В борьбе обретёшь ты...Часть 1 (СИ), стр. 30

И какие мечты придурка Джеймса Поттера рождён был исполнить его несчастный сын?

Драко первый раз в своей жизни мучился бессонницей. Повод имелся.

Драко обманул отца.

Неважно, что папа был полумёртвым от тяжелых разговоров на протяжении всего дня – с крёстным, с мамой, с самим Драко, с Мерлин знает, кем ещё. Неважно, что ему пришлось наскоро собирать свою душу из осколков. Неважно, что трезвящее зелье сильно бьёт даже по завидному метаболизму чистокровного мага.

Важно то, что Драко был единственным человеком, которому отец полностью доверял. Он зажмурился от стыда и ткнул кулаком ни в чём не повинную подушку. Будь вместо Драко кто другой, папа моментально заметил бы оговорку.

Тогда, возле думосбора, Люциус побледнел до какого-то зеленоватого оттенка и прошипел почти как Снейп:

– Только не говори, что этот тип тебе понравился.

Драко благоразумно изобразил крайнюю степень недоумения:

– Несуразный мальчишка, папа, ни на кого не похож. Артефакт видел? Вот бы узнать, что это за штука, и забрать её себе!

Люциус чуть расслабился, и Драко принялся дожимать:

– Завтра полезу в каталоги. Невероятное воздействие, папа! Я еле-еле рядом устоял. Веришь, захотелось побежать куда глаза глядят.

– Можешь не лезть ни в какие каталоги, – отца, слава Мерлину, отпустило. – В Британии таких вещей не делали. Эти черепа... Или кровные маги, или…

Папа замолчал и потёр виски. Драко замер.

– Да что я несу? Какие кровные маги? Драко, обещай мне, что ты не будешь охотиться за этим артефактом. Ни при каких обстоятельствах.

Драко вовсе не артефакт интересовал, поэтому он с чистым сердцем поклялся. Отец рухнул в кресло и нехотя выдавил:

– Европейская работа. Прокляни меня Моргана, явно времён «Summis desiderantes affectibus».(1)

Драко не удержался и восторженно взвизгнул. Люциус схватился за голову и застонал:

– Сын, помни, ты обещал. Очень вероятно, что делал и заклинал эту гадость некромант. Судя по тому, что она всё ещё действует, маг был уровня Тёмного лорда.

Драко вновь припомнил свои ощущения. Гадостные, надо сказать. Как будто на тебя угрожающе скалится неведомая тварь из Запретного леса, отгоняя от логова.

«Не от логова, а от хозяина, – внезапно дошло до Драко. – Так вот, как они защищались!»

Драко, как и любой чистокровный мальчишка его возраста, живо интересовался тем немногим, что было известно о некромантах.

Некромантия заслуженно считалась областью магии, от которой следовало держаться подальше даже самым тёмным магам. Рождались некроманты очень редко, гораздо реже прочих магов, жили не слишком долго, но почти всегда успевали наворотить немало дел. Гибли они, зачастую, во цвете лет и, по большей части, насильственной смертью.

В чём-то некроманты были сродни стихийникам – их мощь почти целиком зависела от врождённых способностей. Дарованную этим страшным магам силу почти невозможно было развить тренировками, их способности сами собой раскрывались по мере взросления. Однако, если способности к природной магии иногда передавались по наследству, и мощь стихии могла накапливаться от поколения к поколению, как у тех же Ноттов, то рождение некроманта всегда было сюрпризом для несчастной семьи новорожденного.

Некромант мог быть первенцем уважаемой светлой семьи, мог быть бастардом тёмного мага, зачатым по кровному обряду, а мог – восьмым ребёнком двух грязнокровок, поженившихся церковным браком.

Именем последнего, кстати, в Германии и Чехии маги до сих пор пугали своих детей. Теодорих Силезский, живший в пятнадцатом веке, умыл кровью половину магической Европы, разнёс в хлам немалое количество фамильных замков своих недругов и бесследно сгинул в возрасте восьмидесяти лет. Тайна его исчезновения так и не была раскрыта и породила несколько жутких легенд о Рыцаре Смерти. На Острове эти истории не были так популярны, как в Европе, но почти все чистокровные их знали.

