Братва. Пощады не будет, стр. 36
– Ты ошибаешься, считая это простой случайностью, – убежденно заявил я и – сам точно не знаю – то ли в шутку, то ли всерьез добавил: – Неприкаянная душа той зажаренной курочки таким способом тебе отомстила. «Какой мерой меряете – той же и вам отмерено будет», как нас предупреждает Библия. Почитай на досуге. Там громадная масса любопытнейших мыслей в наличии имеется.
– Хорошо,– улыбнулся мне в зеркало салона Александр. – Полистаю как-нибудь. Правда, я убежденный атеист с самого раннего детства.
– Весьма полезно менять старые убеждения на новые. Хотя б изредка, – выдал я ценный совет. – Все. Прибыли. Тормози у крайнего подъезда.
Убежденного лысого атеиста я оставил прохлаждаться в машине, так как присутствовать при моем разговоре с Могильщиком было явно противопоказано для его невинно-наивного взгляда на окружающий мир. Пусть лучше остается в счастливом неведенье, сохраняя свою кристальненькую душеньку от грязной и жестокой действительности.
Дверь в квартиру моего профи-головореза оказалась запертой изнутри, как и ожидал. Приоткрылась только после пятого настойчиво-требовательного звонка.
В образовавшуюся узкую щель выглядывала бледная морда с давно не бритыми щеками. На всякий случай я прежде поставил свою ногу между дверью и косяком, а уж потом сказал:
– Привет, Вадим! Гостей принимаешь?
– Заходи, коли пришел, – не слишком любезно пригласил хозяин, отступая в прихожую.
Обстановка однокомнатной квартиры Могильщика нисколько не обновилась за те месяцы, что я здесь не был. Все тот же пошарпанный пенсионный комод и стол в окружении деревянных колченогих стульев. Довольно странно. Под моим чутким руководством Вадим уже где-то около тридцати зеленых кусков «срубил». Приличный куш. Пропить такой весомый капиталец нормальный человек не в силах за столь малозначительный срок. Даже если будет лакать исключительно только марочный «Наполеон».
А на столе, кстати, стояла всего лишь батарея банальных поллитровок сорокаградусной «Русской». Полных. Пустые валялись под столом. Целая груда водочной стеклотары, словно тут как минимум банда уголовников обмывала свой удачный налет на винную лавку.
– Гуляешь, значит? – я присел к столу и неторопливо закурил любимую «родопину». – Ежели не секрет – по какому такому знаменательному поводу?
– А без повода! Просто обрыдло все. Имею право!
– Ясно, имеешь! Кто ж спорит? – успокаивающе помахал я сигаретой в его сторону. – Иногда даже полезно выпить для молодецкого куражу. Но что гласит народная мудрость? «Пей, да дело разумей!» Вторую часть пословицы ты явно игнорируешь. Нехорошо! Давай-ка не темни – что с тобой происходит? В чем проблемы? Может, я смогу помочь.
– Чем?! Пришьешь опять кого-нибудь, да?! – почему-то окрысился боевик, смешно вращая налившимися кровью глазами. Чудак-человек. Неужто он напугать меня пытается? Кретин. На подобный случай агрессивно-неуправляемой белой горячки у меня под курткой сногсшибательное «лекарство» припасено – верный десятизарядный «братишка» с глушителем.
– Могу и пришить, – спокойно и несколько двусмысленно подтвердил я. – Если очень попросишь... Ну так в чем загвоздка? Или ты, как алконавт, просто в очередной запой сорвался?
Могильщик перестал злобно ерепениться и сел наконец за стол, вселяя в меня оптимистичную надежду, что огневое вмешательство свинцовых аргументов сегодня, возможно, и не потребуется. Я ведь крупный гуманист по жизни и в ход пускаю пистолет лишь в случаях крайней на то необходимости. В натуре.
– Плохо мне, – устало признался Вадим, подрагивающей рукой наплескав себе полстакана водяры. – Те два гаврика так и стоят перед глазами. Которых мы по-тихому в лесу захоронили. Даже по ночам снятся, гады!
– Крыша дымится, – констатировал я. – Бывает. Тебе надо отдохнуть хорошенько, расслабиться на всю катушку, покувыркаться с девочками попкастыми. И все пройдет – станешь как новенький! На курорт не хочешь смотаться?
– «В Сочи»? – подозрительно вскинул на меня острые глаза Могильщик.
