Перекрестки, стр. 6

Диспетчер, сидевшая перед целым рядом экранов, приняла вызов в 8:41.

– Служба спасения. Где вы находитесь?

– Боже! Он весь в крови! Наверное, он умер… – Женщина была в истерике и, казалось, вот-вот упадет сама.

Диспетчер, привыкшая к подобным эксцессам, произнесла ровным тоном:

– Мэм, успокойтесь. Вы должны сказать мне, где находитесь, чтобы я могла послать помощь.

Внимательно слушая, что говорит женщина, она переключила микрофон на другой канал и предупредила выездную бригаду спасателей, которая первой откликнулась на вызов, что может потребоваться срочная медицинская помощь. Затем она быстро впечатала необходимые данные в журнал вызовов, одновременно принимая звонки от бригад спасателей и медиков.

– Мэм, опишите, пожалуйста, то, что вы видите, – быстро проговорила диспетчер и, снова отключив микрофон, переключилась на связь с бригадой скорой помощи: – Говорит десятый участок. Бригада М-333, примите вызов по адресу: Юго-Западная Макадам-авеню, дом пять-ноль-четыре-ноль за перекрестком с Ричардсон-Корт, не доезжая Уэстон-Манор, нижний этаж подземной автостоянки со стороны реки. Доставите тяжелого больного в третье приемное отделение университетской больницы.

– Говорит М-333, вызов принял, – прозвучал ответ в наушниках.

– Мэм, – вновь обратилась диспетчер к женщине, – сделайте глубокий вдох и говорите спокойнее и медленнее. Итак, вы нашли мужчину, который, по-видимому, потерял сознание. Он в крови… Бригада уже выехала к вам и будет через несколько минут. Постойте где-нибудь в сторонке и дождитесь их. Дада, совершенно верно. Я буду поддерживать с вами связь, пока не прибудут медики. Вы молодец, все сделали правильно. Они скоро приедут.

Сначала приехали спасатели. Обнаружив Тони, они быстро произвели предварительный осмотр, прежде чем оказать первую помощь, в то время как один из членов бригады успокоил взволнованную женщину и опросил ее. Спустя несколько минут появилась и машина медицинской помощи.

– Привет, ребята! – обратился к спасателям санитар. – Что тут у вас? Чем помочь?

– У нас мужчина за сорок. Вон та женщина обнаружила его на полу рядом с автомобилем. Его вырвало, от него несет алкоголем. На голове глубокая рана, на лице порезы. В сознание не приходит. Мы зафиксировали ему шею и надели кислородную маску.

– А как основные показатели?

– Давление двести шестьдесят на сто сорок, пульс пятьдесят шесть. Частота дыхания двенадцать, неровное. Правый зрачок расширен, правое ухо кровоточит.

– Голова сильно повреждена?

– Да, похоже на то.

– Ладно, давайте положим его на носилки.

Они осторожно перекатили Тони на носилки. Команда спасателей раздела его, а санитар сделал внутривенную инъекцию.

– В сознание не приходит, дыхание прерывистое, – сказал фельдшер службы спасения. – Может быть, подключить его к приборам?

– Идея неплохая, только давайте отнесем его сперва в машину.

Тони положили на каталку и быстро погрузили в машину, а водитель связался с университетской больницей.

Все основные показатели у Тони упали, он был в состоянии асистолии, сердце его остановилось. Ему тут же впрыснули дозу эпинефрина, и сердце заработало снова.

– Университет, это М-333. Мы везем в ваше третье приемное отделение сорокалетнего мужчину. Найден на крытой парковке в бессознательном состоянии, с ранами на голове. По шкале Глазго у него пятерка [10], приняты меры по фиксации позвоночника. Непродолжительная асистолия, но после одного миллиграмма эпинефрина сердце заработало. Давление при последнем измерении – восемьдесят на шестьдесят, пульс семьдесят два. Сейчас делаем ему искусственное дыхание, собираемся провести интубацию. Езды до больницы примерно пять минут. Есть вопросы?

– Вопросов нет. Введите ему пятьсот кубиков маннитола.

– Принято.

