Блёстки (СИ), стр. 42

- Полегче! Не с куклой развлекаешься! – Зашипел Билл, болезненно морщась.

Я нежно поцеловал его в щеку, извиняясь, и ласкал его теперь осторожнее, стараясь не причинять боли.

- Не часто тр*хаешься сюда? – Поинтересовался я, водя подушечками пальцев по горячим скользким стенкам, – Слишком узко для гея….

- Гораздо чаще тр*хаюсь сюда! – Билл больно цапнул меня за ягодицу, не в силах более быть хорошим и сносить от меня издевательства.

- Я надеюсь, ты здесь не девственник? Хотя мне было бы приятно стать для тебя первым мужчиной. – Чем больше я заводился, тем больше хотелось экстрима, а большего экстрима, чем вывести гадюку из себя, невозможно было даже представить.

- Я дождусь сегодня твоего члена или нет, а, мужчина? – Ехидно усмехнулась гадюка, и я больше не медлил, пристроив, наконец, Билла под собой.

Как можно описать ощущение счастья, я не знал, но мне всерьез казалось, что я его ощущал физически. Билл метался подо мной, крича, как сумасшедший, полосуя мне спину когтистыми пальцами, подкидывал бедра мне навстречу, скользя по моему члену своей ненасытной попкой. Я все время боялся кончить и не дать ему насладиться мной сполна, каждое движение сопровождалось сладкой судорогой так и норовившей вылиться в оргазм, а он все кричал и кричал, просил и требовал, щипал и гладил, кусал и зализывал укусы, сводя меня с ума. Я пытался задерживать дыхание, пытался отвлечься на какой-нибудь предмет, чтобы отдалить неизбежное, – на бутылку, стоящую рядом, или на фотографии, висящие на стенах. Но как можно было отвлечься, когда подо мной бился в экстазе человек, которого я сейчас почти боготворил?

- Прости… Прости, Билл… – Простонал я, упираясь своим влажным от испарины лбом в его грудь и со всей силы засаживая в последний раз, перед тем как излиться в тугую попку.

Билл успокаивающе гладил меня по горячей спине, шепча что-то нежное, пока я приходил в себя. Я не слышал, что именно, да это и не нужно было, главное – слышать тепло в его голосе. И когда я совсем расслабился, он вылез из-под меня и осторожно повернул на спину.

- Ты ведь позволишь и мне сегодня кончить? – Мягко улыбнулся он, укладываясь сверху.

- Прости… – Снова извинился я за свой быстрый оргазм. Билл лишь усмехнулся и, подобрав с пола пакетик смазки, начал подготавливать меня для себя.

Мы, измотанные, лежали на полу, голые и уже немного озябшие. Я не мог оторвать взгляда от острых загорелых коленок Билла, от его худых бедер, от тонкой кисти, мирно покоящейся на моем животе. Мы были расслаблены и удовлетворены. Я был счастлив, и мне очень хотелось верить, что и он тоже счастлив сейчас.

- А знаешь, я с самой первой нашей встречи понял, что никуда тебя от себя не отпущу… – Усмехнулся Билл, голос его теперь был хриплым и от того еще более сексуальным.

- Почему?

- Не знаю… Просто понял, и все…

- И поэтому начал меня мучить, подставлять и ломать мою жизнь? – Я, не удержавшись, положил свою руку на острую коленку, чуть сжимая пальцами, чувствуя подушечками ее гладкость и твердость.

- С тобой весело было играть…

- Ты – сволочь…

- Но ты все равно меня любишь.

- Люблю. И ты меня тоже, хоть и не говоришь мне об этом…

Мы замолчали, шумно вдыхая пахнущий нашей недавней любовью воздух. Я гладил Билла по бедру, а он глядел в окно, на уже заметно светлеющее небо, и думал о своем.

- Билл… Билл, я теперь понял много… Я когда услышал ваш разговор в институте, я все понял. Я не обижу тебя. Я не он... Я не Анхель. – Привставая на локтях, пытаясь заглянуть ему в глаза, выпалил я то, что не давало мне покоя.

- Я и не позволю себя обижать. А то, что ты услышал…Том, то, что ты слышал, – лишь часть правды. Это его правда, не моя. – Тихо ответил Билл, так и не повернув ко мне голову.

- А какая правда твоя? Скажи мне. Мне нужно знать. – Попросил я.

Он тяжело вздохнул и, повернувшись на бок, серьезно посмотрел мне в глаза.

- Я не плачусь. Никому и никогда. – С металлом в голосе сказал он, продолжая сверлить меня взглядом.

- Неужели я для тебя не исключение?! Черт, Билл, какого хр*на ты меня мурыжишь? Может, хватит? Я хочу знать о тебе все! – Я сел, ища взглядом боксеры, но, так и не найдя их, потянулся за толстовкой, набрасывая ее себе на бедра.

- Ну, тише-тише, чего ты задергался? – Билл со свойственной ему гаденькой ухмылочкой наблюдал, как я пытался прикрыть свою наготу. – Налей мне лучше.

Я обиженно поджал губы, но повиновался.

- А себе? – Удивилась моя гадюка, когда я, подав ему его стакан, отставил бутылку и прилег рядом.

- Если еще выпью, то засну.

