Чтобы встретиться вновь, стр. 20
– Даже и не думайте об этом, синьорина… э-э-э…
Она улыбнулась еще шире, продемонстрировав прелестную ямочку рядом с пухлыми губками.
– Франческа, синьор. Mi chiamano Франческа.
– Франческа! Чудесное имя. Мою мать звали Френсис, упокой Господь ее душу. Полагаю, это одно и то же, только по-английски. – В руке хрустнуло письмо. Роланд взглянул на корзинку для пикников на столе. – Ну, мне пора. Хотел только корзинку вернуть. Замечательный ленч. Сыр был превосходным. Э-э-э… – Он посмотрел на Франческу. Щеки девушки порозовели еще сильнее, голова склонилась набок, глаза медленно моргали. Роланд откашлялся. – Э-э-э… да. Я ухожу.
Он выскользнул за дверь и позорно бежал.
В первый же вечер в замке Святой Агаты Роланд, несмотря на дождь, смятение и жгучее осознание того, что Лилибет Харвуд (он старался по возможности не употреблять фамилию Сомертон) в ближайшем будущем будет спать под одной с ним крышей, все же сумел улучить момент и приделать фальшивую заднюю крышку к третьему ящику старинного итальянского комода.
В этом небольшом пространстве он спрятал несколько важнейших предметов: список контактов, сообщенных ему сэром Эдвардом; прямоугольную деревянную шкатулку, полную золотых монет, за которые пришлось трижды расписаться благодаря скрупулезности сэра Эдварда (они предназначались для взяток в случае нужды), и шифровальный блокнот.
Такое неудобство эти шифровальные блокноты! Обычно Роланд запоминал каждый новый шифр наизусть: его математические таланты вошли в легенду в узком кругу людей, знавших об этом, – но после той роковой встречи в кабинете сэра Эдварда прошло несколько очень насыщенных месяцев, и он не имел никакой связи с коллегами после короткого визита к Биддлу в контору во Флоренции. В общем, одного взгляда на письмо хватило, чтобы понять – шифр из недавних и очень сложный.
Роланд закрыл за собой дверь, приставил к ней стул и подошел к комоду.
Комод открывался легко – в выдержанной древесине, то и дело подвергавшейся смене жары и влажности, давно протерлись удобные бороздки. Роланд сунул руку внутрь, сдвинул фальшивую стенку и вытащил из тайника тонкую книжицу в бумажной обложке.
«Тетрадь по математике», – гласила надпись на бледно-голубой обложке – жалкая попытка маскировки, хотя любой мало-мальски стоящий контрагент, давший себе труд заглянуть внутрь, мгновенно поймет, что это такое. Роланд вытащил письмо из кармана и сверился с восковой печатью, уточняя, какой использовался шифр. Разумеется, тип «лисица». Он всмотрелся в правое ухо зверька и увидел впечатанную в самый кончик цифру 6, а затем пролистал шифровальный блокнот до страницы «лисица 6».
В маленькой комнате не было стола. Роланд подошел к своему сундуку, вытащил дорожный секретер и откинул крышку. В воздухе повис сладкий аромат кедра. Роланд выбрал ручку с тонким пером, закрыл крышку и уселся на старый деревянный стул с секретером на коленях, положив длинные ноги на нижнюю часть остова кровати.
Ничто так не отвлекает мужской мозг от мыслей о женщине, как холодные цифры. Перо приятно скрипело по бумаге, ароматный ветерок из окна ласкал щеку Роланда, и мозг с благодарностью погрузился в решение сложной задачи. Через минуту оказалось, что блокнот больше не нужен, и Роланд бросил его на кровать. Цифры росли, как пространственная модель, и вот уже он видит решение, расшифрованное сообщение, во всей его структуре.
Ручка упала на пол.
– Черт побери, – сказал он.
«Бух-бух-бух», – продолжала трястись дверь.
Роланд вскочил со стула, подхватив секретер, едва не рухнувший ему на ноги.
– Кто там? – крикнул он.
– Твой брат, черт возьми! Открывай давай!
Роланд выдохнул. Проклятый Уоллингфорд. Он сунул секретер обратно в сундук и захлопнул тяжелую деревянную крышку.
– Какого дьявола ты запираешь дверь? – требовательно спросил Уоллингфорд вместо приветствия, входя в комнату со своим обычным неприступно-властным видом. Старые деревянные половицы поскрипывали под его сапогами. Его красивое лицо выглядело на удивление грозно, словно ему только что сообщили, будто в его отсутствие банда анархистов-курильщиков захватила его городской дом на Мейфэре.
