Нарисуй мне дождь, стр. 9

сердца дыра, он и пытается ее хоть чем-то наполнить.

— Почем знаешь?

— Вижу его насквозь, — неохотно отвечаю я. — Знал такого же… — ухожу от этого, не каждому доступного вопроса я.

Не стоит объяснять ей то, что для меня самого малопонятно. Я и правда, знал похожего типа. Сын соседки, лет на семь старше меня. Она родила его после того, как во время оккупации Херсона ее изнасиловал взвод немецких солдат.

— Отчего он такой? — искренне удивляется Ли.

— Он обозлен на весь мир. Ненавидит всех, а больше всего, самого себя, — прихожу к неожиданному, но безошибочному ответу я.

— Может ты и прав, но я не понимаю, для чего он это делает? Ведь он недавно при мне подрезал одного… — заметив, что сказала лишнее, осеклась она.

— Он делает это для того, чтобы отомстить, — не обращая внимания на ее замешательство, ответил я.

— За что?

— За себя. За то, что родился нежеланным у своей матери, за то, что с малых лет его никто не любит, за то, что не может жить среди людей. А еще, по-моему, он к тебе неравнодушен и таким манером пытается привлечь твое внимание.

— Эта зверюга?! Да мне к нему даже кочергой притронуться гадко! Фу, меня аж мурашит! — возмутилась Ли, с отвращением передернув плечами.

— А ты, вообще-то, испугался? — меняет тему она, озорно заглядывая мне в глаза с интересом ребенка, заглядывающего во вспоротый живот куклы.

— Представь себе, нет, — признаюсь я, — Не успел, наверно.

— А я так за тебя перепугалась! Меня так телепнуло, сердце аж до сих пор колотится, — прижав ладони к груди, радостно сообщает она. Мне нравится музыка ее голоса и ее открытость. Именно в этой открытости секрет ее очарования.

— Я вообще ничего не боюсь, — прорывает на откровенность меня. — Мою жизнь хранит какая-то предначертанность. На моем плече лежит рука судьбы, я чувствую, как она меня ведет и оберегает. Впрочем, не очень-то она меня бережет… ‒ устыдившись пафоса своих слов, пошутил я. ‒ Но я защищен самим знанием того, каков я есть. Не для того я пришел в этот мир, чтобы меня заколола в подворотне какая-то шваль. Я рожден для великих побед! Моя жизнь, эта моя собственная выдумка, мое необыкновенное приключение, в котором я не перестаю удивлять сам себя. Наверно, поэтому я никого не боюсь, кроме самого себя… Никто, кроме меня самого, не может причинить мне вред. Здесь все мое, это моя земля и весь мир — мой, вот мое кредо. Все это у меня можно отнять только с моей жизнью. Only with my life [4], чтобы тебе было понятней. Ты меня понимаешь?

— Нет, не понимаю, — с напускной озабоченностью отвечает она. — Je parler à la francais [5]. Фарштайст? [6] Нет?! Что ж ты заартачился? А я-то думала, ты настоящий «пылеглот»… Ладно, скажу в доходчивых словах, чтобы тебе было понятнее: «Пан тэ́-ля́ пасэ?» — хохочет она.

— К сожалению, я не парлирую по-французски, — смеюсь вместе с нею я.

— В наш порт заходят иностранные корабли, город полон матросов и незаметно, как воздух, которым дышишь, начинаешь понимать и говорить по-английски, это язык моряков, ‒ опять меня понесло не в ту степь. ‒ Когда я волнуюсь, бывает трудно найти подходящие слова, и я говорю те, которые первыми приходят на ум. К тому же, некоторые из них мне нравятся больше, когда они звучат по-другому. Но не об этом речь, я хочу объяснить тебе то, что хотел сказать. Жизнь не имеет для меня особого смысла, точнее, не имела. В последнее время мне стало так нудно, что даже не интересно было, что будет дальше.

— Было?..

— Да, было! До сегодняшнего дня, теперь все изменилось, сегодня я встретил тебя, — я знал, что встретился с ней на всю жизнь, — Теперь у меня есть ты! Ты — мой день и моя ночь, my July morning [7]. Я хочу быть с тобою всегда.

— Знаешь… Не надо бросаться такими словами, — дрогнув голосом, остановила она меня. — Кто ты? И, откуда взялся?

— Кто я? Тебе перечислить все мои звания и титулы? А ты, не устанешь слушать?

— Ничего, давай, я потерплю.

— Будь по-твоему. Поскольку никто не намерен оказать мне эту услугу, я имею честь сам представиться вам. У ваших ног моя прекрасная леди профессор изысканных мечтаний, академик легкого поведения, познаватель душ и созерцатель жизни, помогающий всем, кому делать нечего, великий ниспровергатель бюстгальтеров, заведующий кафедрой острых ощущений, президент страны Гуляндия, действительный член Новозеландской академии утонченных искусств, ювелир слова и хан удачи, адмирал океана и губернатор реки, в общем, посредник между Небом и Землей. Продолжать или достаточно?

— Ты не здешний! Откуда ты прибыл? Признавайся! У нас так не говорят, — не замолкая, смеется Ли. У нее грудной голос с легкой хрипотцой.

— Я из Херсона. Учусь здесь в скубентах, — я чувствовал, как нас тянет друг к другу, что ее, что меня.

— Ты живешь в Херсоне? Я так и думала, такой может быть только из Одессы или из Херсона.

— Не я живу в Херсоне, это Херсон живет во мне, и так, как я, говорю я один.

* * *

Я еще много чего сказал ей в тот вечер.

Ночью на берегу Днепра мы пили из горла рублевое вино «Біле міцне» [8]. К моему стыду, на шампанское денег у меня не хватило, а ведь предлагал, ‒ такой пассаж… Здесь же, на траве осени она мне отдалась. Это произошло с такой первозданной непринужденностью, что вначале я растерялся, а потом преисполнился благодарности за ее щедрую любовь.

С реки доносилась музыка. Огни колесных пароходов, буксиров и проплывавших мимо барж освещали ее лицо. Она медленно открыла глаза, взгляд ее был затуманен, она глядела и не видела меня, и снова ее глаза возбужденно сверкали в ночи. Я смотрел в них и не мог наглядеться. Мне казалось, словно после долгих тягостных поисков и блужданий я вернулся и нашел… Вернулся? Куда? И, что нашел? Не знаю. Нет, знаю, я вернулся в родной край и нашел того, кого искал. Самый верный компас — твое