– Ты не так понял! За кого меня держишь?! – я чуть было не оскорбился даже. – Совсем другое имею в виду! Тебе, браток, крайне необходимо с матушкой-природой интимно пообщаться. Поверь слову – помогает от депрессий лучше алкоголя и наркоты.
– Ничего мне уже не надо! – тяжко вздохнул боевик, заглатывая полстакана своего «успокоительного» и одновременно косясь на мой слегка оттопыренный левый локоть. Точно сбрендил Могильщик – не верит, козел, в мою искренность и порядочность. Да если б я решил его замочить, то не стал бы рассусоливать и ходить вокруг да около. Радикальные меры не терпят пустых базаров и принимаются мною – когда надо – быстро и решительно. Как и положено в таком ответственном мероприятии, как «отправка клиента в Сочи».
– Ладушки! С тобой все ясно. – За отсутствием пепельницы я сунул, не мудрствуя, свой окурок в горлышко початой бутылки.
Выждал некоторое время, с любопытством разглядывая перекосившуюся от негодования физиономию Могильщика. Но тот благоразумно смолчал – видать, понял наконец, кто в доме хозяин.
– Давай завязывай, браток, разлагаться, – дружески посоветовал я, поднимаясь со скрипучего стула. – Мы ведь не совки и пахать «за того парня» не согласны. Возвращайся и приступай к работе. В Екатеринбурге, сам же в курсе, ее край непочатый... А то с пьянкой своей ты уж заговариваться начал – идею с «Сочи» имею в виду. Хотя, возможно, в этом и есть рациональное зерно... Я поразмыслю на досуге. Обещаю. Бывай пока!
Спускаясь по лестничным маршам, я щедро решил дать Могильщику на перевоспитание целых три дня. Как-никак мы ведь старые приятели, и слишком уж спешить с его ликвидацией было бы с моей стороны просто неинтеллигентно. Да и что такое, если разобраться, три дня? Семьдесят два часа всего лишь.
Александр мигом доставил меня до главного штаба нашей конторы-забегаловки «Только для двоечников». Кстати, надо бы сменить название и вывеску, а то Петрович все время жалуется, что ему постоянно приходится шугать из пивной разных оболтусов явно школьного возраста. Судя по дебильным мордам, сплошных двоечников. По поведению – уж точно.
Вдыхая приятно-привычные ароматы «Жигулевского» и «Бархатного», смешанные с табачным дымом, я спустился в полуподвальное помещение. Александра оставил стеречь машину, да и нечего ему в этом вертепе разврата делать.
Все были на месте. Киса с Цыпой, как обычно, азартно резались в нарды, а Петрович развлекался диснеевскими мультиками.
– Евген, я у Цыпленка уже больше стольника гринов выиграл! – совсем по-мальчишески похвастался Киса, восторженно сияя темно-ореховыми глазами.
– Ты у нас известный «катала», – поощрительно усмехнулся я, устраиваясь в своем любимом кожаном кресле. – Мастер широкого профиля, можно сказать.
– Стараюсь, шеф! – довольно заулыбался подручный, приняв похвалу за золотую монету девятьсот девяносто девятой пробы. – А как Могильщик поживает? Могу поспорить на полста баксов – после беседы с тобой он стал шелковый и трезвый!
– И проиграешь! Все не так просто, – вынужден был признаться я. – Боюсь, Вадим залез в бутылку окончательно и бесповоротно. По-любому: в боевики он уже не годится. Выдохся мальчик, сломался. Галлюцинации даже, кажется, начались...
– Конкретно? – удивился Киса. – А такой бугай с виду! Если бы не ты сказал – ни в жизнь бы не поверил! В натуре!
– А я давно знал, что этим кончится, – встрял в базар Цыпа, пренебрежительно выпятив нижнюю губу. – Могильщик дешевка и слабак – не замечали разве? После каждого «ликвида» у него завсегда морда бледная, как у потерпевшего! Сколько раз наблюдал! Не нашего он поля ягода, не профессионал. Хоть и чалился за убийство, но на бытовой почве – супружницу свою из ревности кокнул по пьянке.
– Тогда понятно. Не нашего Вадим разлива, – важно кивнул Киса. – Что ж, дело ясное, Евген! Предлагаю с ним разобраться, пока этот чирей не лопнул. Один справлюсь. Гарантия!
– Между прочим, у Могильщика приличная кучка долларов должна быть в наличии... – поддакнул Цыпа, выжидающе скосив на меня свои небесно-голубые глаза, невинно-чистые, как у младенца.