В Британии со времён Основателей родилось всего двенадцать некромантов, против восьмидесяти трёх европейских. Достопочтенный Фламель утверждал, будто некромант рождается в ответ на всякое притеснение магии, а в Англии, где инквизиция никогда не была такой свирепой и нетерпимой как в Европе, в них не было большой нужды. Версия была романтичной, но, по мнению многих, чьи предки сталкивались с «защитниками магии», абсолютно бредовой.

Некросам было глубоко безразлично, кто без спросу сунул нос в их таинственные и тошнотворные дела: маг или магл – убивали всех без разбора. Все некромантские войны, после которых уцелевшие маги отстраивали разорённые дома и на могилах родичей клялись удушить следующее исчадье мрака в колыбели, начинались с мести за погибших.

Последний из некромантов родился как раз в Британии и умер ещё пару веков назад совсем молодым при невыясненных обстоятельствах. Жутких деяний за ним не числилось, но никто по нему особо не скорбел. Как выразился папа Винса, мистер Крэбб: «Просто, сволочь, не успел развернуться».

Больше некросов не рождалось, к большому облегчению старых родов. Но по прошествии этих лет появилась другая проблема – мода на некромантов.

Дурацкое благоговение экзальтированных личностей перед всём жутким и таинственным породило особый сорт тёмной магии. Уцелевшие труды и артефакты некромантов эти личности пытались приспособить в «благих целях». Они воссоздавали чары, переделывали амулеты, перекраивали ритуалы под свою специализацию. Чаще всего это было бесполезной, хотя и опасной вознёй, а иногда «благие цели» оборачивались настоящей катастрофой.

Так, ещё до Первой магической войны пол-Испании два года ловило безумного лича, поднятого одним умником. Умник хотел добрать у внезапно почившего учителя ещё немного мудрости, а в результате пресеклось несколько магических родов и погибло бессчётное количество маглов.

В Британии один из Блэков додумался «лечить» сына-оборотня некроритуалом на крови и в результате получил немыслимо сильное и кровожадное чудовище. За неполный год, пока тварь пряталась в Запретном лесу, она сожрала полсотни магов. Маглами бывший Блэк, похоже, брезговал. В финальной битве с тварью полегли шестеро неслабых боевых магов, а Блэки едва не разорились, выплачивая виру за кровь пострадавшим семействам.

Даже Дамблдор попался на эту удочку. Вместе с Гриндевальдом они обшарили всю Европу в поисках Даров Смерти, попутно интересуясь прочими уцелевшим до нынешних времён некромагическими штучками. Странное хобби, по мнению Люциуса Малфоя, для Великого светлого мага.

Дарам Смерти, кстати, некромантское происхождение не приписывали, но старший Малфой был убеждён в том, что Певереллы получили Дары вовсе не от самой Смерти, а от одного из её верных слуг.

В пользу этой версии говорило то, что все Дары были достаточно безобидными и очень походили на прочие изделия некромантов «на продажу»: ритуальные ножи, резавшие всё на свете, защитные камни, по полтысячелетия нагонявшие слепой нерассуждающий ужас на всякого мимопроходящего, или зачарованные холсты для портретов, позволявшие сохранить все черты личности почившего мага без малейшего искажения.

Один такой портрет висел и у Малфоев. Он снился в страшных снах всем наследникам рода без исключения. Изображённый там Николас Малфой обучал своих «беспутных» потомков классической латыни и, в процессе, скабрезным ругательствам на старофранцузском. Гадкий тип, другие предки, изображённые на обычных холстах, вели себя намного пристойнее.

Малфои всегда были ярыми противниками опасной моды на «мирную некромантию». Люциус объяснил Драко, что некроманты тоже были своего рода стихийными магами.

– Пойми, сын, – сказал он, – для обычных заклинаний мы пользуемся палочками, как все. Воздух же повинуется нам просто так, на чистой силе, без палочки и заклятий. Мой способ заворачивать смерч тебе не годится, ты будешь делать это по-своему. Обучать стихийной магии так же глупо, как учить утку плавать. Некросы колдовали как мы, интуитивно, каждый в своей манере. Книги были написаны только для одного человека – её автора. Ни для кого другого схемы ритуалов и чертежи артефактов не годились в принципе. Амулет, сделанный некросом для себя, делался им для себя и ни для кого больше.