– Диспетчер, бригада М-333 с двумя работниками службы спасения везет пострадавшего в больницу.

Взвыла сирена, и машина покинула гараж. Ей потребовалось даже меньше пяти минут, чтобы взобраться по серпантину на холм, где располагался Орегонский университет медицины и естественных наук, – университетская больница нависает над городом наподобие горгульи. Каталку с Тони доставили в реанимационное отделение, где на него накинулась целая толпа врачей, медсестер, лаборантов и ординаторов, исполнявших вокруг его тела замысловатый танец. Но в этом кажущемся хаосе каждый знал свою роль и ждал своей очереди, чтобы исполнить ее. Дежурный врач быстро задал несколько вопросов бригаде медиков, доставившей Тони, а затем они отправились отдыхать и приходить в себя после выплеска адреналина, который обычно сопровождает подобные выезды.

Компьютерная томография головного мозга, как и последующая компьютерная ангиография, выявили субарахноидальное кровоизлияние и опухоль в лобной доле головного мозга. Спустя несколько часов Тони был помещен в палату номер 17 блока интенсивной нейротерапии 7С. Подключенный трубками к разнообразному оборудованию, которое поддерживало в нем дыхание и жизнь, он и не подозревал, что привлек к своей персоне столько внимания.

У Тони было ощущение, будто он всплывает куда-то вверх, словно его мягко, но неуклонно притягивает к себе некое гравитационное поле. Оно было скорее похоже на материнскую любовь, нежели на материальное тело, и Тони не противился его воле. В голове у него крутилось смутное воспоминание о какой-то борьбе, вконец измотавшей его, но теперь все неприятное осталось позади.

У него возникло предположение, что он умирает. Эта мысль сразу прочно укоренилась в нем. Он внутренне собрался, будто надеясь, что ему хватит сил сопротивляться тому, что хочет его поглотить… А чему?.. Пустоте? Может быть, он сливается с безличной Душой Мира?

Нет. Тони давно уже пришел к заключению, что смерть – просто прекращение жизни в качестве сознательного существа, неизбежное обращение в прах: все произошло из праха и все возвратится в прах.

Такая философия оправдывала его эгоизм. В самом деле, разве он не вправе позаботиться о себе и распорядиться по своему усмотрению не только собственной жизнью, но и чужой? Не существует ничего единственно верного, абсолютной истины, есть только узаконенные обществом нормы и подчинение им, основанное на чувстве вины. То, как Тони понимал смерть, подталкивало его к выводу, что в конечном итоге ничто не имеет значения. Жизнь – не более чем мощный эволюционный всплеск бессмысленности, кратковременное выживание самых хитрых и ловких. Через тысячу лет – если от человеческой расы к тому времени что-нибудь останется – никто не вспомнит, что Тони был на свете, и уж тем более не станет любопытствовать, как он прожил свою жизнь.

Однако по мере того, как он всплывал в невидимом потоке, эти воззрения нравились Тони все меньше. Что-то в нем сопротивлялось, отказывалось верить, будто после того, как опустится занавес, все вообще потеряет значение, будто жизнь – только хаос эгоистических интересов, где каждый, расталкивая других локтями, рвется к выгодному положению и власти, и будто манипулирование ближними в собственных интересах – единственно верное поведение в этих условиях. Но какова же альтернатива?

Надежда на ее существование умерла в Тони ненастным ноябрьским утром, когда он почти минуту стоял неподвижно под косым дождем, держа в руках лопату с прилипшим к ней комом грязи и глядя на маленький нарядный ящик, в котором лежал его дорогой Габриэль. Едва пяти лет от роду, малыш храбро сражался, стремясь к красоте и добру, но был вырван из нежных объятий людей, любивших его больше всего на свете.

Наконец земля окончательно ушла у Тони из-под ног и провалилась в бездну. Туда же полетели осколки его сердца и последние надежды. Но слез он не проливал. Гнев против Бога, мироустройства и против гибели собственной души не спас и не сохранил его сына. Мольбы, обещания, молитвы – все отскакивало от небес и возвращалось неуслышанным, словно в насмешку над бессилием человека. После того, как умолк голос Габриэля, все потеряло смысл.