Блёстки (СИ), стр. 31

- Скорее муж, – решил отшутиться я, не поддаваясь на провокацию.

- Что тебе надо, Том? Я устал и собираюсь отправиться спать, избавь меня от очередной твоей истерики! – Пренебрежительно выдохнул Билл и, обойдя меня, словно я был предметом мебели, отправился наверх. Но не тут-то было. Я не собирался больше терпеть эту неопределенность и твердо решил, что он не уйдет от меня, не объяснившись. Нет, не сегодня.

- Ляжешь спать позже! – сказал я, дернув его за руку, останавливая. Билл поднял на меня ошарашенные от удивления глаза.

- Томми, ты в себе, зайчик? – наигранно-заботливо спросила сволочь.

- Я-то в себе. И более чем когда бы то ни было! – зашипел я, теряя самоконтроль. Этого допускать было никак нельзя. Как только я сорвусь, тут же проиграю. Гадюка мастерски управляет моим гневом, оборачивая ситуацию против меня.

- Я рад за твой прояснившийся рассудок, – усмехнулся он, – а теперь отпусти мою руку, ты оставишь мне синяки...

- Потерпишь! – Нагло ухмыльнулся я, с вызовом глядя в его вмиг почерневшие глаза. И не успел я ничего понять, как получил внушительный удар кулаком в грудь, заставивший меня выпустить руку Билла и, согнувшись, хватать ртом воздух.

- С*ка... – прохрипел я.

- Иди спать, Томми. – Сладким до мерзости голоском пропела гадюка и, не обернувшись, отправилась к себе.

Наверное, за всю свою жизнь я так сильно никого не ненавидел, как сейчас ненавидел его. Я вдруг отчетливо понял, что ничего между нами не будет. А я, полный идиот, с огромными розовыми очками на носу, не хотел понимать, что он уедет. И уедет без меня, поэтому и молчит, не желая, видимо, упускать возможности развлечься со мной перед отъездом. Нет в его душе места для меня, и нет там никакой любви, кроме любви к себе.

Дыхание вырывалось из моей груди порывистыми хрипами, и я не был уверен, что это от удара, скорей от боли, от обиды и неистовой злости на себя. Какой дурак! Какой наивный дурак! И откуда это во мне только, ведь я никогда не был сентиментальным, никогда не разводил соплей, никогда не влюблялся...

Дальнейшее все было как в тумане. Я сквозь пелену слышал свой голос, заказывающий билет до Гамбурга на ближайший рейс. Я почти не чувствовал рук, неторопливо скидывающих вещи в чемодан. Я даже улыбнулся своему отражению в зеркале, ужасаясь сумасшедшей роже, глядящей на меня из зазеркалья. От всего трагизма и болезненности ситуации хотелось кричать, но меланхолия и искусственное равнодушие, напавшие на меня, не давали мне этого сделать. Меня словно отключили, выключили все чувства, высосали все эмоции, оставив одну оболочку. И я был благодарен за это своей нервной системе, так мудро заблокировавшей все мои чувства, потому что всерьез опасался, что если бы не это – сошел бы с ума.

Единственное, что сейчас хотелось, так это быть как можно дальше от НЕГО и забыть, как страшный сон, последние месяцы, словно и не было его никогда в моей жизни.

- Чай, кофе, сок? – спросила меня молодая борт-проводница, с красивыми голубыми глазами и смешными веснушками на носу, явно улыбаясь шире, чем было необходимо. Она была хорошенькая, и в другой ситуации я бы с удовольствием пофлиртовал с ней, но сейчас я был эмоционально измотан и не способен даже на легкое кокетство.

- Спасибо, не сейчас. – Ответил я и отвернулся к иллюминатору, чтобы не видеть разочарованного взгляда девушки.

Решение уехать раньше, не дожидаясь, пока Билл сам от меня избавиться, пришло сразу. Хотелось доказать, что я могу от него отказаться, что зависимости нет, и глупая любовь – не любовь вовсе, а просто влияние сумасшедшего эротизма гадюки. Хотелось сделать ему больно своим отъездом. Правда, я не был уверен, что он вообще расстроится этому факту, возможно, я просто сделал ему одолжение, избавив от необходимости оправдываться и отделываться от меня. Но ранее, сидя в зале ожидания аэропорта, я ждал. Не хотел себе признаваться в этом, но ждал. Поглядывал на вход и надеялся, что бесчувственная сволочь обнаружит мое отсутствие и кинется за мной. После объявления посадки, разочарование холодком прошло по моему телу. И невесело усмехнувшись, я, еще раз обведя зал бездумным взглядом, направился в самолет.

