т.2. Проза и драматургия, стр. 50

Саша достал всю мыслимую документацию по Ключу, все когда-либо делавшиеся фотографии этой вершины, увеличил ответственные места на снимках, расшифровал их, даже написал короткие комментарии. Сидел в нем этот самый Ключ, будто действительно он что-то запирал в умной Сашкиной голове, которая уже один раз схлопотала госпремию по архитектурной части, в которой непрерывно и с компьютерной быстротой формировались и соединялись пространства, формы, объемы. Сашкина жена, красотка Рита, дважды обращалась к Садыкову со слезными просьбами оттянуть мужа от «этого вашего смертельного идиотизма». «Я не хочу тебя обидеть, Вов, но ты все-таки работяга, ты привычный ко всему этому ужасу. А мой-то, Господи, да на него из фортки дунет, он тут же и слег! Вы даже представления не имеете, какой он хлюпик! Где-нибудь, когда встретится трудность, он вас подведет, еще как подведет!» И ругала она его, и поносила. Сидели они с Садыковым у него дома, в креслах напротив друг друга, Володя подавал ей кофе, она пила кофе, курила, вызывая у Садыкова несправедливое, но естественное раздражение человека, недавно бросившего курить и возненавидевшего из-за полной теперь недоступности этот процесс, бывший когда-то чуть ли не главным в жизни. «Меняю хлеб на горькую затяжку…» Ну, это к слову.

«Странно, — думал Садыков, — женщина, которая вот уже шестнадцать лет спит с Сашей, каждый день говорит с ним, родила ему двух детей, знает этого человека меньше, чем я. Она так и не поняла за все это время, чем для Саши являются горы. А я знаю Сашку и видел его во всяких передрягах. Я видел, как он колебался между страхом смерти и азартом спорта на первопрохождении стены пика Энгельса. Я видел, как Сашка плакал в подвале республиканской федерации, где наспех собрались все с какими-то случайно подвернувшимися стаканами, когда получили жуткое известие о гибели в Итальянских Альпах Миши Хергиани. Я видел Сашку счастливым, да, совершенно счастливым: шел разбор восхождения на Сахарную голову „по столбу“, и Сашка лежал в тени арчи, на жесткой траве, высунувшей свои короткие пики между мелких камушков, покрытых старческой пигментацией разноцветных лишайников. Ничего особенного не происходило — светило солнце, в десяти метрах ворочался поток. Сашка лежал в одних шортах — вольный, веселый, талантливый, удачливый. Его идеальной постройки тридцатипятилетнее тело, длинные отшлифованные мышцы, слабая улыбка, когда его хвалили, — все гармонировало в нем. Весь он, как когда-то говорили, „сам собой“ напоминал вальяжного, отточенного тренингом зверя, мгновенно готового к стремительному, взрывному, естественному движению. И вот что странно: тяжелая скальная работа, которой много лет занимался Саша и которая, как правило, калечит руки скалолаза, грубит их, никак не отразилась на Сашкиных лапах. Его удлиненные кисти цвета светлого дерева каким-то чудесным образом роднили карандаш и тяжелый скальный молоток…» Нет, Володя больше знал о Саше, чем его жена, красотка Рита.

Володя ей сказал, что с тем, кого любишь, невозможно развестись. Он пытался объяснить ей проблему в целом и втолковать, раз уж Сашка не удосужился это сделать, что их альпинизм — это не «увлечение» и не «отдых в выходной день». Это сама жизнь, так уж случилось, дорогая моя! Как никотин, в конце концов, влезает в кровь, становится частью тебя, так и проклятие раннего ангельского утра на рыжем скальном гребне, заиндевелая за ночь палатка, синие тени в глубине ущелья, прямо под ногами, тонкая и познанная тайна единения с горой, с облаком, с рекой, с небом, тайна, которую ты знаешь только один, — это не даст тебе жизни иной, иной тоски, иной мечты.

В конце концов, горы и сделаны для того, чтобы показать человеку, как может выглядеть мечта!

