Том 1. Стихотворения 1908-1917, стр. 81
Разрыв-трава
(Большевистская сказка, переданная Климом Ване)
Батрак Лука не спал ночей,
Одолевали парня думы:
«Люд бедный, городской, – в когтях у богачей,
Деревней правят толстосумы.
Куда ни кинешься, все нет для голытьбы
Иной судьбы:
Какой-то черт ее трудом и сыт и гладок,
А ей – на все запрет и ко всему заслон.
Что ж это за такой закон?
И кто завел такой порядок?
По праздникам не раз, положим, поп Ипат
Увещевал народ с амвона
Словами божьего закона:
„Не зарьтесь, мол, на тех, кто в мире сем богат,
Не ополчайтесь брат на брата!
В загробной жизни ждет всех богачей расплата…“
Слеза в глазах, и крест – в руках,
И голос – с этакою дрожью,
А явно отдает от проповеди ложью.
У самого попа порыться в сундуках, –
Поди-кося, не все там по закону божью!
Вот батрака возьми – к примеру, хоть меня:
И руки будто есть, и голова на месте,
А в жизни я меж тем не знал такого дня,
Когда бы не был я рад смерти, что невесте.
К работе ль я ленив? Работа ль мне невмочь?
Нет, я б работал день и ночь
И вынес всякую б работу.
Но если б строиться я возымел охоту, –
Замок-то есть, да нет ключа!
И камни и леса, всё – в лапах богача!
На пашне бы своей не пожалел я поту,
Да пашни-то и нет.
Явившися на свет,
Все лучшие угодья
Нашел я где? В руках дворянского отродья!
Иль почему бы мне не сделаться ткачом?
Но лен ли, конопля ль, овечье ли то стадо –
Все, все присвоено проклятым богачом!
Что ж остается мне? За что мне браться надо?
И одному ли мне?
Один ли я пойду к грабителям с поклоном?
Под гнетом богачей в родимой стороне
Весь люд убогий стонет стоном.
Так это божьим, что ль, утверждено законом?!»
Покою не было с тех дум у батрака,
И крепко мысль ему одна тогда запала.
В ночь под Ивана под Купала,
Чистенько обрядясь, в лес двинулся Лука.
«Жив, – порешил он так, – не буду, –
Для счастья общего не жаль мне головы! –
А в эту ночь я раздобуду
Заветный цвет разрыв-травы!»
В ночную темь, по рвам, по кочкам, по бурьяну
Шагал батрак. В глуши лесной
Набрел на тихую поляну.
Там, место выискав под старою сосной,
Три круга очертил и с верою живою
Платочек разостлал перед разрыв-травою.
Покрылся у Луки холодным потом лоб, –
То в жар его всего кидало, то в озноб, –
Молитвы бормоча, дрожа от нетерпенья,
Он ждал чудесного цветенья.
Ждал, твердо веруя, что есть,
Есть сила дивная в волшебном, тайном цвете!
О, если бы ему с собой тот цвет унесть, –
Перевернул он все б на свете!
Прибравши клады все к рукам,
Он их бы роздал беднякам, –
Всем, кто морит себя работой подневольной,
Кто множит прихотью чужой число калек,
Кто к счастью весь свой скорбный век
Бредет, кряхтя, тропой окольной.
И крикнул бы Лука: «Гей, горе-голытьба!
В твоих руках твоя судьба.
Злой власти богачей ты не потерпишь боле.
В запряжке каторжной уж не согнешь горба:
Под небом все – твое: вода, и лес, и поле!
Избавясь от нужды проклятой, вековой,
Отныне можешь ты, люд черный, трудовой,
В трудах и в радостях друг с другом в общей доле
Жить на своей на полной воле!»
Упал в слезах Лука перед разрыв-травой, –
На сердце стало парню худо, –
От духоты ночной кружилась голова.
Тут – ровно ополночь – в лесу свершилось чудо:
В короткий миг разрыв-трава
Пред парнем бледным и безгласным
Вся расцвела цветеньем ясным, –
И, словно звездочки, стал за цветком цветок
Роняться тихо на платок.
Крест сотворивши троекратный
И завязавши цвет заветный в узелок,
Батрак пустился в путь обратный.
Идет. А сердце ёк да ёк.
И вот – отколь взялось и где все раньше было?
Лес грозно зашумел, зверье вокруг завыло,
Вверху закаркало лихое воронье,
Внизу заползали и зашипели гады:
«Брось узел!» – «Брось!» – «Оставь
Нам прежнее житье!»
«Зальются кровью наши клады!»
Сжимая узелок дрожащею рукой,
Лука все шел, а за Лукой
Неслися вихрем ведьмы, черти:
«Брось узел!» – «Чьей ты хочешь смерти?»
«Прольется кровь!» – «Народ восстанет на народ!»
«На сыновей пойдут отцы, на братьев братья!»
Творя молитвы и заклятья,
Лука все шел с узлом вперед.
А вой все рос: «Куда ты?»
«Куда ты?»
И стали обгонять тут батрака солдаты:
«Прощай! За клады нас всех гонят умирать!»
Навстречу им – другая рать.
Сошлись. Блеснул огонь. В тела вонзились пики.
Покрылось поле все кровавой пеленой.
Вокруг Луки неслись проклятья, стоны, крики:
«Ты нашей гибели виной!»
Тут наважденье все вмиг, как рукой, убрало.
Глядит Лука: никак, уж солнце заиграло
Над деревушкою родной!
Но не успел еще он отойти от страху,
Вдруг кто-то у него как ухнет за спиной
Да плетью по руке как стеганет с размаху!
Глаза застлало у Луки,
И не заметил он, как из его руки,
От боли онемелой,
Пал наземь узел белый.
Опомнившись, батрак рванулся в бой с врагом.
Ан, смотрит, перед ним нет ни врага, ни цвета:
Все тот же темный лес, и никого кругом;
Все та ж глухая ночь, и не видать рассвета!
Товарищи! Друзья! В тяжелый чае, когда
Вся мироедская на нас идет орда,
Пытаясь нас сразить не силой – клеветою,
Ужели дрогнем мы, отступим хоть яа шаг?
Ужель допустим, чтобы враг
Нас попирал своей пятою?
Пусть заклеймила нас продажная молва,
Пускай со всех сторон на нас враги насели, –
Что ж! Мы покажем им, что наша мощь жива,
Что все еще в руках у нас разрыв-трава –
Вождями нашими указанные цели,
Что, наподобие Луки,
Мы духом не падем, надежд не похороним,
Что под ударами не разожмем руки
И наших лозунгов на землю не уроним}
Последних слов еще не изрекла судьба.
Пусть все решит борьба!..