Лорд и королева, стр. 56
Ему было все равно. Впервые в жизни от него отвернулась женщина и, не нуждаясь больше в его обществе, пожелала от него избавиться.
Он становился старше. Он уже не был тем человеком, что раньше. Его любовь к жизни ослабла.
Кэт находилась наедине со своей госпожой, и они словно окунулись в те времена, когда Елизавету не называли при всех «ее величеством», а только втихомолку и те, кто любил ее.
— Я помню это, Кэт, — сказала Елизавета.
— А карты, моя дорогая леди?
— Ах, и карты тоже.
— А теперь, когда господин Корнелиус Лэной готовит для нас свой эликсир, вам больше не требуется, чтобы бедная Кэт Эшли заглянула для вас в карты?
— Как ты думаешь, Кэт, он его все-таки изобретет?
— Если он сделает так, как говорит, то изобретет, моя дорогая. Изобретет эликсир, который даст вам вечную жизнь и молодость. Позаботьтесь только, чтобы ничьи, только ваши драгоценные губки отпили от него, потому что, если им все станут пользоваться, то он не принесет нам добра. Если все будут жить вечно и будут вечно молодыми, то время вроде как остановится.
— Нет, — сказала королева, — только Елизавета выпьет микстуры Лэноя, может, я еще позволю моей милой старушке Кэт сделать глоточек в счет былых заслуг.
— Всего один глоточек, мадам?
— Может, два глоточка, ведь что я буду без тебя делать? Если я буду жить вечно, то со мной должна оставаться моя Кэт.
— Этот человек — мошенник, мадам.
— Неужели, Кэт? Возможно, ты и права.
— Вы ему верите, потому что ваше величество верит, что все хорошее, на что вы надеетесь, скоро придет. Может, в этом весь секрет величия. Остальные говорят: «Этого не может быть». Великая Елизавета говорит: «Так будет!» А так как она волшебница и богиня, то очень даже возможно, что она права.
— Ты говоришь, словно придворная дама, Кэт.
— Ох, моя любовь, вы потеряли еще один аксельбант. Клянусь, это тот, с рубинами и алмазами. А я хотела приколоть его к тому золотому платью, которое вы наденете сегодня вечером. Значит, я говорю, как придворная дама? Но придворные уже не говорят так, как прежде.
— Что это значит?
— Что одного человека, который говорил лучше всех и чьи слова доставляли вашему величеству самое большое удовольствие, как мне известно, с нами больше нет.
Елизавета ничего не ответила.
— Я полагаю, что ему очень грустно находиться вдали от двора, — сказала Кэт.
— Он наверняка развлекается с женщинами со всего Кенилуорта, — хмыкнула Елизавета.
— Вам, моя дорогая, не стоит так ревновать.
С блестящими от слез глазами Елизавета резко повернулась и дала Кэт пощечину. Кэт приложила руку к своей щеке и состроила мину. Потом она произнесла:
— Какая жалость. Этот рубиново-алмазный аксельбант наверняка потеряется, готова в этом поклясться, и из пары останется только один.
— Ах, замолчи!
Кэт повиновалась, и через пару мгновений Елизавета разразилась слезами:
— Почему это ты стоишь здесь и дуешься? Почему ты ничего не говоришь о нем, если тебе так хочется?
— Вы мне даровали ваше милостивое разрешение, ваше величество, заговорить об этом человеке?
— Что ты можешь сказать о нем?
— Что очень грустно видеть, как ваше величество о нем страдает.
— Я страдаю? Пусть страдает эта волчица!
— О ком вы, ваше величество?
— Эта шлюха, эта развратница, эта Летиция… или как там ее имя. Она замужем за этим… Фирфордом, так, что ли? Мне его жалко! Мне его жалко!
— Ах, — вздохнула Кэт, — всегда очень печально видеть, как некогда гордый человек падает вниз. Псы уже подбираются к его глотке, миледи. Они принесут ему несчастье и, может быть, и загрызут его до смерти.
— Псы! Какие псы?
Кэт прошептала:
— Его великая и несравненная светлость Норфолк. Милорд Сассекс. Милорд Арундел. Это те псы, которые в клочья растерзают нашего милого графа. Разве ваше величество не знает, что они добрались до Джона Эппл-Ярда и подвергли его допросу? Он клянется, что помог скрыть убийство своей сводной сестры ради спасения Роберта Дадли.
Елизавета уставилась в одну точку. Этого нельзя допустить. Не стоит воскрешать старый скандал. Не стоит ворошить могилу Эми Робсарт, чтобы запятнать честь королевы.
