Обещай вернуться (СИ), стр. 14

— Все в порядке? — спросили у него, и Луи обернулся, напугав своей реакцией мужчину.

— Это не Гарри. Понимаете? Это не мой Гарри, — причитал он, вновь хватаясь за волосы. Его голова касалась свисавшей руки трупа солдата, а по щекам текли слезы, но ему было не так важно, откуда у этого человека нашли его крестик и жетон с именем его любимого. Главное, тот не среди горы трупов. И, возможно, он жив.

***

Вода приятно холодила обгоревшую кожу. Он не чувствовал правой части тела, но это было не так важно. И почти не чувствовал боли, только странный покой. Гарри думал, что умер, потому что не могло быть все так безразлично, но он жил.

Несколько рук подняли его из реки и уложили на траву. Он не слышал, о чем разговаривали эти люди, он вообще ничего не слышал, но видел. Видел синее небо над головой и зеленую листву, лицо молодой девушки в белом халате, которая что-то его спрашивала. Он не мог разобрать слова по губам, поэтому вновь закрыл глаза. Она приложила пальцы к его шее и проверила пульс. Все-таки живой.

Последнее, что помнил Гарри, как пал рядом с ним его товарищ, как в светлых глазах все еще горел огонек жизни, но он просто упал на колени и повалился на бок. И тогда все смешалось вокруг него, он действовал на инстинктах, пока в его грудь не попало несколько пуль. Его кто-то звал по имени, но он не слышал, просто падал назад на спину в быстрые воды реки. Кто-то схватил его за ворот куртки, но сорвал с шеи крестик, подаренный Луи и жетон с его именем. Что же, если его все-таки найдут, никто не будет знать, откуда он и как его зовут. Возможно, это и к лучшему. Он такой же, как и другой солдат, и ему, похоже, было суждено умереть так глупо и бессмысленно. Небо над ним было светло-голубым, без единого облачка, и почему-то он вспомнил о глазах Луи в их первую встречу. Они были такого же цвета. И потом его накрыло волной и понесло течением куда-то в неизвестном направлении.

Теперь же его вновь куда-то несли. Его тело не слушалось его, он не мог даже пошевелить пальцами, хотя нет, левая сторона все еще чувствовалась, и ему стоило больших усилий схватить за руку шедшую рядом девушку.

Он беззвучно открыл рот и тут же закричал, потому что к нему резко вернулось ощущение реальности. Он слышал, он видел, он чувствовал боль в теле и боль глубоко внутри. Он жил.

— Все хорошо, Гарри, все хорошо, — повторял знакомый женский голос, но он не мог вспомнить, кому он принадлежал. — Аккуратно уложите его в машину. У него обгорело больше половины тела, старайтесь как можно меньше прикасаться к нему, — отдавала четкие указания девушка.

Она вновь проверила его пульс, словно думала, что он вдруг перестанет дышать. Но лучше бы он действительно сейчас умер, потому что он не знал, за какие грехи сейчас так мучился.

— Вчера сказали, что ты умер. Луи не верил, но он так плакал, — продолжал он слушать ее голос и все сильнее сжимать ей руку. — Он ходил смотреть труп, но оказалось, что у того юноши неизвестно откуда оказались твои вещи.

Гарри захрипел, и из его рта полилась вода и кровь, и девушка его немного наклонила, чтобы он не захлебнулся. Луи думал, что он погиб. А он жив. Гарри же не мог умереть. Он обещал.

Стайлс постарался втянуть воздух через нос, но ничего не получилось. Он чувствовал себя беспомощным, ни на что больше не способным, но нужным и важным. Его ждут. И это заставляло его сердце биться дальше.

Он продолжал хрипеть от боли и смотреть наверх. Зеленая листва сменилась темными грозовыми тучами, а потом и темнотой внутри машины. Гарри не знал, как так может быть, чтобы яркое синее небо резко стало почти черным. И снова свежий воздух, такой прохладный, и ледяные капли по обожженному лицу, приносившие облегчение. Он как мог приоткрыл губы и ловил ртом дождь, и ему вновь захотелось жить.

Его несли аккуратно, стараясь не навредить еще больше и не причинить боли. Гарри всего на секунду закрыл глаза, как почувствовал знакомый запах лекарств. Кто же знал, что однажды он придет сюда не на свидание к Луи, а как очередной его пациент.

