Белокурая гейша, стр. 70

- Прежде чем мы продолжим наши вечерние… наслаждения, - жарко прошептал он мне на ухо, - скажи мне, как твое имя?

- Кимико, - с поклоном ответила я.

Глаза его ярко вспыхнули.

- Станцуй для меня, Кимико-сан.

Я озадаченно воззрилась на него.

- Без музыки? - сбитая с толку, спросила я.

Уверенность меня покинула. Я почувствовала, что барон проверяет меня, старается лишить гармонии и сломить мой дух. Его тактика была мне понятна. Когда я вошла в комнату в своем прозрачном кимоно, я контролировала ситуацию. Теперь же преимущество перешло к нему.

- Единственная музыка, которая нам понадобится, - это любовная песнь, Кимико-сан, - бойко отозвался барон, точно зная, что делает.

- Просьба ваша очень необычна, барон Тонда-сама, - снова кланяясь, молвила я. - Насколько мне известно, цель первой ночи церемонии дефлорации заключается в том, чтобы посвятить майко с помощью белков трех яиц…

Взгляд мой упал на покрывало. Там лежало всего два яйца. Я осмотрелась. Где же третье?

- Двух яиц будет вполне достаточно, чтобы смазать стенки твоего влагалища, - пояснил барон, верно истолковав мой озадаченный взгляд. - И пальцы мои готовы начать наше упражнение, но глаза мои с еще большим нетерпением жаждут насладиться твоим танцем.

Что мне оставалось делать?

Я снова подлила сакэ ему в чашку. Мысли мои неслись вскачь. Любое неверное движение лишь возбудит подозрения барона. Прикрыв рот рукой, я не сумела подавить смешок. Будто бы барон нуждается в стимуляции! Краем глаза я заметила выпуклость у него между ног. Очертания его эрегированного пениса смутили меня, заставив усомниться в том, как я смогу доиграть свою роль до конца хотя бы в эту первую ночь, не говоря об оставшихся шести.

Я вздернула подбородок.

- Я станцую для вас, барон Тонда-сама, - с поклоном ответила я.

Он заворчал, подгоняя меня начинать скорее.

Стараясь вновь перехватить инициативу, я проигнорировала его слова и не стала торопиться. Вместо этого я очень медленно встала, поднимая одно колено на дюйм выше другого, сохраняя идеальную форму. Внезапно меня затопило всепоглощающее желание сделать все идеально, как учила окасан, потому что у меня было странное предчувствие, что это самое важное, что я могу совершить за сегодняшний вечер. Традиционно в мире гейш танец являлся способом умолять богов ниспослать счастливую судьбу. Я танцевала так, как того желали боги.

Тело мое заняло исходную позицию, а в голове раздался стук палочек из слоновой кости, ударяющих по струнам лютни. В следующее мгновение я как наяву услышала переливчатое звучание музыкального инструмента и вынула из-за шелкового, отделанного парчой пояса сложенный веер. Делала я это очень осторожно, чтобы не выдать местонахождение серебряного кинжала, припрятанного в складках.

Бесшумно, будто заставляя росу скатиться с лепестков цветка, я махала веером по направлению к масляной лампе, той, что стояла ближе ко мне. Лампа погасла, отчего стало казаться, что светлячки, нарисованные на ширме за моей спиной, вылетели в комнату и стали кружиться по ней, подобно крошечным сияющим звездам. Они единственные беспокоили меня…

…Пока я не взглянула на барона, попивающего крепкий сладкий ликер. Его почтенный пенис, огромный и подрагивающий, выглядывал из шелковых штанов. Тысячи светящихся светлячков на заднем плане добавили блеска моему танцу, когда я выписывала пируэты на кончиках пальцев одной ноги, сжав при этом руки вместе, затем сделала барону реверанс и стала по-особому складывать и раскладывать веер.

Сложенный веер означал трубу.

Его пенис.

Полуоткрытый веер символизировал фонарь.

Раскрытие половых губ моего влагалища.

Открытый веер - восходящую луну.

Мое сердце цветка трепещет, готовое принять его нефритовый стержень.

