Кусучий случай, или няня для обреченного, стр. 34
Он даже полез смотреть, а не завалялось ли у нас мышки? Что совсем нет? Вот так всегда!
— Они просто все испугались и разбежались. Точно-точно, — утешала я будущего охотника. Впервые я сожалела, что у нас нет мышей! Я лично готова была принести ему эту мышь.
— А давай поохотимся на подушку? — предложила я, понимая, что от его величества в этом вопросе помощи ждать не приходится.
С одной стороны, я понимала, что один взгляд на принца причиняет ему мучительную боль. А с другой стороны, он, скрипя зубами, все равно о нем заботится. Хотя бы из-за политических мотивов.
— Смотри, — оживилась я, видя, как засверкали глаза ребенка. — Это — снежная степь… У нас тут еще снег идет… Да!
Кровать с подушками и одеялами действительно напоминала снежную равнину, на которой стоял еще неуклюжий охотник.
— А вот пасется … эм… подушка, — схватила я подушку. — Она еще ничего не подозре… Титикака! Ну в самом деле!
— А фто? — как бы спрашивал меня принц, кусая уже начинающую что-то подозревающую подушку.
— Нет, не так! — отцепила я принца от жертвы. — Подушка пасется на снежных просторах… Она тут …эм… крошки кушает… И не подозревает, какая пушистая опасность за ней … Титикака!!!
— Ну фто она пафефа так долфо! — смотрели на меня скошенные глаза, пока зубы держали подушку изо всех сил.
Я вспоминала, как охотится его величество.
— Так, смотри мама все покажет! — заметила я, беря на себя обязанности мамы.
Я встала на корточки, повела плечами и стала внимательно следить за подушкой. Изогнувшись, я подбиралась ней, стараясь сильно не шуршать…
— Нужно выждать момент, когда подушка будет меньше всего готова к кусь! — пояснила я, сплевывая волосы и припадая на руки. — Но нужно, чтобы она тебя не заметила! Если заметит, то она…
Подушка в моей руке сделала тык-дык в сторону моей попы.
— Она убежит! Понял? А теперь мама идет на охоту! — сглотнула я, занимая позицию. — Вот наша подушечка ничего не подозревает… И тут мама как бросится на нее, как схватит зубами и начнет терзать! Рррр! Ррр еее!
За спиной послышался странный звук. Словно кто-то медленно сползает по стене.
Я стояла на четвереньках на кровати, сжимая во рту уголок подушки. Разорванная подушка разлеталась перьями, а я смотрела, как медленно сиротеет государство, теряя в лице его величества, законного правителя.
— А мы тут… — смутилась я, тут же выплевывая подушку и пряча ее за спиной. — Мы тут охотиться учимся, да!
— Аррр! — послышался рык Титикаки. Он повторял все в точности, как мама.
— Я все понимаю, — послышался голос его величества, который как песец подкрался незаметно. — Но почему с криком: «Почеши окно тарелкой?».
— Ну, как бы… — смутилась я, видя как будущий узурпатор и диктатор, выронил жертву на пол. — Как бы это образно!
— Ры-ры-ры! — порычал Титикака на дядю, показывая, как научился охотиться на ничего не подозревающую подушку. Пока еще ни одной подушке не удалось скрыться. Но одна только что дала отпор, который к чести принца раззадорил его. С писклявым рыком он бросился на «убегающую» подушку и повалил ее на кровать, взглядом показывая, что это — его добыча!
— Еще раз? Вы что? — послышался голос его величества. Его глаза были квадратными. Титикака дорывал подушку, празднуя триумфальное завершение охоты.
В глазах его величества стоял ужас.
— А что не так? — удивилась я. — Мы следили за подушкой, мы ее нашли и победили!
— Это позор! — послышался рык. Принц решил поохотиться на меня и укусил за пятку. И тут же устыдился. И снова куснул.
— Да, и учить его должен тот, кто умеет! — заметила я. — А не няня, которая два раза в жизни охотилась на осу и один раз на мышь.
— За мной, — послышался голос. — Я тебе покажу, как мы охотимся!
— Ваше величество! — в один голос вскрикнули волки, с тревогой глядя на меня. — Вы сошли с ума! Она же человек! Девушка! А где мы еще найдем такую няню? Одумайтесь!
— За мной.
Голос был тих, а его величество смотрел на меня в пол оборота. Холодные глаза не сводили с меня взгляда.
— Хорошо, — прошептала я, глядя на волков. Бородатый с тревогой смотрел мне вслед.
— Я не думаю, что он… — начал бородатый, но взгляд его величества заставил его умолкнуть и вернуться к брату.
Я шла следом, видя, как роскошные одежды подметают пол. Белоснежный мех струился с его плеч, пока я с замиранием сердца следовала за ним. «Без паники!», — делала я глубокий вдохи.
— Боишься? — послышался тихий голос. На меня снова смотрели в половину оборота. Его величество даже остановился.
— Нет, — выдохнула я, сглотнув.
— Зря, — улыбнулось его величество, заставив меня расширить глаза от ужаса. Он в своем уме? Он действительно собирается на меня охотиться?
Дверь раскрылась передо мной. Я краем глаза посмотрела на непроницаемое лицо, видя почти полностью темную комнату. Только в самом центре был свет.
Я осторожно вошла, осматриваясь по сторонам. Мурашками по коже я ощущала взгляд из темноты. Но не могла понять, откуда он исходит. В комнате царила такая тишина, но она была обманчива.
Обернувшись на звук закрывающейся двери, я не увидела силуэта.
Я инстинктивно чувствовала, что в комнате затаился охотник. А я — всего лишь маленькая жертва. Только вот где же он? Мой взгляд скользил по темноте, когда мне вдруг казалось, что я слышу шум. Сердце бешено колотилось, когда я поворачивала голову.
Он может быть где угодно… Сердце билось в горле, когда я чувствовала, что за мной внимательно следят.
Ни единого шороха, ни шелеста. Ничего, что могло бы выдать присутствия еще кого-то. Кто-то мог подумать, что комната пуста, пока не почувствует взгляд затаившейся смерти.
Пожирающий взгляд из темноты чувствовался где-то на уровне первобытных инстинктов. Хотелось бежать, прятаться, но любой шаг в темноту мог стать последним.
Я стала вращаться на месте, чтобы не стоять спиной. И мне всегда казалось, что он за спиной. Где же он? Глаза привыкли к полумраку. Я различала очертания вещей, но не видела его. Может быть, он замирал, когда я смотрела на него.
Когда я повернулась еще раз, я почувствовала, как меня сметают на пушистый ковер. Я успела только крикнуть, как тут уже лежала на ковре, откинув голову.
Мою шею держали огромные челюсти. Они держали, но не сжимались. Ровно настолько, что его клыки едва касались моей кожи.