Кто?, стр. 5

строит свою концепцию научного познания, исходя из

очевиднейшей для всех реальности – «Человек – существо ошибающееся».

Человеческие ошибки настолько очевидны, что даже философы не изыскивают

пути их устранения, а лишь исследуют типы их вплетения в ткань человеческой

деятельности.

Однако, что-либо очевидное всегда очевидно ровно настолько, насколько вы не

способны преодолеть его обыденности. В неспособности преодолеть обыденность состоит

корень главной беды человеческого мышления – его поверхностность. Поверхностное

мышление скользит по объекту, но не проникает в суть. Это – мнимое мышление. Это

мышление кинокамеры – четкая, подробная, адекватная, но плоская картинка без живого

удивления и без внимательного проникновения вглубь. А без удивления и без

проникновения вглубь, мы вместо истинного мира, видим лишь фасад обыденности.

А сам мир не таков – он таинственен и чудесен. Вот только маска обыденности это

скрывает. Но если эту маску сорвать, то за ней откроются чудеса и тайны.

Неважно, где именно пробить этот фасад обыденности, потому что даже через

маленькую брешь чудеса и тайны будут открываться во всей своей полноте. И для этого

совсем не обязательно искать каких-то особых духовных практик или возможностей. Для

этого вполне достаточно применить обычный и привычный инструмент – ум, который

8

вместо чаяния готовых откровений, займется обычной логикой и соблюдением здравого

смысла.

И поэтому мы, прямо сейчас, с помощью собственного ума и собственной логики,

попытаемся пробить фасад обыденности в том месте, где тайна мира скрывается за

очевидностью человеческих ошибок. И сделаем мы это, принимая за основу случай в

Галифаксе, как наиболее полнокровно проявившийся и как наиболее вопиющий.

А почему бы и нет? Предмет ошибок поможет нам не хуже любой другой темы

увидеть невидимое и понять недопонимаемое, потому что ошибки являются одной из

самых загадочных реальностей этого мира.

И в чем же загадочность человеческих ошибок? Что в ошибках может быть тайного

или чудесного?

А загадочно, таинственно и чудесно в них то, что если взглянуть на ошибки

свежим взором, то трудно вообще найти что-либо, более невероятное по природе вещей,

чем ошибающийся человек. Мы просто слишком привыкли к тому, что человек

ошибается, и поэтому не видим, что сам этот факт полностью противоречит порядку

естественного здравомыслия.

Ведь если провести мысленный эксперимент, в котором мы, будучи не человеком,

изучали бы человека, как незнакомый нам вид животного (к примеру, инопланетный), то,

зная о человеке всё, что известно нам о нём сегодня, мы даже самую робкую гипотезу о

необходимо присущей ему ошибочности расценили бы как нелепицу, или как слишком

смелый авангард.

Как исследователи, мы бы грубо отвергли эту гипотезу и воспротивились бы

включению её в план исследования, даже не брезгуя насилием. Потому что (как

исследователи) мы бы четко видели, что человек организован настолько умно и настолько

правильно, что вообще никогда не должен ошибаться, а не то, чтобы ошибаться с какой-то

обязательной необходимостью.

Потому что, разве есть хоть что-нибудь во внутреннем устройстве человеческого

существа, предназначенное для совершения ошибок? Разве есть хоть что-то в человеке,

что живет и работает именно для производства ошибок? Разве есть хоть что-то в его

организме, предназначенное по своему естественному назначению именно для того,

чтобы сделать ошибку? Разве есть хоть что-то, заложенное в человека природой или

зарождающееся помыслами его добровольных намерений, что постоянно устремляло бы

его на ошибки?

Этого нет, и не может быть.

И, наоборот, разве не полон человек различных способностей и самых разных

предупредительных устройств, постоянно ограждающих его даже от самой возможности

ошибки? И разве не оснащён человек во всей архитектуре своих согласований самыми

мощнейшими средствами анализа, направленными именно на устранение даже

приближения ошибочного поступка? Разве вся его нервно-мозговая организация не

трудится ежесекундно как раз над тем, чтобы именно ошибка была навсегда изгнана из

его поведения?

А вот этого полным-полно.

И если одного нет совсем, а другого полным-полно, то – разве не более

естественным и разве не более обыденным должен быть для нас человек, никогда не

ошибающийся, чем человек, ошибающийся почти всегда?

Если постоянно ошибается калькулятор, то мы его выбрасываем. Зачем нам

ошибающиеся приборы? Мы не считаем такие приборы очевидными. Наоборот,

очевидными мы считаем не ошибающиеся приборы. А если постоянно ошибается человек,

то почему для