Обстоятельства гибели, стр. 19
– Кто подстроил эти совпадения, вот что тебе нужно знать. И я вовсе не утверждаю, что Бриггс сделал что-то в духе Макиавелли. Бриггс – не весь Пентагон. Он – просто винтик в очень большой машине.
– Я знаю, что тебе не нравится Бриггс.
– Мне не нравится машина. Она везде и повсюду. Это нужно понимать, чтобы не дать ей пережевать тебя и выплюнуть.
Снежинки щелкают и прыгают по стеклу. Мы проезжаем по открытой местности и через густой лес, а когда минуем мост, слышим, как справа с силой бьется о парапет вода. Температура, должно быть, упала; снег мелкий и колючий. Вырываясь из одного погодного кармана, мы попадаем в другой, и от этих перемен мне становится неспокойно, тревожно.
– Миссис Донахью знает, что у Филдинга есть босс, главный медэксперт и директор Центра судебно-медицинских экспертиз, некто доктор Скарпетта, – рассуждает Бентон. – Она должна это знать, если решилась обратиться к тебе лично. Но возможно, ничего больше она и не знает, – констатирует Бентон, предлагая свое объяснение случаю в аэропорту.
– Давай посмотрим, что здесь. – Я хочу заглянуть в конверт.
– Его нужно отдать в лабораторию.
– Она знает, что Скарпетта – босс Филдинга, но не знает, что я – женщина. – Звучит нелепо, но не невероятно. – Но ведь достаточно открыть Интернет и вбить в строку поиска мое имя.
– Интернетом пользуются не все.
Я постоянно забываю, что в мире полно людей, абсолютно неискушенных в технических премудростях. В том числе и среди тех, у кого есть шофер и «бентли». Его задние огни становятся все меньше и меньше, они уже далеко впереди на неширокой двухполосной дороге. Для такой погоды «бентли» идет уж слишком быстро.
– Ты показал ему свое удостоверение? – спрашиваю я.
– А как ты думаешь?
Конечно, не показал.
– Значит, он так и не понял, что ты – не я.
– По крайней мере, по тому, что я делал и говорил, он этого понять не мог.
– Значит, миссис Донахью так и будет считать, что босс Филдинга – мужчина. Странно, что Джек, сообщив ей, где меня найти, не дал никаких дополнительных разъяснений и даже не сказал, что я – женщина. Пусть не прямо. Странно. Не знаю… – Я вовсе не уверена, что мы правильно все просчитали. Что-то здесь не складывается.
– Я и не думал, что у тебя столько сомнений насчет Филдинга. Хотя они все небезоснователны. – Бентон пытается вытянуть меня на откровенность. В нем снова проснулся агент ФБР. Давненько же я не видела его таким.
– Только не говори, что мне следовало понять его раньше. Пожалуйста, – с чувством прошу я. – Сегодня с меня довольно.
– Я говорю, что не думал…
– А у меня не было ничего, кроме смутных опасений и неясных подозрений. У меня не было достаточных оснований для чего-то большего, чем обычное беспокойство. – Говоря так, я прошу Бентона поделиться информацией, если она у него есть, и не вести себя как полицейский или практикующий психотерапевт. Не закрывайся, говорю я ему.
Но он уже закрылся и молчит. Смотрит прямо перед собой, сосредоточившись на дороге. Я же смотрю на него и вижу резкий профиль в тусклом свете приборной доски. Так у нас было и есть. Мы старательно обходим запретные темы. Мы исполняем ритуальные пляски вокруг секретов и тайн. Иногда лжем. Сначала мы еще и обманывали, потому что Бентон был женат. Мы оба умеем обманывать. Это не предмет для гордости, и я не хочу, чтобы так продолжалось в силу профессиональной необходимости. Особенно сейчас. Бентон ведет обычную игру, а мне нужна правда.
– Послушай, мы оба знаем, что он за человек. И да, я держалась в тени со времени открытия ЦСЭ. Я жила в вакууме и изо всех сил старалась держать руку на пульсе всех дел, работая по восемнадцать часов и зачастую не имея даже возможности поговорить с подчиненными по телефону. Я почти никого не видела, общалась большей частью через электронную почту. Да, мне ни при каких обстоятельствах не следовало оставлять Джека главным. Я приняла его обратно, а потом сама уехала из города, фактически подготовив то, что теперь и случилось. Ты сам сказал мне это, и ты не единственный.