Танец мой был скорее набором телодвижений, нежели чем движением ног, так как я раскачивалась вперед и назад. Каждый миг был предложением, обещанием, отрицанием, резким взрывом желания, вырывающегося из глубин моего лона. Я танцевала все быстрее и быстрее, по шее и позвоночнику тек пот, капельки влаги выступили и на лице, под мышками, и даже между ног, словно мой ароматный персик намок под дождем.

Танцуя, я чувствовала, как будто кто-то тянет меня за кимоно. Это было сравнимо с тем, как если бы сама госпожа Луна улеглась на мой длинный волочащийся по земле рукав, отказываясь пролить свой благословенный свет на мой танец и дать свое одобрение. Но час все еще был ранний, и через бумажную дверь робко пробивались лучи заходящего солнца.

Я продолжала исполнять каждый шаг с четкостью и аккуратностью, отработанными за годы тренировок. Танец мой был соблазнительным и манящим, каждый взгляд и движение в нем были полны смысла. Затем я вытянула из-за пояса шелковый шарф, чтобы изобразить с его помощью облако, вознамерившееся затмить луну.

- Танцуй быстрее! - вскричал барон.

Быстрее? Глаза мои сузились, принимая вызов, а пятки резко опустились на пол. Не дав ему возможности перевести дыхание, я стала кружиться и раскачиваться, и мои длинные рукава летали вокруг меня, превращая меня в водоворот света и тени, тени и света, то рассыпающийся, то снова стекающийся воедино.

Серебряные нити сияли сквозь мое прозрачное кимоно, вздымаясь вокруг меня подобно молнии, поражающей мои обнаженные ступни и пробегающей к стройным ногам. Черный кустик волос у меня на лобке, казалось, искрился серебристыми вспышками, поднимающимися выше, к грудям, чтобы кольнуть страстью заостренные соски, затем горло и, наконец, бледное лицо. Я бросила взгляд на барона, в глазах моих полыхало пламя.

Зеленое пламя.

Сердце мое замерло в груди, дышать стало трудно. Что же я наделала?

Закончив танец, я упала на татами и поклонилась, касаясь его лбом. В лихорадке танца я забыла о своих зеленых глазах. В прошлом я всегда смотрела в пол при встрече с чужими людьми, и глаза мои были полуприкрыты веками. Дрожь страха прошла по моему телу. Ну зачем я посмотрела прямо на барона, когда лицо мое светилось в желтовато-золотом свете масляной лампы, выдавая мои зеленые глаза? То был очень глупый поступок, и я это знала.

Я задрожала. Я не боялась барона, пока он считал меня гейшей по имени Кимико. Но теперь, когда он узнал, что на самом деле я дочь Эдварда Маллори, мне стало страшно за себя. Я испугалась уготованной мне смерти.

- Он знает, кто я, Марико-сан, - прошептала я за ширмой. Голос мой охрип, тело покрылось капельками пота.

- Уверена?

- Да. Жизнь всех нас в опасности.

- Моя жизнь вне опасности. Ты можешь сбежать, пока барон…

- Нет. Я не оставлю тебя наедине с этим сумасшедшим.

- Ты должна, Кэтлин-сан! Пожалуйста, я хочу сделать это для тебя.

Я стояла в темноте за ширмой, подальше от того места, где сидел барон, самостоятельно подливая себе сакэ в чашку, что являлось с его стороны поступком вызывающим. Я задумалась, какими еще традициями он может пренебречь ради собственного удовольствия.

Марико льнула ко мне. Сгущающиеся сумерки приглушали наш шепот, обволакивая наши черные волосы, уложенные в традиционные прически и сколотые одинаковыми серебряными шпильками.

Окончив танец, я низко поклонилась барону, не поднимая лица, и попросила несколько минут на то, чтобы сменить пропитанное потом кимоно, прежде чем мы приступим к церемонии дефлорации. Тонда прожевал кусок сырой рыбы и рыгнул, источая запах имбиря, затем пробормотал свое согласие.

- Не заставляй меня ждать, Кимико-сан, - пробормотал он. Кусочки рыбы забились у него между зубами. - Я жажду отведать вкус твоего пробуждения, когда погружу в тебя свои пальцы. Я намерен полировать твой камешек, пока ты не увлажнишь мои пальцы своим горячим соком.

Его слова наряду с сильным ароматом благовоний, витающим в воздухе, заставили меня закашляться. Я отерла пот с лица и шеи, терзаемая беспокойством.