Я успокаивал себя тем, что так будет лучше. Я снова вернусь в институт, рядом будет Андре, с которым просто не бывает скучно, и моя жизнь вернется в привычную колею веселья и безмятежной бесшабашности. Да, так будет лучше... Это была последняя мысль перед тем, как я провалился в сон.

- Том, друг! – Андреас бросился мне на шею, грозя задушить в своих объятиях. – Как же я рад тебя видеть!

- Андре, мне тебя так не хватало! – Я обнял друга в ответ.

Он подхватил одну из моих сумок, и мы направились на выход.

- Расскажешь? – Спросил Андре, подходя к своей машине и открывая багажник.

- Потом... позже... – ответил я, не желая вновь переживать неприятные моменты, доставая из своей души боль и разочарование. Друг понимающе кивнул. Я неслабо напугал его, позвонив посреди ночи, мертвым голосом сообщив номер рейса и время прилета.

Пока Андреас утрамбовывал чемоданы в багажник, я с наслаждением вдыхал запах родного города, казалось, прошла целая жизнь с того момента, как я уехал.

- А знаешь, что я тебе скажу? – Неожиданно сказал Андре, опустив ладонь мне на плечо и заглядывая в глаза, – Что бы там у вас ни произошло, он – редкостный дурак, если упустил такого как ты!

- Хм... помнится, у тебя всегда Билли был хорошим, – я не лишил себя удовольствия припомнить другу обиду.

- Каким бы он хорошим ни был, ты – мой друг, а значит, я априори на твоей стороне!

Часть 2.

- Какая у тебя линия бедер! Ах! Тонкий, но подкаченный, ты же идеален для этого!

- Не проси... – нахмурился я, стыдливо прикрывая обнаженные бедра, я никак не мог привыкнуть к этому восхищенному взгляду.

- Том, я бы хотел, чтобы снимался именно ты...

Прошел месяц с того момента, как я, молча собрав вещи, уехал назад в Германию. И весь этот месяц я активно занимал себя чем угодно, лишь бы не оставалось времени на воспоминания, на мысли о нем... Мой день был расписан по минутам, так, чтобы приходя домой поздно вечером, падать на кровать замертво.

Первые дни после возвращения было тяжело: я ждал звонка, приезда, чего угодно, любой реакции от него. Но реакции не последовало. Как будто он и не заметил моего исчезновения. С каждым днем становилось только тоскливей, я никак не мог привыкнуть к спокойствию, появившемуся после моего возвращения, ведь рядом с Биллом я жил, как на вулкане, и каждый день с ним разукрашивался новыми яркими красками. Именно поэтому я и принял решение записаться на все факультативы в институте, в том числе, и на курсы фотографов... Андреас ехидно усмехался моему новому увлечению, но молчал, опасаясь реакции. А я с интересом постигал азы фотографии, с каждым занятием все больше и больше понимая, какими потрясающими по технике и эмоциональности были работы Билла.

Нашим преподавателем был молодой, но перспективный фотограф Анхель Кель. В первый раз увидев которого, я немало удивился – он был скорее похож на модель, со своим творческим беспорядком на голове, пронзительными темно-серыми, цвета мокрого асфальта, глазами, длинными ресницами, красивым скуластым лицом и двумя метрами роста, чем на фотографа. Однако объяснял материал он очень доступно и интересно, делал множество практических занятий, давая нам возможность почувствовать камеру, увидеть мир сквозь нее, научиться в повседневности находить интересные моменты и тонко ловить их.

После очередного занятия мы разговорились. Анхель похвалил мои работы, говоря, что у меня есть талант не только к журналистике, но и к фотографии. Мы заинтересовались друг другом, и после занятий я оставался, ждал, пока он соберется, чтобы вместе пойти домой, разговаривая о жизни, искусстве и вообще обо всем на свете. Казалось, мы знакомы тысячу лет, с ним было легко и приятно, он давал дельные советы и много смеялся. Даже Андре стал ревностно поглядывать на парня, занявшего все мое свободное время.