— Значит, — продолжила Кэт, — я говорю, что очень жалко видеть, как низко падает великий человек. Ах, на ваших милых глазках, моя дорогая, выступили слезы. Ну вот! Ну вот! Не важно, что их видит ваша Кэт. Вы его любите и думаете, что он любит Летицию больше… или любил бы, если бы она была королевой.
Подчиняясь внезапному порыву, Елизавета склонила свою голову на плечо Кэт. Она пробормотала срывающимся голосом:
— При дворе так без него скучно, Кэт. Те… другие…
— Они совсем другие, моя любовь.
— Никто не похож на него, Кэт. Мы вместе были в Тауэре. Могу ли я забыть его?
— Конечно же, не можете.
— Хенидж…
Кэт изобразила презрение, которое звучало в голосе ее госпожи:
— Красивый мужчина, — сказала она, — и ничего больше. Львица тешится милым щенком. А тем временем они поднимут против милорда Лестера людей, ваше дорогое величество. Собаки уже подбираются к его глотке. Они скажут: «Львица покинула его на произвол судьбы, и он ранен…»
Елизавета встала. Ее глаза сверкали, потому что она понимала, что наилучший выход — это когда чувства и здравый смысл идут рука об руку.
— Он снова будет с нами при дворе, — сказала она. — Я его вызову. Я не позволю собакам добраться до него. Ты увидишь, как они бросятся врассыпную. А что касается господина Эппл-Ярда, то он еще пожалеет, что вообще ступил одной ногой за пределы своего дома. Тем не менее, Кэт, больше не должно быть никаких скандалов. Ему следует покончить со своей дерзостью. Я этого не потерплю.
— Может, я пораскину карты? — предложила Кэт.
— Нет, только не сейчас. Он вернется ко двору в качестве джентльмена, по которому мы соскучились. Я его верну только потому, что у него так много врагов. Мне бы не хотелось, чтобы думали, будто бы я позабыла тех, кого некогда любила.
— И все еще люблю, — тихо добавила Кэт.
И вот Роберт вернулся ко двору, а его враги отступили.
Джон Эппл-Ярд сознался, что ему предложили вознаграждение, чтобы он свидетельствовал против графа, он согласился с тем, что в прошлом его зять был очень щедр по отношению к нему и что после того, как он впал в немилость, его дары иссякли. Болтал ли Джон Эппл-Ярд против графа Лестера всякие гадости, когда принимал от него дары? Нет, не болтал. Значит, он стал плохо думать о своем щедром зяте, только когда перестал их получать? Джон Эппл-Ярд с радостью скрылся в своей норе, благодаря Бога, что так легко отделался.
Не стоило воскрешать дело о смерти Эми. Снова поползли слухи. Собиралась ли королева вступить в брак с Лестером? Она уже прогнала Хениджа, но вроде бы не завела себе определенного фаворита. Она должна вскоре выйти за кого-нибудь замуж. Может, она думает, что если она — королева, то может не обращать внимания на бег времени?
Когда собрался парламент и королева попросила некоторую сумму денег для своего казначея, она столкнулась со стойкой оппозицией в палате общин.
Ей напомнили, что она все еще не замужем и что страна нуждается в наследнике. Палата общин отказалась даже обсуждать билль о деньгах, пока королева не даст слова без всяких задержек выйти замуж. Этому нашлась одна альтернатива — если она так стойко настроена против брака, то она должна провозгласить своего преемника.
В палате общин разгорелись жаркие споры, не обошлось и без потасовок. В угрожающей форме она наконец обратилась к палате лордов, и после некоторого раздумья лорды решили согласиться.
Елизавета могла стерпеть то, что она называла оскорблением со стороны палаты общин, но не палаты лордов.
Понимая, что в настоящее время самое мудрое для него — поддержать брак королевы с эрцгерцогом Карлом, Роберт стал сторонником плана палаты общин и лордов. Он знал, что в противном случае останется один, и теперь к тому же он вовсе не был уверен в чувствах королевы. Во время ссылки он почувствовал всю силу своих врагов. Он смутно догадывался, что она хотела от него именно этого, ведь его ссылка явилась частично результатом ее желания продемонстрировать заморским державам, что она не собирается выйти за него замуж. Он был глубоко тронут ее решением вернуть его ко двору, кроме того, он с радостью сознавал, что, когда все его покинули, а враги приготовились напасть на него, она с готовностью пришла к нему на помощь.