Низвержение Жар-птицы, стр. 83
Тимофей Стешин, стоявший прямо напротив Максима бок о бок с Телепневым:
– Господь судил выдавить с нашей земли семя Дормидонта, но рукою, приявшей
скипетр либо передавшей его, творить то негоже!.. Кто же при государях обретается, должен видеть все развилки в человеческих душах, а на случай – их и создавать. Я еще об
заклад побился с одним добрым человеком, кто себя при надобности ножиком полоснет –
брат или сестра. Худо, что с ним не рассчитаться – убили его подле Синих гор, как и иных
многих, кои уж присягнули заочно Павлу Даниловичу. И я намеревался с ними одну чашу
пить: коли родители государевы живот свой за него положили, то рабам и подавно
пристало. И не миновать бы того, не скажи мне Никита Гаврилович: голова-де твоя
покамест на плечах потребнее, чем под ракитой.
Максим медленно обвел взглядом комнату и глухо произнес:
– Вы – нелюди! Все!
– Да, мы – не люди, – отозвался Телепнев. – Лешие да кикиморы, что и бдят, и
терзают ради клада. Се – наш клад!.. – Подойдя к Павлику, боярин коснулся рукой его
плеча. – Разве не на том стоят все царства? Или вы не верны своему государю? Только вы
слабы и раз в несколько лет вынуждены испытывать свою верность, а мы – сильнее, и
наши слова и желания переменными не бывают.
Вздрогнув, Максим всмотрелся в лицо боярина:
– Это ведь ты приходил ко мне в тюрьму?
Телепнев кивнул:
– Думалось: что было в первую смуту, повторено и теперь, и надлежало выведать, не при тебе ли Жар-птица, так, как проверяют на расслабленные клады. Мои-то молодцы
мыслили сразу тебя и порубать, чтоб Дормидонт, если вдруг старое заклятие в силе, Жар-
птицы не имал; хвала Всевышнему – тут боярин возвел кверху очи, – что по хотению их
не содеялось.
– Зачем пощадил меня?
– Затем, что можно было… Зряшным жертвам не падать: то завет нашего
благословенного государя, что брату престол уступил, над всей землей сжалившись, и я
сжалился над тобою. А после и Бог, заботам которого тебя препоручили, поскольку не
утаили б тебя в столице. Знамо, что плеть, коей он нас бичевал, кинута, и иссяк гнев его, как некогда долготерпение.
Опустив голову и помедлив немного, Максим спросил:
– Где сейчас Аверя?
– Здесь, в соседней комнате, – ответил Павлик, – мы его туда перенесли.
Соскочив с постели, Максим поспешил туда, куда указал Павлик; остальные
двинулись следом. В смежной горнице, меньшей по размерам, он действительно увидел
Аверю; двое слуг оправляли на нем одежду. Почему-то Максиму подумалось, что они
хотят причинить зло Авере, и, подбежав, он крикнул:
– Что вы делаете?
– А что, в мокром его оставлять? – откликнулся один из челядинцев. – Он теперь
ни сам пойти, ни попроситься не может. Да чего таращишься, лиха мы не деяли над ним!
С него спрос, – челядинец вытянул палец к потолку, – он знает, как воздавать за каждое
желание! Отбегался парень за птахой!
Максим наклонился к Авере, так, что носы мальчиков почти соприкоснулись.
Какая-то невиданная прежде, странная и грустная улыбка замерла на Авериных губах; подобная иногда бывает у мертвецов, когда они смотрят на виновника своей гибели, которого, однако, в последний момент успели простить. Лишь редкое моргание позволяло
понять, что это все-таки лицо живого человека, да узкие полоски сухой искрящейся соли, протянувшиеся от уголков век к подбородку, напоминали о том, что происходило совсем
недавно. Максим быстро сделал распальцовку; никакого желания он не загадывал –
просто надеялся, что, увидев хорошо знакомый жест, Аверя придет в себя, но тот даже не
шелохнулся.
Второй челядинец поморщился, втянув ноздрями воздух:
– Ну, вот опять!
Глянув вниз, Максим увидел, как по штанам Авери растекается влажное пятно, и
резко обернулся:
– Пашка, верни прежнего Аверю!
– Прежнего, говоришь? – произнес Павлик, и непривычные, металлические нотки
зазвучали внезапно в его голосе. – А что ему делать без Аленки? Может, и ее вернуть? И
их родителей тоже? Вообще все вернуть, как было? Чтобы мне не править, а править
Василию, Петру или, не дай Боже, Федьке?
Не ожидавший подобного Максим растерянно отступил в сторону, даже с каким-то
испугом глядя на товарища, и Павлик, заметив это, прибавил – уже спокойнее:
– Пойми: Жар-птица не всесильна! А будь иначе, разве я бы не воскресил моих
родителей? Думаешь, мне их не жалко? Но, сколько я себя помню, они учили меня, чтобы
я смотрел вперед и не цеплялся за прошлое. Ты ведь знаешь, как оно иногда держит
человека.
– Знаю: моего отца оно тоже не хочет отпустить. Но он выстоял, а Аверя с
Аленкой…
– В этом мире для них уже нет места.
– Ты сказал: в этом мире?
Павлик пристально глянул на друга:
– Кажется, я понял, чего ты хочешь. Но это очень сложное желание даже для Жар-
птицы.
– Если пожелать сильно-сильно…
– Государь, Жар-птица от того ослабнет, – с поклоном сказал один из
присутствующих – видимо, кладоискатель. – Не вопреки тебе молвлю, лишь чтобы
предуведомить…
– Я знаю, – твердо ответил Павлик, – но как царю мне пристало явить милосердие, а как хозяину