Все это Володя подробно и внятно пытался объяснить красотке Рите, которая непрерывно обдавала его плодами табакокурения, преданно таращила глуповатые серые глаза, иногда неизвестно отчего проверяя, стоит ли рядом с креслом ее большая хозяйственная сумка. На решение идеологически важного вопроса из жизни семьи Рита отвела ограниченное время. «Хорошо, Вов, — сказала она, поднимаясь, — я все поняла». Это означало, что он, Садыков, ей в затеянном не товарищ и что она теперь будет действовать сама. Не знал Садыков, действовала ли Рита, силен ли был напор. В Сашином поведении никаких следов энергии жены не обнаружилось, очевидно, он хорошо контролировал ситуацию дома. Однако, когда погиб Рем Викторович Хохлов и о его гибели стали распространять самые невероятные измышления, Рита позвонила Володе на работу. Как раз монтировали одиннадцатый этаж, было весьма ветрено. Садыков полсмены упражнялся наверху в силовой акробатике, когда снизу стали кричать, что его к телефону. Зачем? Кто? Срочно! Сказали — срочно! Чертыхаясь, Володя стал спускаться. Сильно дуло, и где-то все время грохотал лист жести. Иду! Спустился, добежал по грязи до конторы, где Виктория, секретарша Табачникова, недовольно поджав губки, сидела у снятой с одного из телефонов трубки. Много себе в последнее время этот Садыков позволяет: и грязными сапожищами по ковровой дорожке, и дамочки звонят истерическими голосами. Садыков, уже заранее виноватый, Вике — воздушный поцелуй, да еще и на следы свои успел обернуться, головой покачать — ай-ай! Трубку взял официально: Садыков слушает. Звонила, оказывается, Ритуля. «Вов! Я прошу… я сегодня узнала… ректор МГУ, ну уж если таких людей не могут… Вов!» Виктория вроде бумажки перебирает, а у самой ушки на макушке: Садыков-то, бригадир-то наш, депутат горсовета, а холостой, никуда этого не денешь! «Вов, я на развод пойду… детей под мышку… у него Проект, ты знаешь, такое бывает раз в жизни… Это же Район! Вов!» — «Мне не очень удобно сейчас говорить… Да, я знаю… я не могу этот вопрос решить, я же тебе говорил… это должны решить вы сами. — Виктория уже бумаги бросила, впилась в Садыкова бессмысленными, круглыми, как колбасные срезки, глазками. — Это должны решить ты и твой муж!»

Бросил трубку. Виктория вздохнула.

— Чужая семья, — сказала она, обнаружив глубокий ум, — это чужая семья.

— Что верно, то верно, — согласился Садыков.

Ах, расстроился Сашка из-за этого Ключа! Кто расстроился, так это Сашка! Сначала посрывал фотографии вершины со стен у себя в мастерской, «отдался весь Проекту», Садыкову не звонил, но на тренировки приезжал, как всегда, хотя был сух и официален. Наверняка считал, что Капитан упустил шанс, прохлопал Ключ, и у него, А. С. Цыплакова, просто отобрали мечту. В тот год прошли сложный стенной маршрут на пике Джигит, на первенстве Союза получили бронзу в своем классе, однако Сашка от Капитана вроде как бы отделился. Потом уже, когда на Ключе, на этом проклятом «зеркале», разбился Сеня Чертынский и маршрут, естественно, остался непройденным, снова мысль об этой горе, как говорили, «возникла в команде». Конечно, у Саши. Но была уже эта мысль не горячей, не немедленной, не молодежной, а спокойной и уверенной, что ли. Саша стал жить, рассуждать и действовать, будто целью его жизни была не его профессия, требовавшая постоянных занятий ею, воловьих нервов, усердия и таланта, а какая-то гора, вертикально поставленная груда льда и скал. Сашу как раз назначили главным архитектором района, занимавшего чуть ли не полгорода, однако для команды это назначение прошло совершенно незамеченным. Раза два, правда, Саша приезжал в ущелье на скальные тренировки на служебной машине, которая, впрочем, тут же уезжала обратно, и Цыплаков возвращался в город со всеми, как простой, на покосившемся рейсовом дилижансе.

Вопрос о Ключе в команде уже просто не дебатировался, вроде все решилось само собой, вроде иначе и быть не могло. Руслан Алимжанов брал воскресные дежурства, чтобы накопить отгулы для некороткой экспедиции на Ключ. Лида Афанасьева… Да, именно Лида Афанасьева! Вы удивлены? Но Садыков считал, что профессиональная экспресс-медицина, которой прекрасно владела Лида, на вершине Ключ, если уж не дай Бог случай будет, выручит максимально. Вот причина, по которой пошел Садыков на все это. «Да на что, на что? — спросят одни. — Ну, что страшного? Ну, любила Лида Капитана, любила, все это знали, а Володя не любил ее, но всячески уважал и уныло подчеркивал, что у них с Лидой ничего не было, а он ее уважает как альпиниста, врача и человека. Ну, видали дурака? И что же им теперь — по разным сторонам улицы ходить?» — «Ах, дорогие вы наши психологи! — скажут другие. — Жизни вы не знаете, страстей человеческих не понимаете, механизм у вас в голове работает неисправно! Да разве вы не понимаете, что брать с собой на гору такого человека — все равно что рюкзак взрывчатки с детонаторами тащить! А если она номер какой-нибудь отколет на горе?» — «Какой?» — «Ну, какой-нибудь! Тут же не равнина, „тут климат иной“! Да на вертикальной стене! Да мало ли что может бабе на ум прийти! Камень на голову спустить и в пропасть толкнуть, к примеру». — «Да вы что, сдурели?» — «Нет, это к примеру». — «К какому примеру? Это вы про Лиду?» — «Нет, это я к примеру…»