Спецназ нагваля. К новым орбитам!, стр. 23

Утренняя йога возвращала тело к жизни. Теплые струи вливались в ладони, растекаясь по телу огненными потоками. Вибрации перешли на сверхтонкий уровень. Ожившее тело наполнялось силой, огнем и радостью. Даже начавшийся дождь доставлял необъяснимое блаженство возможностью его ощущать. Матрица сложилась в картину невероятной красоты: белые горы вдали, изумрудный Иссык-Куль, желтые, алые, розовые розы, яркие детские рисунки на хозблоке. И все мое существо заполнилось ощущением детской радости нового утра.

На вечерних зикрах Папа вдохнул в тусовку состояние нежности и благодати. Космодром исчез. Мотыльками порхали звезды вокруг абажура луны. Полынный воздух, мерцание Иссык-Куля, мягкие силуэты бархатных гор – все накрылось газовой косынкой волшебной ночи, дарящей ощущение полного растворения и сопричастности с ее древней и великой тайной. На обнимашках каждый, казалось, нес частичку этой благодати и нежности, ручейками вливаясь в теплый струящийся поток. Борода передал мне удивительно тонкое состояние. Сверкающий белый тоннель вознес меня к бархатному небу, рассеивая, как звездную пыль, до полной растворенности в воздухе, запахах, звуках… Потом возникло чувство огромной, почти невыносимой Любви и слияния со всем Миром, от огромных гор до мельчайших песчинок. Я, словно бабочка, порхала среди звездных цветов, становясь серебряным светом, струящимся в ладонях ночи. Весь Мир был Любовь, и Любовь во мне волнами летела в Мир, превращаясь в огромную всепоглощающую волну, которую, казалось, не в силах вместить Мироздание…

Утренняя йога. Полное отсутствие вибраций, ощущение силы и мощи, суровое солнце, четко очерченные горы. Энергия тугими канатами входит в ладони, стопы, позвоночник. Открыты желтые люки, заполненные ослепительным светом. Руки исчезают, как будто я наполовину вне тела. Похвасталась Папе, что меня наконец перестало трясти. Он задумчиво ответил, что не трясет, не трясет, а потом бывает, что и шарахнет.

Вечерняя йога. На небе сгущались тучи, собирался дождь. С первой задержки задрожала земля. Она была как живая и вибрировала, покачивалась, стучала в стопы мелкими толчками, как большое сердце. Тело будто было пронизано проводами и от каждого точка ощущало электрический разряд. В ушах появился гул. Полил дождь, который заставил нас перейти в кинотеатр. Ветер хлопал дверьми, уносил коврики, капли просачивались через дырявую крышу. Но никто не расходился, остановить начавшееся действо было уже невозможно. Начали делать «Сурью» Калабина. Старый кинотеатр превратился в языческий храм стихий.

Наверное, так начинается землетрясение. Стопы горели, пол дрожал упругими сильными толчками. В какой-то момент показалось, что он раскололся, и сквозь трещины начали вылетать куски лавы, обжигая ладони, стопы, промежность. В макушку били молнии, раскаляя позвоночник. Силы всех стихий швыряли тело вверх и в стороны. Наконец Папа почти приказал мне лечь на коврик. Теперь стихии бились над моим телом. Я сделала задержку. Земля разверзлась с грохотом и воем, и эпицентр стихии переместился в промежность огненным ядром, раскалявшимся еще и еще от непрерывных оргазмов. Я ощущала себя на жертвеннике языческого храма, и стихии в бешеном танце хаоса разрывали меня на куски. Я уже перестала ощущать начало и конец оргазмов, слившихся в единый оргазмический взрыв. Менялись цвета, раскладываясь в радужный спектр и вновь соединялись в ярком белом сиянии… Наконец Папин голос вернул меня в старый кинотеатр. Спустилась невероятная тишина. Из храма стихий я вышла совершенно иной.

Йога в последний день. Не помню ни одного движения – их старательно делало тело. Я летела в лучах золотого света над облаками к вершинам золотых гор. В конце услышала, как Папа просил отставить левую ногу. Сначала не могла понять, что такое «левая» и что такое «нога», но наконец поняла, что вернулась.

