Порочная игра, стр. 60

Но она не усвоила этот урок. Когда ей встретился Бринсли, он показался таким открытым, таким искренним и светлым. И эта видимость честности и простоты обманула ее — Сара не смогла разглядеть в Бринсли того человека, каким он был в действительности. Ей льстило внимание, которое он оказывал. Обиженная на мать, разозленная на нее за то, что та оказалась далека от совершенства, Сара пропустила мимо ушей предостережения графини.

Но Вейн поднял интересный вопрос. Почему папа не положил этому конец? Он ведь легко мог сделать это. Отец всегда был для нее героем. О, возможно, она и попыталась бы уговорить его дать согласие на этот брак, а в случае отказа были бы и слезы, и обиды, но в конечном счете она бы покорилась его воле, потому что решение отца было для нее законом. И тогда ей удалось бы избежать всех последующих бед.

И сердце не болело бы так.

Да.

Да, пусть она и заблуждалась относительно истинного характера того человека, за которого вышла замуж, но она любила его. И даже после того, как он показал ей свое истинное лицо, а это случилось вскоре после того, как на пальце у нее появилось обручальное кольцо, она не перестала любить его.

Какая жалость, что любовь не исчезает вместе с иллюзиями.

Сара говорила себе, что это влюбленность, не более того. Призрачная мечта глупой девочки, которая так мало знала о жизни. Но она никогда не была глупой девочкой. Немного наивной, пожалуй, но не глупой.

Она помнила гневные слова Вейна, произнесенные им, когда они встретились в библиотеке Питера Коула. Как она позволила Бринсли так с ней обходиться? Здесь-то и крылся ответ.

Она любила его. Не коварного и вероломного интригана, которым он стал потом, а юношу, с которым она гуляла по лужайкам, усыпанным весенними цветами в родовом имении отца. Она любила того юношу, который плел для нее венки из маргариток, который рассказывал ей о своих надеждах и мечтах. Того юношу, который смотрел на нее с обожанием, который с обезоруживающей улыбкой сознавался в своих шалостях. Тогда, в те далекие дни, они заставляли друг друга смеяться. Оглядываясь назад, теперь уже менее предвзято вспоминая прошлое, она понимала, что не все в его ухаживаниях было фальшью.

В тот судьбоносный вечер он наблюдал за ней и Вейном, когда они стояли у кофейни. Так ли она умела скрывать свои чувства, что никто не сумел их распознать? В ту ночь, перед тем как отправить ее к Вейну, Бринсли с горечью упрекал ее в том, что это она виновата в его падении, в том, что жизнь его катится под уклон. Он говорил, что если бы она простила его в тот, первый раз, у них все могло сложиться по-другому.

Он был лицемером, отказывая ей в праве на чувства к другому мужчине, тем более к мужчине, с которым она никогда ничего себе не позволяла. Но это не означало, что он не ревновал ее, что он не злился на нее за то, что она заглотила наживку. Теперь, оглядываясь назад, она понимала, что Бринсли бросил ей вызов, подверг ее испытанию. И она этот экзамен провалила.

Сердце болезненно сжалось. Да, она любила Бринсли. Вейн прав.

Горло сжал спазм. Рыдания рвались наружу. Должно быть, она сейчас выглядела ужасно: из носа текло, глаза покраснели. Сара пыталась сдержаться. Почему это не могло случиться с ней ночью, когда никто ее не видит?

Но и сейчас наблюдать за ней могло лишь синее небо да птицы из зеленых зарослей по обочинам дороги. И Сара позволила потоку скорби и боли хлынуть наружу. Она обхватила себя руками и, покачиваясь в такт стуку колес, оплакивала девочку, какой когда-то была, и того мужчину, каким Бринсли так никогда и не стал.

Глава 20

Сара опустила локти на туалетный столик и потерла виски. За последние двадцать четыре часа она много о чем успела подумать. И это не прошло безболезненно для ее гордости и душевного равновесия.

