Кто?, стр. 10
сделал – это вообще трудно понять, ставя себя на его место. Это можно понять, только
глянув на весь процесс со стороны. Давайте глянем, и нам это сразу же многое прояснит.
Допустим, что на момент произошедшего в Галифаксе, мы летели бы в самолете
над местом событий и посмотрели бы вниз. Что бы мы увидели, не зная предыстории
процесса?
Мы бы увидели, как внизу, одновременно рванулись с места и понеслись друг на
друга два громадных корабля, одинаковых по размеру. Когда они сблизились лоб в лоб, то
один из них, вдруг, совершил отворот в сторону и попытался уклониться. Второй тут же
кинулся за ним и почти догнал, но за каких-то 50 метров до соприкосновения упустил:
противник ловким маневром вновь ушел с линии атаки. Но радость его была недолгой –
нападающий акробатически извернулся и ударил в бок.
Что бы мы подумали, глядя на это сверху, и пролетая по своим делам? Мы бы
подумали: «Или идет дуэль между капитанами, где оружием выбраны корабли, или
проходят соревнования, вроде гонок на выживание». По меньшей мере, по буквальному
смыслу происходящего мы бы имели право подумать именно так.
Формально, по внешнему виду, столкновение в Галифаксе выглядит как
задуманное, организованное и осуществленное с завидным мастерством, как минимум
одним из капитанов. Это факт, который невозможно устранить никакими рассуждениями.
И только знание того, что всё произошло непреднамеренно, что всё произошло по
ошибке , заставляет нас отмести формальную оценку случившегося.
Следовательно, ошибки – это те основания, по которым мы здесь отбрасываем
буквальный смысл происходящего, потому что объяснение ошибками даёт нам истинную
15
оценку случившегося. Объяснение ошибками, таким образом – это то, чем побеждается в
нашем сознании буквальная формальность происходящего. И если мы логически были
безупречны, а надеемся, что это так, то мы должны признать, что
если бы не конкретное объяснение ошибками, то мы должны были бы принять
формальное объяснение событий, проистекающее из их буквального вида в их внешней
канве.
Мы очень часто по разным причинам отбрасываем буквально формальное в
происходящем и принимаем вместо него неформальное. Например – человек на наших
глазах слабеет, оседает, валится с ног, его лицо искажается серией конвульсивных
судорог, у него запирает в груди дыхание, он беспомощно глотает воздух широко
раскрытым ртом, его глаза закатываются, тело слабеет, способности к движению гаснут,
мозг проваливается в темноту, он весь оседает и голова его безвольно падает… И вот –
человек недвижим, ничего не видит, ничего не слышит, не реагирует на прикосновения,
не отвечает на контакт, и нам не остается ничего другого, как только укрыть его потеплее
и оставить в этом состоянии до утра, пока он не выспится окончательно – человек зевнул
несколько раз, и заснул, не выпуская из рук пластикового Бэтмена.
Так мы преодолеваем своим миросозерцанием внешнюю формальность буквально
происходящего, поскольку знаем истинный внутренний смысл того, что происходит на
наших глазах. В нашем миросозерцании есть нечто, раскрывающее внутренний, не
формальный смысл происходящего с помощью различных дешифрующих представлений.
Или вот такой, менее драматично разворачивающийся, пример преодоления
внешней формальности нашим сознанием:
Сколько людей не смотрели бы на этот рисунок, ни один из них никогда не скажет,
что у владельца стола с головой не всё в порядке, потому что он сделал трапециевидную
столешницу. Стол на этом рисунке формально выглядит косоугольным, но мы-то знаем,
что он прямоугольный! Потому что у нас на это есть некая система дешифрования
истинного образа предмета, с помощью которой мы выходим за внешние очертания
видимого и преодолеваем формальный отпечаток первого знакомства. Благодаря этому, в
неформальном истолковании мы начинаем знать еще что-то, чего нет в буквальном
явлении, чтобы знать его правильно.
То же самое происходит и в таких случаях, как сужающаяся вдали колея дороги,
маленькие самолетики в небе, внешне одинаковые размеры Луны и Солнца, собственное
плоское изображение в зеркале, перспектива на картинах, один и тот же человек (актер) в
разных ролях, и т.д. Так же легко мы преодолеваем и внешний смысл языковых формул,
дешифруя их абсурдную бессмысленность и понимая, что сухое вино совсем не сухое, а
вор-карманник ворует не карманы; что кино никуда не «идет», а «перекусить на бегу» это
не лязгнуть зубами обо что-нибудь, не останавливаясь; что голова, которая кружится,
стоит на месте, что намылить шею, вогнать в краску, ударить в грязь лицом, дать на
орехи, накрутить хвоста и т.д., это совсем не то, что нам сообщает буквальная
формальность слов.
16
И даже такие действия людей, которые по внешнему виду можно было бы
объяснить только лоботомией, например: бурные аплодисменты, застольные танцы,
оральный секс, болельщики, гримасы меломанов,