влажная от росы трава. Шум, доносившийся словно из прошлой жизни, а может, из каждого сражения, прожитого им до этого момента. Он один среди этой толпы. Среди сотен людей, закованных в сталь, облаченных в кольчуги, и дикарей, которые не знали, за что сражаются, но не желали сдаваться, зная, что они давно проиграли и земли, и жизни, и души в этой войне.
Меч отбросило в сторону, и Эрик потянулся к нему, но не успел коснуться перемазанной в грязи и крови рукояти. Спину разорвало от боли, и вчерашние раны снова начали кровоточить. Сквозь шум сражения — далекий и нереальный — он увидел черную тень напавшего. Он двигался медленно, словно зависая в воздухе в своем прыжке, занеся секиру для удара. Эрик успел хорошо разглядеть ее смертоносное острие. Достаточно, чтобы на мгновение ощутить холодное дыхание ухмыляющейся смерти у себя на шее, но снова ускользнуть из ее нежных рук. Он резко перекатился в сторону, и лезвие обрушилось на землю, взметая в воздух холодную, напитанную кровью почву. И, пока противник только начинал поднимать оружие, пальцы Эрика уже впились в первый попавшийся валун. Он поднялся и что есть силы ударил первобытным оружием по виску противника, и вновь мир словно замедлился. Его все еще живое тело плавно упало на землю. Леншерр успел подойти ближе и сорвать перекосившийся легкий шлем полностью, и на этот раз неровные края камня разбили незащищенную голову, проломили череп и врезались во все еще теплый мозг. Но одного удара было мало. Эрик отошел от противника, лишь когда увидел нового, и на этот раз он успел схватить свой меч.
— Но ты же видишь небо. Солнце. Попробуй определить, как долго это будет продолжаться.
— Небо пасмурное. Оно всегда одинаковое. Но я видел победу войск с твоим знаменем.
— Я привык к этому. И мне не так важно, как долго мне придется сражаться.
— Тогда что тебя тревожит?
— Ты. Себя ты никогда не видишь. Как мне знать, что ты в безопасности?
— А стражи у шатра недостаточно? — Чарльз мягко улыбнулся, глядя на дрожащее пламя свечи, и задумчиво провел по нему рукой, быстро касаясь лишь самого кончика огненного хвоста, всего на мгновение ощутив жар, но не почувствовав боли.
— Уже пятый день. Мы загнали их, но в лесах…
— Все еще много беглых рабов, дезертиров и просто жителей, обезумевших от голода и страха, — Чарльз кивнул, словно подтверждая свои же слова. — Я видел их лагерь и сказал, что вокруг него.
— Но мы все еще не нашли то место. В лесу много деревьев.
— А покосившийся дуб с расщелиной внутри не так уж и часто можно встретить. Это самое запоминающиеся место из тех, что я видел.
— Жаль, ты координаты не можешь назвать.
— Не могу. Мой дар так не работает.
— Прости, не хотел тебя задеть.
— Не думаю, что бои затянутся. Когда я видел… Шоу, река не была покрыта инеем. Думаю, осталось не больше пары дней, — Чарльз извиняющееся посмотрел на Эрика, и тот лишь кивнул, продолжая менять свои повязки.
— Не легче ли было попросить лекаря это сделать? — юноша слегка усмехнулся и на мгновение покачнулся, словно собираясь сделать шаг к своему «господину», но остановился, едва решившись на это.
— Я могу справиться сам, кроме того, я не пускаю никого сюда.
— Из-за меня.
— Пока я не стану королем, так и будет, — серьезно ответил Эрик, но Чарльз уловил в его голосе едва заметный оттенок сомнения, словно он относился не только к этой фразе, но ко всей затее в целом.
— Ты справишься. И станешь королем. Я видел это, — попытался подбодрить его Чарльз, сам он не отходил от тяжелого дубового стола, слегка облокотившись о него, и только сейчас Эрик заметил, что там лежало.
— Что ты сделал с кулоном, который я дал тебе? — он кивнул на стол и нахмурился. На столе лежал нож и еще какие-то столярные инструменты.
— Это… — Чарльз запнулся и поежился от строгого взгляда будущего короля. Пусть даже все то время, что он знал Эрика, он не причинил Чарльзу и тени вреда, Ксавьер все еще не был уверен, что это означало, что так будет всегда. Нужен лишь повод… Достаточный повод. — Пусть даже меня пока никто не видит, — начал юноша и взял со стола тонкую полосу черной кожи, поднял ее за аккуратную застежку и поднес в круг дрожащего света свечи, чтобы Эрик смог рассмотреть, что серебряный символ с морским драконом очень аккуратно вставлен по самому центру ремешка на манер драгоценного камня в ожерельях у дворянок. И теперь Чарльз сошел с места, пусть перед этим ему потребовалось сделать глубокий вздох и собраться с духом. Он сел на кровать рядом с Эриком, игнорируя его хмурый взгляд. А может, у него просто лицо такое, и он всегда кажется хмурым? — Раньше он был на длинном шнурке и твой символ был не заметен или вовсе был скрыт под одеждой, — он уже хотел было сам повязать самодельное украшение на шею, но Леншерр уже отложил бинты, придвинулся почти вплотную к Чарльзу и сам взял ремешок из его рук, бережно закрепил его на шее Ксавьера и поправил, чтобы его символ красовался по центру хрупкого горла юноши. Свет огня скользил по серебру глубокими отблесками, и на мгновение могло показаться, что оскалившийся дракон на гербе ожил и готовится извергнуть пламя из своей пасти. — Так каждый сможет понять, что я принадлежу тебе, — негромко пояснил Чарльз, и сам для верности проверил застежку самодельного украшения, поправил самодельный ошейник, чтобы он не слишком сильно прилегал к шее.
— Пока что тебя никто не должен видеть.
— Я знаю, — спокойно ответил Чарльз и грустно усмехнулся. А затем его лицо стало серьезным, а взгляд на мгновение напугал Эрика, но в то же время внушил и странное доверие. Должно быть, что-то подобное испытывали люди на исповеди или при встрече со священником, но прежде сам Эрик не ощущал ничего похожего. Ему вновь захотелось спросить совета у Чарльза. Еще раз убедиться, что он на верном пути и его планам суждено сбыться, потому что сам он не был в этом уверен, и с каждым днем, приближаясь к той картине из видения Чарльза, где Эрик должен был осуществить все, о чем так долго мечтал и к чему так долго готовился, он, неожиданно для самого себя, вновь чувствовал себя тем голодным истощенным мальчиком в подвалах замка Шоу, скованным цепями и со сломленной волей, готовый подчиняться слову ненавистного короля и отчима.