Том 1. Стихотворения и поэмы 1899-1926, стр. 52
21 мая 1921
Симферополь
VII. Возношения
Посев («Как земледел над грудой веских зерен…»)
Как земледел над грудой веских зерен,
 Отобранных к осеннему посеву,
 Склоняется, обеими руками
 Зачерпывая их, и весит в горсти,
 Чуя
 Их дух, их теплоту и волю к жизни,
 И крестит их, –
     так я, склонясь над Русью,
 Крещу ее – от лба до поясницы,
 От правого до левого плеча:
 И, наклонясь, коленопреклоненно
 Целую средоточье всех путей –
 Москву.
 Земля готова к озимому посеву,
 И вдоль, и поперек глубоким плугом
 Она разодрана, вся пахоть дважды, трижды
 Железом перевернута,
 Напитана рудой – живой, горючей, темной,
 Полита молоньей, скорожена громами,
 Пшеница ядрена под Божьими цепами,
 Зернь переполнена тяжелой, дремной жизнью,
 И семя светится голубоватым, тонким,
 Струистым пламенем…
 Да будет горсть полна,
 Рука щедра в размахе
 И крепок сеятель!
 Благослови посев свой, Иисусе!
 11 ноября 1919
Коктебель
Заклинание
(От усобиц)
Из крови, пролитой в боях,
 Из праха обращенных в прах,
 Из мук казненных поколений,
 Из душ, крестившихся в крови,
 Из ненавидящей любви,
 Из преступлений, исступлений –
 Возникнет праведная Русь.
 Я за нее за всю молюсь
 И верю замыслам предвечным:
 Ее куют ударом мечным,
 Она мостится на костях,
 Она святится в ярых битвах,
 На жгучих строится мощах,
 В безумных плавится молитвах.
 19 июня 1920
Коктебель
Молитва о городе
(Феодосия – весной 1918 г.)
С. А. Толузакову
И скуден, и неукрашен
   Мой древний град
 В венце генуэзских башен,
   В тени аркад;
 Среди иссякших фонтанов,
   Хранящих герб
 То дожей, то крымских ханов –
   Звезду и серп;
 Под сенью тощих акаций
   И тополей,
 Средь пыльных галлюцинаций
   Седых камней,
 В стенах церквей и мечетей
   Давно храня
 Глухой перегар столетий
   И вкус огня;
 А в складках холмов охряных –
   Великий сон:
 Могильники безымянных
   Степных племен;
 А дальше – зыбь горизонта
   И пенный вал
 Негостеприимного Понта
   У желтых скал.
 Войны, мятежей, свободы
   Дул ураган;
 В сраженьях гибли народы
   Далеких стран;
 Шатался и пал великий
   Имперский столп;
 Росли, приближаясь, клики
   Взметенных толп;
 Суда бороздили воды,
   И борт о борт
 Заржавленные пароходы
   Врывались в порт;
 На берег сбегали люди,
   Был слышен треск
 Винтовок и гул орудий,
   И крик, и плеск,
 Выламывали ворота,
   Вели сквозь строй,
 Расстреливали кого-то
   Перед зарей.
 Блуждая по перекресткам,
   Я жил и гас
 В безумьи и в блеске жестком
   Враждебных глаз;
 Их горечь, их злость, их муку,
   Их гнев, их страсть,
 И каждый курок, и руку
   Хотел заклясть.
 Мой город, залитый кровью
   Внезапных битв,
 Покрыть своею любовью,
   Кольцом молитв,
 Собрать тоску и огонь их
   И вознести
 На распростертых ладонях:
   Пойми… прости!
 2 июня 1918
Коктебель
Видение Иезекииля
Бог наш есть огнь поядающий. Твари
 Явлен был свет на реке на Ховаре.
 В буре клубящейся двигался он –
 Облак, несомый верховными силами –
 Четверорукими, шестерокрылыми,
 С бычьими, птичьими и человечьими,
 Львиными ликами с разных сторон.
 Видом они точно угли горящие,
 Ноги прямые и медью блестящие,
 Лики, как свет раскаленных лампад,
 И вопиющие, и говорящие,
 И воззывающе к Господу: «Свят!
 Свят! Вседержитель!» А около разные,
 Цветом похожи на камень топаз,
 Вихри и диски, колеса алмазные,
 Дымные ободы, полные глаз.
 А над животными – легкими сводами –
 Крылья, простертые в высоту,
 Схожие шумом с гудящими водами,
 Переполняющими пустоту.
 Выше же вышних, над сводом всемирным,
 Тонким и синим повитым огнем,
 В радужной славе, на троне сапфирном,
 Огненный облик, гремящий, как гром.
 Был я покрыт налетевшей грозою,
 Бурею крыльев и вихрем колес.
 Ветр меня поднял с земли и вознес…
 Был ко мне голос:
         «Иди предо Мною –
 В землю Мою, возвестить ей позор!
 Перед лицом Моим – ветер пустыни,
 А по стопам Моим – язва и мор!
 Буду судиться с тобою Я ныне.
 Мать родила тебя ночью в полях,
 Пуп не обрезала и не омыла,
 И не осолила и не повила,
 Бросила дочь на попрание в прах…
 Я ж тебе молвил: живи во кровях!
 Выросла смуглой и стройной, как колос,
 Грудь поднялась, закурчавился волос,
 И округлился, как чаша, живот…
 Время любви твоей было… И вот
 В полдень лежала ты в поле нагая,
 И проходил и увидел тебя Я,
 Край моих риз над тобою простер,
 Обнял, омыл твою кровь, и с тех пор
 Я сочетался с рабою Моею.
 Дал тебе плат, кисею на лицо,
 Перстни для рук, ожерелье на шею,
 На уши серьги, в ноздри кольцо,
 Пояс, запястья, венец драгоценный
 И покрывала из тканей сквозных…
 Стала краса твоя совершенной
 В великолепных уборах Моих.
 Хлебом пшеничным, елеем и медом
 Я ль не вскормил тебя щедрой рукой?
 Дальним известна ты стала народам
 Необычайною красотой.
 Но, упоенная славой и властью,
 Стала мечтать о красивых мужах
 И распалялась нечистою страстью
 К изображениям на стенах.
 Между соседей рождая усобья,
 Стала распутной – ловка и хитра,
 Ты сотворяла мужские подобья –
 Знаки из золота и серебра.
 Строила вышки, скликала прохожих
 И блудодеяла с ними на ложах,
 На перекрестках путей и дорог,
 Ноги раскидывала перед ними,
 Каждый, придя, оголить тебя мог
 И насладиться сосцами твоими.
 Буду судиться с тобой до конца:
 Гнев изолью, истощу свою ярость,
 Семя сотру, прокляну твою старость,
 От Моего не укрыться лица!
 Всех созову, что блудили с тобою,
 Платье сорву и оставлю нагою,
 И обнажу перед всеми твой срам,
 Темя обрею; связавши ремнями,
 В руки любовников прежних предам,
 Пусть тебя бьют, побивают камнями,
 Хлещут бичами нечистую плоть,
 Станешь бесплодной и стоптанной нивой…
 Ибо любима любовью ревнивой –
 Так говорю тебе Я – твой Господь!»