Не придумал, стр. 35
Дойчлянду упали кое-какие деньги с прошлых клинических исследований, поэтому на свой день рождения он решил заморочиться и приготовить каких-нибудь закусок, резонно рассудив, что выпивку и без него организуют. Он гонял Вазелина по магазинам и напрягал шинковать овощи – словом, был доволен новым молодым камрадом.
За проявленное трудолюбие Дойч накормил пацана феназепамом.
Пришедший под вечер Миро, мгновенно возбудившийся от мысли об охоте на молодого сорванца и не знавший, что парень уже под транквилизаторами, начал Вазелина спаивать. Тут-то Миро и просчитался! Ведь вместо раскрепощения первокурсником овладело безумие. Вазелин начал раздеваться, но отнюдь не для того, чтобы обласкать Миро.
— Я – шлюха! Хочешь, покажу жопу? — предложил Вазелин, всплеснул руками и задел ими люстру.
Все присутствующие обратили взоры на источник света, на мгновение забыв о подростке. Лицо Вазелина то обретало зловещие оттенки, когда люстра отдалялась от него, бросая тень, то принимало придурковатое выражение, когда свет приближался.
Парень замер на несколько секунд, после чего уверенно повернулся задом к Миро, наклонился и, крякнув, вывалил на колено цыгану порцию нетвёрдого дерьма.
Окружающие поверили своим глазам гораздо быстрее, чем Миро, разразившись коллективным хохотом.
Сидевший в полулотосе цыган с несвойственным для гомосексуалиста омерзением к говну взвыл. Вазелин попятился, но Миро был быстр – вскочил, буквально роняя кал, и размашистым хуком выключил паренька.
— До-о-ойчлянд! — орал Миро. — Блядь! Кого ты привёл?!
Из своей инъекционной комнаты на шум вышел Дойчлянд. Перед его глазами была обескураживающая постановка: на полу лежит недвижимый Вазелин, полуголый цыган с грязной штаниной приплясывает около валяющейся футболки и орёт, тусовка неистово угорает.
— Убери это! Убери эту хуйню! — вопил Миро.
— Что это? — недоверчиво спросил Дойчлянд, осторожно выглядывая из дверного проёма.
— Твой дебил на меня насрал, ёбаный рот! — Миро промчался мимо Дойча и завернул в ванную комнату.
— Ха-ха-ха! — бескомпромиссно краснея, Ефрейтор пытался привлечь внимание Дойчлянда, чтобы что-то объяснить, но не мог вымолвить и слова, одолеваемый смеховыми спазмами, поэтому просто бессвязно жестикулировал.
Дойчлянд подошёл к футболке. Его лицо исказила гримаса омерзения. Не это он хотел видеть после того, как щедро вмазался мефом.
— Кто. Это. Сделал? — сурово спросил хозяин притона.
Ефрейтор свалился на пол, хрюкая и хрипя от спазма. Присутствующие показывали на лежащего в нокауте Вазелина.
— Сучонок, вставай! — Дойчлянд пытался поднять проказника с пола.
— Давай его водой обольём, — предложил Философ.
— Давай! — согласился Дойч. — Помогите этого гондона оттащить.
Когда ребята приблизились к ванной, они встретили сопротивление: Миро, трущий мылом свою ногу, рычал и угрожал всем вошедшим пиздюлями.
— Оставим этого уёбка в подъезде, пусть там в себя приходит, — распорядился Дойчлянд.
— А говно что? Так и оставим в комнате вонять? — резонно заметил Философ.
— Бля-я-я… — сокрушённо протянул Дойч. — Какие варианты?
— Я могу только помолиться, — засмеялся Философ, потом неожиданно принял серьёзный вид и голосом клирика произнёс: — Отче! Благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я знал, что Ты всегда услышишь Меня, но сказал сие для народа здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Вазелин, тупое ты ебло, иди вон!
Как по волшебству, Вазелин замычал и пошевелился.
— Ух ты ж бля! — сам себе удивился Философ.