Его уложили на жесткую кушетку. Теперь он знал, что они отвратительны, а самая лучшая постель в мире — та, в которой он однажды проснулся с Томлинсоном.

Он не мог открыть глаза, сил не было даже дышать, но он продолжал пропускать воздух через легкие. Вдалеке Гарри слышал чужие незнакомые голоса. Они смешались в один сплошной гам, что давил со всех сторон. Он так хотел бы всего этого не слышать. Ему нужен был покой. И если не вечный, то хотя бы на несколько часов.

***

— Лу, — позвал его тихий женский голос, и сухая морщинистая рука легла ему на плечо. — Лу, иди поспи.

Не размыкая глаз у постели самого дорогого для него человека, главный врач отрицательно покачал головой и все же посмотрел на пожилую женщину.

— Все хорошо, спасибо.

— Я посижу с ним. Иди, тебе нужен отдых. Ты весь день на ногах, а потом еще операция.

Но Томлинсон снова отказался. Ему не нужен отдых. Ему нужен живой и здоровый Гарри. И если сейчас он дышит, то Луи сделает все возможное, чтобы поставить его на ноги.

Когда солдата нашли прибитого к берегу и привезли к ним в госпиталь, он едва ли не потерял сознание. Он бросил все дела, к больным, что ждали смены повязок, он приставил других сестер, потому что оперировать Гарри должен был только он и никто другой. И теперь молодой человек отдыхал, а Луи сидел рядом с ним на неудобном табурете, сняв давивший протез. Его голова покоилась на чистых простынях совсем рядом с поднимавшейся грудью. И ему так хотелось к нему прикоснуться, но он боялся, что это всего лишь сон, что Стайлс действительно умер, а это совсем другой солдат. Но нет, все те же родные черты лица, только скрыты под белыми бинтами.

Ожоги были не такими страшными, как у других, только кое-где кожа вздулась волдырями. Если правильно ухаживать, а Луи в себе не сомневался, полученные травмы не смогут изуродовать это красивое лицо. Но даже если от Гарри остался все еще дышавший уголек, он бы его никогда в жизни не бросил.

Луи шмыгнул носом и слизал с уголка губ соленую каплю. Большим пальцем он мягко поглаживал здоровый участок кожи на руке солдата, чтобы не навредить ему еще больше. Он наклонился и поочередно поцеловал каждый палец, все еще сжимая ладонь. Он хотел еще чем-нибудь ему помочь, но сделал все, что было в его силах. Томлинсон должен был вернуться к другим больным, но не мог отойти от постели Гарри и сказал другим звать его, только если без него никто справиться не сможет. Никто не винил в таком поведении Луи, все прекрасно все понимали и жалели его. И никто не хотел оказаться на его месте: сначала потерять всю семью, потом узнать о смерти возлюбленного, но найти его живым и покалеченным до конца жизни, — хотя с замиранием сердца ждали очередных писем от своих же родных.

Томлинсон проснулся от яркого света, лившегося из окна. Он так и уснул, лежа головой на простынях, сжимая руку Гарри и держа верхнюю сторону ладони у своих губ. Он выпрямил затекшую спину и размял шею, потер глаза и закатал брюки, чтобы вновь надеть протез. Ему нужно было сделать уколы и поменять повязки.

Гарри все так же мирно спал. Луи еще раз посмотрел на его лицо, на короткие оплавившиеся ресницы и ушел к шкафу с лекарствами. Вместе с другими сестрами он быстро закончил обход, выпил чашку чая с кусочком хлеба и вновь сел рядом с солдатом. Он вытер с кончика носа щекотавшую каплю и положил голову на край подушки, легонько поглаживая любимого по щеке. Он оставил почти невесомый поцелуй на скуле и снова молча и неподвижно сидел рядом весь день, уходя только на обход.

Так прошло несколько дней. Луи хотел отправить телеграмму в город, чтобы некоторых больных забрали, но не мог отойти от койки Гарри ни на шаг. Он знал, что тот скоро откроет глаза, поэтому не мог пропустить такое.

Это случилось после обеда во время тихого часа. Томлинсон все так же поглаживал большим пальцем руку Стайлса и несильно сжимал ее. Носом он касался его виска, а губами — скулы и что-то тихо шептал ему. Никто не слышал, только видел, как беззвучно шевелились губы врача. Возможно, он просил того прийти в себя, может, он просто молился. Никто не знал и просто проходил мимо.