Как ни старалась, Сара не смогла вспомнить, как и когда она так сильно, так безнадежно полюбила юного Бринсли. Теперь она уже приняла как факт то, что она его полюбила. Логика у Вейна была железной, как бы жестоко ни прозвучал его приговор. Как и мать Вейна, Сара, увы, была склонна влюбляться в негодяев.

Но она пересказывала себе горькую историю своего падения столько раз, что уже не способна была увидеть события, происходившие во время периода ухаживания, предшествовавшего свадьбе. Вейн смотрел на все более здраво и видел яснее, но его не было там, когда все это началось. Сара должна в истинном свете увидеть то время, что представлялось ей временем безмятежного счастья. Она должна забыть об уязвленной гордости и спросить у матери, как все было на самом деле. Как случилось, что она полюбила Бринсли.

Сара не искала виноватых. Она всегда брала ответственность за собственные ошибки, хотя если бы она была лучше, то не возненавидела бы мать за то, что та оказалась права. Будь она лучше, она бы извинилась перед матерью за те слова, что швырнула ей в лицо, и попросила бы ее о помощи, когда жизнь стала совсем уж невыносимой. Но Сара поняла это только сейчас.

Ну что же, просить о помощи уже поздно, зато не поздно извиниться.

Когда Сара приехала в дом родителей, они, как ни странно, оба были дома. Она передала дворецкому шляпку и последовала за ним в солнечную оранжерею, любимую комнату матери.

Граф оторвал взгляд от газеты и посмотрел на дочь. Его глаза осветились радостью, и от этого светлого взгляда и у Сары на душе стало светло.

— Моя дорогая! — Граф встал и протянул руки дочери. Как приятно, когда тебя принимают с таким радушием! Как чудесно, когда в мире есть тот, чье лицо светлеет, когда ты появляешься на пороге! Почему она лишила себя этого счастья?

— Папа! — Сара улыбнулась, едва сдерживая слезы радости, и поцеловала отца.

Графиня поднялась с кресла:

— Я вас оставлю…

— Нет, пожалуйста, не уходи. — Сара высвободилась из объятий отца, взяла мать за руки и поцеловала ее в щеку, прошептав: — Прости меня. Прости за все.

Тело графини, которое немного напряглось, когда Сара наклонилась, чтобы поцеловать ее, расслабилось при этих ее словах. Она крепко пожала руки дочери, и глаза ее, умные и проницательные, согрела нежность. В них появился влажный блеск.

— Она вернулась к нам, Ричард.

− Да.

Когда все расселись, Сара глубоко вдохнула.

— Я хочу поговорить с вами о том лете, когда я познакомилась с Бринсли.

Родители переглянулись, но Сара не поняла, что означал этот обмен взглядами.

Расправив на коленях юбки, она продолжила:

— Вы знаете, что мой брак с Бринсли не был счастливым. Давайте не будем об этом говорить, я не для этого пришла. Чего я не могу понять, так это как я могла влюбиться в него. Я говорила себе, что это страстное увлечение, но ведь это не так. То была любовь. Поэтому вы позволили мне выйти за него.

Отец вдруг побледнел так, что его лицо приобрело землистый оттенок.

— Папа, ты нездоров? Может, приказать, чтобы принесли чаю?

Отец быстро качнул головой.

— Нет, Сара, продолжай, — сказала графиня.

Сара заговорила скороговоркой:

— Я не понимаю, почему я его не разглядела? Я не понимаю, как может человек, насквозь гнилой, безупречно разыгрывать роль порядочного джентльмена? Ведь именно так он вел себя в первые месяцы нашего знакомства. Как добрый, порядочный человек. Я была уверена, что он меня любит. Потом, когда все пошло прахом, я сказала себе, что меня ослепила страсть. Я сказала себе, что была лишь глупой девочкой, которую представительному и обаятельному юноше было легко ввести в заблуждение. Но… я никогда не была глупой девочкой, насколько мне помнится.

— Нет, не была, — пробормотала графиня.

Сара и не подозревала, как важна для нее оценка матери. В груди разливалось тепло. Как приятно, когда тебя хвалят те, чьим мнением ты дорожишь.

— Тогда как же я могла так заблуждаться? Графиня несколько долгих мгновений смотрела на мужа.