Фестиваль закончен. Хотя нет грусти, есть огромная радость сопричастности к невероятным состояниям экстаза. Передо мной Москва, впереди еще час до питерского поезда. Я смотрю на собор Василия Блаженного, как на сказочную шкатулку, осыпаемую золотыми искрами начинающегося дождика, и наполняюсь новым, доселе невиданным знанием.

Папа

Самый мощный фест из всех иссык-кульских. Для нас с Бородой завершился двухлетний цикл, начатый здесь же два года назад.

Фишка в том, что фест затерся последующими пятью днями, три из которых мы провели в лагере Самдарши (известный просветленный индус, ученик Ошо), а потом еще два дня – в разных местах этого фантастического, красивейшего места на земле. Об этих приключениях, в которых, кроме нас с Бородой, участвовали Ленуська и Сестрички, мы писать не будем. Может быть, включим кусочек в какой-нибудь из романов, которые выйдут неизвестно где и когда (астральный выпуск уже стал бестселлером).

Если меня спросят: «Есть ли место на земле, которое у тебя ассоциируется с Раем, Домом?» – отвечу: «Иссык-Куль». Попробую собраться и написать, используя фотки и описания Танюхи, хотя это было уже в каменном веке.

Борода

Начало уже почти стерлось из памяти. Но мощнейшее воспоминание – семинар в Алматы, искрометнейший, с бушующими энергиями. Дети-алматинцы, как они кайфовали! Я на семинаре в Алматы был впервые, люди очаровали своей настежь распахнутой душой.

Три дня семинара голодал, есть не хотелось вообще, что неудивительно при 40-градусной-то жаре. Легкость и острейшее чувствование, испепеляющий жар и сверхскорости.

Тусовка на фест собралась исключительная, такого высокого процента прошибленных еще не было. Половина приезжих.

На Иссык-Куль в этот раз мы с Папой ехали без прошлогоднего трепета, полные Силы и азарта перед неизвестным. Но внутри все равно екало: «Что-то будет в этот раз?» Четвертый раз на Иссык-Куле, и это всегда – прыжок в несколько духовно-световых парсеков, шокирующий переход в новое качество.

Ну не могу я промолчать о том, что было после феста. Чиркану, спичкой, хотя бы короткими штрихами.

Папа писал: Для нас с Бородой завершился двухлетний цикл, начатый здесь же два года назад.

Ага. Интеграция запредельнейшего опыта, схлопывание многомерной мозаики. И начался новый, диаметрально противоположный цикл. Любимейшие игрушки, все, «чем дорожу, чем рискую на свете я», за одну ночь было обсмеяно и задвинуто Мастером вычитания (и прибавления) Курманбеком. Его короткие фразочки из двух-трех-четырех слов, брошенных из состояния «вне ума», как очереди из глиняного пулемета. И ты – тоже вне ума. И глубинный переворот в сознании и осознании…

«Герасим на все согласен…»

Опять все подстроено. Хотели Дома оказаться? Вот он. Получите, распишитесь. И живите в этом, если хватит духу.

Мы путешествовали в основном наружу. Миры, космосы, Бездна… А тут – разворот внутрь себя. И там, в глубине тебя, разверзается такая же Бездна.

Из «мастеров спецэффектов» сделали умиротворенных созерцателей, тихих и наполненных пустотой, как серебристая гладь Иссык-Куля в полнолуние 9 августа.

Такого Папу я еще не видел…

Нет, образцово-показательного, благостного Самдаршика из него все равно не получится, не дождетесь! Даже если его нарядить в белые одежды, то это будут семейные трусы, да еще и драные на самом видном месте. И даже если Папу усадить в кресло, покрытое белоснежной тканью, то в самый торжественный момент он громко пукнет или смачно почешется где-нибудь.

Народ, поди, ожидает животрепещущих описаний, как там было круто. А вот фигушки! Не буду про это. Да, был нестерпимый ослепительный свет. Мелькающие галактики, загранные вибрации, чудовищная Сила, тотальный сход с ума. Спецэффектов – годовая норма!

Но фишка в том, что при внешнем буйстве, в самом безумном танце можно сохранять состояние абсолютного нуля внутри. Вот это было совершенно ново и неожиданно. И упрочнялось последние два-три дня.