Кто?, стр. 63

«пенистость» пива, то метод «свободных ассоциаций» включает пересчетную схему и

подсказывает особо проницательному психотерапевту, что слово «пенистость» сказано

совсем не про пиво, а про пенис (п е н и с-тость), потому что пиво – это только прикрытие,

только неосознанное замещение истинной причины волнений этого пациента.

Таким образом, если у Брейера ассоциации были прямыми, так как он отыскивал

причину болезни непосредственно в анналах памяти (человек под гипнозом не способен

лгать), то у Фрейда ассоциации были не прямыми, они были только лишь «свободными»

догадками, что вызывало необходимость создания хоть какой-либо теории, способной

опереться в расшифровке ассоциаций на хоть какой-нибудь корректный метод, чтобы хотя

бы не из каждой пенистости выводить п е н и с-тость. Так из психотерапии возник

психоанализ.

Позже Фрейд на несколько месяцев поехал в Париж учиться гипнозу, а заодно и

слушать лекции знаменитого Жана Мартена Шарко, который излагал собственную

теорию ассоциаций между симптомами и их причинами. Шарко утверждал, что

странности в поведении невротиков можно вполне уверенно соотнести с особенностями

их половой жизни.

Не научившись гипнозу, но, наслушавшись психосексуальных идей (Париж!),

Фрейд понял их преимущество перед расшифровкой «свободных ассоциаций», и вцепился

мертвой хваткой. Еще бы – сексуальные мотивы хорошо вписывались, как в теорию

Брейера о замещении запретных влечений, так и в теорию Шарко о соотнесённости

87

странного в психике человека со странностями в его половых предпочтениях. Теперь не

только гипноз не нужен, но и свободные ассоциации можно свести только к вопросам

пола.

Так, например, если маленький мальчик панически боится лошадей, то у него есть

заветное желание переспать со своей мамой (действительный случай фрейдовской

диагностики!). Именно в этом логическом порядке, а не наоборот. Потому что каждый

мальчик хочет свою маму, но не каждый из-за этого боится лошадей. Тут ничего не

должно переставляться местами. Всё должно быть без путаницы.

И чтобы путаницы не было, появилось еще одно «бессознательное», благо, этот

термин в то время раздавался отовсюду (книга Гартмана выдержала 10 изданий только

при его жизни!). Но это было уже фрейдовское «бессознательное», которое стало теперь

не областью подсознания в сознании (Фихте), не досознательной деятельностью сознания

(Шеллинг), не сверхсознательным источником Мировой Воли (Гартман) и не

бессознательной областью памяти о негативных переживаниях (Брейер) – это очередное

«бессознательное» было зоной сексуальных инстинктов и внутренних конфликтов

(Фрейд), располагающихся где-то в глубинах человеческой психики.

Теперь код расшифровки странных поступков стал двоичным – или подавленные

сексуальные мечты, или, загнанные в темные углы подсознания, внутренние конфликты

между дурными наклонностями и приличиями.

И тогда, если капитан норвежского парохода самым безобразным образом,

практически намеренно, налетел на французский корабль и загнал тому в борт свой

форштевень, то тут и долго думать не надо: норвежец – скрытый гомосексуалист, а его

сознание чурается этого факта и вытесняет его в «бессознательную» область психики, где

заветное желание, вроде бы, и забывается, но воздействует оттуда на душевное состояние,

стремясь, всё-таки, реализоваться. И вот, вытесненная в сферу «бессознательного»,

гомосексуальная наклонность норвежского капитана, невротически реализовалось,

подсознательно подтолкнув его исполнить этот, столь очевидный в своём эротическом

облике, акт запретного совокупления: алчно устремленный на француза воображаемый

бушприт, азартный бросок, разверзшийся борт и праздничный момент проникновения в

его глубины…

Это и есть фрейдовский психоанализ «бессознательного» на идеях Шарко.

Или, взять французского капитана. Он, ведь тоже болен! Нагородить все эти

стальные бочки друг на друга, навалить их с такой увлеченностью и с таким

возбуждением везде и всюду, где нельзя– это не что иное, как последствия внутреннего

конфликта в сфере «бессознательного» его психики. Если бы француз, загодя перед

рейсом, лег на диван психоаналитика, то они совместно выявили бы, что в детстве

капитану запрещали играть с собственными фекалиями (прошу прощения у читателя), и

поэтому он столь невротически поддался этому мучительному и сладкому зову из

«бессознательного», начав наваливать горкой то, что нельзя наваливать горкой, там, где

вообще ничего нельзя наваливать (мы сейчас про бочки с бензолом в неположенных

местах, если читатель еще не запутался в психоанализе).

А это фрейдовский психоанализ «бессознательного» на открытии