— Молитесь благодарно Силе, создающей таких людей! — пророкотал Ефрейтор, наблюдавший за «воскресением» с пола, поскольку приполз в коридор на четвереньках, а теперь шутливо кланялся Философу.
Дойч схватил Вазелина за уши и пристально посмотрел ему в глаза, ожидая, когда парень сфокусируется достаточно для того, чтобы внять вербальному посланию.
— Ы-ы-ы, — Вазелин начал общение с нечленораздельной речи, — я – шлюха…
— Блядь, я тебя сейчас ёбну ещё раз, дебил, сука, еба́ный! — заорал из ванной Миро.
Вазелин испугался и безуспешно попытался подняться.
— Тихо, никто никого не ёбнет, — дипломатически пообещал Дойчлянд.
— Как это никто? — всё так же из ванной возразил Миро. — Я. Ёбну. Ему! Если он не уберёт своё говно поскорее. До того, как я, блядь, зайду в комнату.
— Во! Слышал, Вазелин? — стараясь выдержать доброжелательный тон, уточнил Дойчлянд. — Сейчас пойдёшь и дерьмо из комнаты уберёшь, и на улице в мусорку выкинешь. Только оденься.
— Пусть голый идёт, — продолжал капризничать Миро, — я его рубашку заберу.
— Ты-то заберёшь, да вот пузо носить не позволит, — заржал Ефрейтор.
— Слышь, скотина, ты на своё брюхо посмотри. Нажрал с фронтовых бабок мамон, а пиздишь чего-то…
Пока друзья Дойчлянда выясняли причины происхождения избыточного веса друг друга, сам он отвёл Вазелина к загаженной футболке и велел выкинуть её. Первокурсник, массируя челюсть, надел штаны и аккуратно сложил из испорченной одежды кулёк, который брезгливо понёс на улицу, про себя недоумевая, как его говно оказалось здесь, и его ли оно вообще.
20 октября
К середине ночи Дойч предложил сделать «русский абсент»: купить настойку пустырника или валерьянки, в которых были те же семьдесят градусов, что и в полынном оригинале, и начать глушить их, предварительно поджигая. Идею активно поддержал Ефрейтор, за что его и определили гонцом в круглосуточную аптеку.
С задания он вернулся всего с тремя пузырьками пустырника, так как настойка была импортной и поэтому дорогой, а характерный резкий запах спирта, шлейфом преследовавший Ефрейтора, говорил о том, что один флакончик до притона даже не добрался.
— Да! Я… уже выпил! — оправдывался Ефрейтор перед товарищами. — Но я сделаю это ещё раз… уф… при свидетелях!
Свидетели освободили три кружки. Несмотря на высокий градус общей нетрезвости, падать до уровня спиртовых настоек окружающие Ефрейтора люди не спешили. Все ждали подвига!
Ефрейтор налил пустырник в одну из кружек, взял её в левую руку, а правой из кармана достал зажигалку.
— Дой… уф… члянд! Эт-эта кружка – только за… а… тебя! — с этими словами Ефрейтор поджёг содержимое, и залпом выпил.
Собравшиеся затаили дыхание!
— Уф! Бля-а-дь, — Ефрейтор плюхнулся на жопу.
— Ну?
— Что скажешь?
— Заебись пошло? — каждый на свой лад задал, в сущности, один и тот же вопрос.
— За… ик… бись! — довольно выдохнул Ефрейтор.
Дойчлянд и Философ, не сговариваясь, схватили по кружке. Чокнувшись, они опрокинули в себя по целой порции русского абсента. Философ побежал блевать в дежурное ведро.
Спустя полчаса после того, как группа пьяниц отправилась на кухню играть в «Дурака», ленивую партию прервал оживившийся Ефрейтор. Он огласил свой приход ещё в коридоре мощным кличем: «На меня! Снизошёл! Зе-е-евс! А-а-ар-р-ргх!»
— Зевс, я призываю тебя, Зевс! — не растерялся Философ,