– Добрый день, брат. Спасибо, я прекрасно себя чувствую. А ты? – Роланд обошел крупную фигуру брата и решительно захлопнул дверь.
Голос Уоллингфорда прозвучал мрачно и встревоженно:
– Так почему заперта дверь? Ты же не думаешь, что они шпионят за нами, нет?
Роланд круто повернулся.
– Что?
– Женщины. – Уоллингфорд ударил себя по ладони сжатым кулаком. Выглядел он так, будто только что принял бодрящую ванну – темные влажные волосы падают на воротник, щеки пылают тем же красноватым оттенком, что и у юного Филиппа. – Черт побери! Думаю, ты прав! Конечно же, шпионят! А как иначе…
Роланд вскинул подбородок и захохотал.
– Шпионят за нами? Женщины? Ради всего святого, Уоллингфорд. Ты что, опиума обкурился?
Суровое лицо Уоллингфорда нахмурилось еще сильнее.
– Не будь таким наивным, Пенхэллоу. Я считаю их способными на все. Коварные гарпии! Ты знаешь, что сегодня утром я застукал леди Морли в мастерской Бёрка?
Роланд ахнул и схватился за сердце.
– Нет!
Уоллингфорд ткнул пальцем в грудь брата.
– Чертов дерзкий щенок! Ты что, не знаешь – они твердо намерены заставить нас сломаться первыми? Они намерены не просто выиграть чертово пари, но вообще выжить нас отсюда до того, как мы отыщем этого Россети и потребуем решить дело в нашу пользу? Что леди Морли просто соблазняла Бёрка у меня на глазах – и знаешь, как ее милость оправдалась?
– Даже вообразить не могу.
– Что она принесла Бёрку почту. Почту, прах ее побери! – Снова удар кулаком.
– Гадкая потаскушка!
– Вот именно! Я сказал… – Уоллингфорд замолчал и нахмурился. – Ты что, опять насмехаешься, щенок?
Роланд подался вперед и всмотрелся в волосы над левым ухом брата.
– Послушай-ка. Это что у тебя в гриве, старина, перышко?
Уоллингфорд похлопал себя по голове.
– Где?
– Да вот тут. Прямо у тебя под рукой. Очаровательное маленькое, пушистое, белое…
– Наплюй! – Герцог сердито расчесал пальцами черные локоны и направился к окну. – Дело вот в чем – мы должны их перехитрить. Опередить. Выставить отсюда. Пока бедный старина Бёрк не поддался чарам леди Морли и мы не попались в нашу же собственную ловушку.
– Прости, старина, но я тебя не совсем понимаю. – Роланд краем глаза заметил что-то голубое, глянул на кровать и увидел тетрадь по математике, нагло развалившуюся на полинявшем желтом покрывале.
Дьявольщина.
– Пари, олух! Пари! – Уоллингфорд повернулся и просверлил его напряженным взглядом черных глаз. – Если леди Морли добьется своего, нам придется признать поражение. Объявление в «Таймс», Пенхэллоу! А если это произойдет… – Его голос угас, словно последствия опубликованного в «Таймс» объявления были слишком ужасны, чтобы облечь их в слова.
– Если это произойдет?.. – подтолкнул его Роланд.
– Да как же! Мы будем посрамлены! Нам придется уехать. Наша жизнь станет жалкой. Осмелюсь заметить, даже более жалкой, чем сейчас.
Роланд пожал плечами.
– Чего же в ней жалкого? Как по мне, то даже очень приятно иметь рядом женское общество, чтобы как-то оживить обстановку.
Лицо Уоллингфорда, уже довольно розовое, сделалось цвета спелого помидора.
– О, тебе, конечно, хорошо! Ты и эта чертова леди Сомертон.
Внезапный порыв ветра дунул в окно, громко стукнул рамой по стене и развернул страницы тетради по математике.
Роланд сделал шаг к кровати.
– Не вздумай, – произнес он с ледяной отчетливостью, – повторить эти слова еще раз.
Уоллингфорд открыл было рот, но тут же захлопнул и потупился.
– Прости, старина. Был не прав. Она… ну… она женщина добродетельная…
– Она самая лучшая женщина на земле. – Роланд подошел к комоду, схватился за край и прислонился к нему. Уоллингфорду пришлось повернуться лицом к нему, спиной к кровати.