– Ты ведь всегда отказывалась верить, что Джек – источник серьезных проблем. – Бентон говорит это таким тоном, что мне еще больше становится не по себе. – А он доставлял их и раньше. Иногда мы просто не желаем признавать правду из-за недостатка улик. Кей, ты уже давно необъективна, когда дело касается Филдинга. И я не уверен, что понимаю причины такого отношения.
– Ты прав. Мне и самой это не нравится. – Я откашливаюсь и немного успокаиваюсь. – Мне очень жаль.
– Даже не знаю, смогу ли когда-нибудь разобраться во всем этом. – Он на мгновение отрывает взгляд от дороги. Шоссе заметено снегом, и мы на нем одни, прорываемся сквозь вьюжную тьму. «Бентли» уже не видно. – Я тебя не виню.
– Он постоянно ломает себе жизнь и прибегает ко мне за помощью.
– В том, что он ломает себе жизнь, твоей вины нет. Разве что ты не все мне рассказала. И вообще, что бы ни случилось, ты ни в чем не виновата. Люди сами ломают себе судьбы и прекрасно справляются без посторонней помощи.
– Это не совсем так. Джек не виноват в том, что случилось с ним в детстве.
– Но и ты в этом тоже не виновата, – говорит Бентон таким тоном, словно ему о прошлом Филдинга известно больше, чем мне, словно он знает что-то еще, кроме того немногого, что я ему рассказала. Я никогда не давила на своих подчиненных, тем более на Филдинга. Зная о его детских трагедиях, я стараюсь избегать неприятных для него тем.
– Звучит, конечно, глупо, – добавляю я.
– Не глупо, нет. Просто это драма из разряда тех, что неизменно заканчиваются одинаково. Я никогда не понимал, почему ты так с ним носишься. У меня постоянно возникало чувство, будто что-то случилось. Что-то, о чем ты мне не сказала.
– Я рассказываю тебе все.
– Мы оба знаем, что это не так.
– Может, мне лучше ограничиться общением с мертвецами. – Я слышу нотку горечи в своем голосе. Обида просачивается через барьеры, которые я так старательно возводила едва ли не всю жизнь. Может быть, я просто разучилась жить без них. – С покойниками у меня никаких проблем не возникает.
– Не говори так, – едва слышно произносит Бентон.
Это все из-за усталости, убеждаю я себя. Из-за утреннего происшествия, когда мать погибшего чернокожего солдата накричала на меня по телефону, обругала и обвинила в том, что я следую не «золотому правилу» [20], а «правилу белых». Из-за разговора с Бриггсом. Возможно, именно он меня и подставил, потому что хочет убрать.
– Дурацкие стереотипы, – бормочет Бентон.
– А знаешь, в стереотипах есть очень любопытная черта: они обычно на чем-то основываются.
– Не говори так, – повторяет Бентон.
– Никаких проблем с Джеком больше не будет. Все скоро закончится, обещаю. Если только он не закончил все сам, просто-напросто бросив работу. Раньше с ним такое случалось. Мне придется его уволить.
– Он – не ты. Никогда не был и никогда не будет. И он не твой ребенок. – Бентон думает, что все вот так просто. Ох, если бы…
– Ему придется уйти, – повторяю я.
– Ему сорок шесть, а он так и не оправдал твоего доверия. Ты столько для него сделала…
– Все. Я с ним закончила.
– Боюсь, что так. Тебе придется его отпустить. – Тон у Бентона такой, словно решение уже принято, и мое мнение никого не интересует. – Не понимаю, из-за чего ты чувствуешь себя виноватой? – И в его голосе, и в выражении лица, и в поведении есть что-то, чему я не могу дать определение. – Из-за прошлого? Тех далеких дней, когда вы с ним только начинали это дело в Ричмонде? Почему ты его жалеешь?
– Извини, что создала так много проблем. – Я уклоняюсь от ответа. – Мне очень жаль, что я так всех подвела. Что не оказалась здесь в нужное время. Не могу даже выразить, как мне жаль. Ответственность за Джека лежит на мне, но больше я отвечать за него не намерена.
– Есть вещи, за которые ты не можешь нести ответственность. Вещи, которые случаются не по твоей вине. Я постоянно напоминаю об этом, но ты все равно упрямо считаешь себя виноватой, – говорит мой муж-психолог.