Стихи в переводе Сергея Торопцева, стр. 21

753 г.

Это стихотворение локализовать непросто. В нем нет четких топонимических вех, только психологические нюансы. И все же: к северу от Сюаньчэна поднимаются вершины гор, заросших лесом, а к востоку — петляют два потока, беря этот «городок у реки» в кольцо.

Прощание с другом

На севере зеленых гор стена,
К востоку вод излучины видны.
Здесь нам с тобой разлука суждена,
Травинки ураганом сметены.
Летучей тучкой растворится друг,
Заката грусть разлив в душе моей,
И на прощанье лишь отмашка рук
Да жалобное ржание коней.

738 г.

Чистый ручей в Сюаньчэне

Прозрачней Тунга [268] этот ручеек,
Укрыла берега дерев краса,
Пик к солнцу устремляется, высок,
Склонились скалы, словно небеса,
Не знаю, как зовут цветастых птиц,
Таких гиббонов белых нет нигде…
Но я не встретил мне созвучных лиц
И горестно вздыхаю в пустоте.

754 г.

Посылаю историографу Цую

Слышу — воет гиббон над осенней Ваньси [270],
Я — отвязанный челн, потерявший причал,
Гусь, на юг полетевший, и жалок, и сир,
К рекам, текшим на север, он зависть питал.
Вы вставали с лежанки Чэнь Бо [271] много раз,
Мне ж до башни Се Тяо дойти нелегко,
Раскидало, как листья осенние, нас,
И от склонов Цзинтин [272] мы уже далеко.

753 г.

В свое последнее посещение Сюаньчэна Ли Бо увидел цветок, который называется «кукушкин цвет», и вспомнил родное Шу, где много кукушек. Особенно рьяно они кричат весной, и их крик фонетически записывается иероглифами «бужу гуй!» («вернись!»), что ностальгически вспоминает поэт, глядя на «кукушкин цвет», который в Сюаньчэне раскрывается тоже весной, на 2–3 луну.

В городе Сюаньчэн смотрю на кукушкин цвет

Кукушки, помню, в Шу кричали,
А здесь весной — кукушкин цвет,
Он отзывается печалью
Воспоминаний юных лет.

763 г.

Вместе с дядей, начальником уезда Данту,

пришли в павильон Цинфэн к почтенному Шэну,

настоятелю монастыря Перевоплощения

Сей древний скит сегодня возрожден,
Отверсты в Небеса его врата,
Средь облаков вдруг возникает он,
Виденье наполняет Пустота [275].
Почтенный Шэн в округе знаменит,
Он ярко излагает свою мысль,
Забыв себя, для всех людей открыт,
Не думая стряхнуть мирскую пыль,
Чист, как луна на глади темных вод,
Как белоснежный лотоса цветок,
Он в павильоне без забот живет,
Туда влетает свежий ветерок [276],
Жару смягчает тень высоких стен,
Пока светило не покинет нас,
Вином и чаем потчует гостей
И блюдами изысканнейших яств.
Наш разговор изящен и красив,
Затрагивает тьму мирских вещей,
Ведь дядя мой, уже обнявший цинь,
Известный добродетелью своей,
По Лесу Дао [278] бродит меж дерев,
Порой, как Тао Цянь [279], берет бокал.
Чист Небеса растрогавший напев,
Ему средь сосен ветер подпевал.
Но установлен наслажденьям срок,
И камни рассыпаются в песок.

755 г.

В Сюаньчэне оплакиваю «Призванного» Цзян Хуа

Древо яшмы на Цзинтин погребли [281],
Это «Призванный» Цзян, ясно всем.
В доме Сянжу его од не нашли,
Только свиток ритуальный висел [282].
Над водой блестит луна в небесах,
Ваши оды уже там, меж светил,
Меч яньлинский я оставлю в ветвях,
Чтобы вечно погребенье хранил [283].

761 г.

Беседка господина Се

Здесь господина Се покинул друг,
И все несет печаль душе моей.
Гость скрылся, но луны остался круг,
Гора пуста, но все журчит ручей.
Цветы цвели у брега по весне,
Бамбук шумел осеннею порой…
Живое и ушедшее во мне
Соединились в песнь о встрече той.

753 г.

Посылаю младшему брату Чжао,

помощнику начальника округа Сюаньчжоу

Ты в округ Сюаньчжоу послан, брат,
Чтоб учинить порядок благочинный.
Я ж петь луне всегда средь тучек рад,
Бродя по склонам милых гор Цзинтинских.
Пять осеней летят листы в Дунтин [287],
В трех реках [288] заплутал я без возврата.
Мы редко видимся, а я один,
Томленьем вздохов ночь моя объята.

753 г.

За прощальным вином на башне Се Тяо в Сюаньчэне

напеваю стихи дяде Хуа, текстологу

Что ушло — то ушло,
День вчерашний покинул нас.
А душе тяжело
От тревог, что волнуют сейчас.
Ветер гонит и гонит бездомных гусей…
Может, чашей утишится эта тоска?
На Пэнлайской горе [290] строфы младшего Се [291]
Меж поделок возможно еще отыскать.
И становится снова душе веселей,
Воспарим и обнимем луну в небесах,
Перережем ручей… А поток все сильней!
Снова чашу осушим… Все та же тоска…
Нет, не так, как мечталось, я прожил свой век!
Пук волос распусти [292] — и плыви, человек…