- А у тебя есть еще какие-то планы на сегодняшнюю ночь? – В голосе Билла промелькнули кокетливые нотки, и я невольно заалел. Благо сумрак скрыл мое неожиданное смущение.

- Я надеялся, ты расскажешь мне…

- В кого ты так упрям? – Нахмурился Билл и, заглотнув содержимое стакана одним обжигающим глотком, вновь потянулся за бутылкой.

- У меня есть пример перед глазами…Решил напиться?

- Неплохая идея.

Билл перевернулся на живот и мелкими глотками потягивал виски, болтая ступнями в воздухе. Я же, открыв рот, смотрел на загорелые ягодицы, на будоражащие меня ямки на его пояснице, на точеную гибкую спину и мелькающие то и дело пятки.

- А почему у тебя загорелая задница? Ты что, нудист?

Билл одарил меня слегка косящим, пьяным взглядом, ухмыляясь.

- Нет, ты что, расхаживал там голышом?

- А почему нет? Мое бунгало стояло в уединенном месте…

- Ты там вообще работал или что? – Теперь была моя очередь хмуриться. Пока я тут чах целый месяц, эта гадючина поджаривала на пляже свою круглую жопку!

- Одно другому не мешает.

Я заметно надулся, что не ускользнуло от цепкого взгляда моей гадюки. Он тут же поднялся и обвился вокруг меня лианой, целуя мои губы, гладя по груди тонкими пальцами.

- Твоя попка скоро станет такой же шоколадной… – Выдохнул он интимно.

- Я еще не согласился ехать с тобой. Слишком размытые перспективы.

- А что ты хочешь, чтобы я тебе пообещал? Должность, деньги? – Взъерепенился Билл.

- Твою любовь.

Билл застыл, убирая от меня руки. Я сжал кулаки, уже жалея, что снова поднял эту болезненную для себя тему, но Билл, немного помолчав, хрипло ответил:

- Она есть у тебя...

Глаза предательски защипало, а горло перехватило. Я резко отвернулся, не желая обнажать свою слабость. Но Билл подполз ко мне и лег рядом, уложив голову на мои колени. Я не знал что делать, не знал что говорить, и нужно ли вообще теперь что-либо говорить. Казалось, что это сон. Но я отчетливо чувствовал его дыхание на своем бедре, его пушистые волосы и его тепло, и это не могло быть сном. Поддавшись порыву, я, схватив его за подмышки, посадил себе на колени и прижал к груди, качая, как ребенка. В этот момент ничего не имело значения, кроме нашей близости.

- Ты хотел знать… – Тихо вымолвил он, поднимая на меня свои глазищи, такие родные и наконец-то теплые теперь.

- Хотел… Но если тебе не хочется вспоминать, если тебе от этого больно, то…

-Уже не больно. – Прервал меня Билл, и удобно уложив голову на мое плечо начал рассказывать.

-Знаешь, я был странным ребенком, всегда замечал в людях больше, чем остальные. Мне было все интересно, каждая эмоция, каждое лицо было для меня тайной, которую хотелось разгадать. Помню еще в садике, когда одна девочка упала и разодрала в кровь себе коленки, я стоял рядом и смотрел, как она плачет, жадно вглядываясь в ее лицо. Мне было интересно, как выглядит боль… Меня тогда здорово отругали за то, что не позвал на помощь. Это лишь один эпизод из многих подобных. Став старше, я понял, что мне интересны люди, интересно наблюдать за ними. Я подолгу носил в своей голове четкие образы, пытался рисовать их, но не получалось так хорошо, как хотелось бы и тогда-то я и понял, что мне нужно что-то другое. Первую камеру мне купили родители в старших классах школы. Я был счастлив. Безумно. Я наконец-то смог остановить мгновение, поймать эмоции на лицах, оставить на пленке то неуловимое, что никто кроме меня не мог видеть. Но мне не хватало техники, профессиональной подготовки и в выпускном классе я пошел на специальные курсы к Адаму Шенкеру. В то время он был одним из наиболее продаваемых фотографов, у него был свой неповторимый стиль и большой талант, что немаловажно. Я многим обязан его урокам. Группа была заполнена до отказа, был большой конкурс, Адам сам выбирал из представленных ему работ наиболее талантливые. Я прошел. И он… Анхель… Как ты понимаешь, моя странность не ограничивалась лишь творческой составляющей. Я рано понял, что девушки это не то, что мне нужно. Экспериментировал, но ничего хорошего из этого не вышло. Школа – это не то место, где любят инаких… Я сразу понял, что Анхель такой же, это и привлекло. Он был красив и остер на язык, мне казалось, что он именно тот, кого так долго искал. Мы быстро сдружились, быстро переспали, быстро начали жить вместе. И я всерьез думал, что это лучшее время моей жизни. Мы занимались любимым делом, занимались любовью, смеялись, делали глупости. Но у Анхеля была мечта, мечта к которой он шел… Он мечтал быть знаменитым фотографом, мечтал о своих выставках и о славе. Его амбиции были слишком высоки для человека, чьи работы больше походили на заказы для гламурных журналов, с абсолютным отсутствием творческой составляющей. Анхель был всем хорош, но не чувствовал людей. Я не понимал как такое возможно, при том, что он был довольно хорошим психологом и манипулятором и мог с легкостью заставить людей делать то, что ему нужно.