Серебряное прикосновение, стр. 91
Энн-Олимпия развернулась и направилась к выходу. У самых дверей она остановилась:
— Никогда больше не напоминайте мне о доброте и любви. Я уже забыла, что это такое.
Эстер осталась одна. Однако гнев не утихал, и оттого, что за Энн-Олимпией осталось последнее слово, Эстер просто пришла в ярость. Чертежный карандаш хрустнул в ее руках и полетел на стол. Одна из половинок ударилась о крышку деревянного ящичка с полированными ручками, о которых спрашивала Энн-Олимпия. Эстер прошла в мастерскую и распорядилась, чтобы отнесли ручки к невестке. Сама Эстер не хотела больше встречаться с Энн-Олимпией, пока та не успокоится.
Сара возилась с детьми Джонатана на лужайке перед домом, когда в дверях главной мастерской появилась Энн-Олимпия, явно чем-то сильно расстроенная. В одной руке она держала эскиз, а второй нервно потирала виски. Сара настороженно замерла, исподлобья следя за каждым движением Энн-Олимпии. Малышня, почувствовав заминку, наседала, теребя за юбку, но Сара не обращала на них внимания. Она готова была тотчас улизнуть под любым предлогом, если Энн-Олимпия вздумает остановиться и поговорить. Сара всегда испытывала какой-то безотчетный страх перед женой Джонатана. Это странное чувство с годами не ослабевало, а наоборот, усиливалось. Сара не знала, откуда берется этот страх. Она не боялась никого из Бэйтменов, правда, и добрых чувств ни к кому не испытывала. Ни к кому, кроме Питера. Уильям не в счет, он стоит особняком, потому что Сара его любит. Для него в ее сердце есть свое особое место, и она не смешивает Уильяма с остальными Бэйтменами.
— Ну, давай же тетя Сара! Ты же знаешь! Давай! Ну!
Маленький Вилл держал ее за руки и то поднимал их волною вверх, чтобы другие дети могли пробежать под образующейся арочкой, то быстро опускал вниз. Все весело смеялись, и каждый хотел, чтобы поймали именно его. Детский хоровод замыкал малыш, который едва научился ходить. Все наперебой объясняли ему, что делать, но он ничего не понимал. Саре считалочка тоже не нравилась — напоминала какие-то смутные, но страшные образы и сцены из ее собственного прошлого. Сара старалась не думать об этом. Энн-Олимпия прошла мимо и скрылась за углом дома. У Сары вырвался вздох облегчения, она сразу оживилась, и игра разгорелась с новой силой. Началось столпотворение, все повалились на траву, слетали вязаные шапочки, терялись перчатки… Веселый детский смех звенел над лужайкой. Сара тоже смеялась. Она любила детей. С ними чувствовала себя наверху блаженства. Сара и сама завела бы ребенка, но у нее менструальный цикл так и не установился. Нарушение менструальной функции выражалось в увеличении интервала между циклами. Бывало, пропадет на полгода, даже на год, и поди угадай, когда нужно… Видимо, поэтому она и не могла забеременеть.
Однажды Сара украла из детской куклу, принесла домой и возилась с ней как с живой — пеленала, баюкала. Но, как назло, законный владелец так разревелся, требуя любимую игрушку, что поднялся страшный переполох — все перевернули вверх дном, бегали, искали. Сара испугалась и, не зная что ей делать, спрятала куклу. А Питер нашел и вернул. Однако вместо нее Саре купил новую, и она осталась довольна. Порой Сара надолго забывала о своей игрушке. Это были лучшие времена в ее жизни: они с Питером ходили в гости и сами приглашали к себе его друзей. Своих у Сары не было, да и не нужен ей был никто.
Наигравшись, дети разбрелись по домам. Сара осталась одна. Она медленно брела по дорожке и думала о том, как давно они с Питером не танцевали, не слушали музыку. Саре даже показалось, что эта мысль не в первый раз приходит ей в голову. Когда же они были в гостях? Ах, да, ну конечно же, на Рождество. Они все собрались у Эстер, ели жареного гуся. Сара могла бы вдоволь повеселиться с детьми, если бы с ними не было Энн-Олимпии. Какой-то инстинкт подсказывал ей, что от жены Джонатана исходит угроза благополучию Сары и Питера. Видимо, это ощущение возникало от того, что Сара видела их странные лица, когда Энн-Олимпия и Питер ссорились. Она чувствовала, что вражда между ними есть что-то наносное, неестественное, скрывающее их истинные чувства. Однажды Саре даже пришлось на глазах у всех подойти к Питеру и обнять его, чтобы хоть так напомнить ему о себе. Казалось, Энн-Олимпия настолько завладела его мыслями, что он уже не замечает ничего вокруг. Питер не сразу пришел в себя. Сара с видимым удовольствием отметила, как просветлел его взгляд, он выбросил из головы мысли об Энн-Олимпии, нежно сжал ладонями подбородок Сары и улыбнулся ей, именно ей, а не Энн-Олимпии.
Что бы ни случилось, Сара все простит Питеру. Он спас ей жизнь и избавил от Торнов. Если бы не он, Сару бы снова били и закрывали в темный чулан, как раньше. И еще много других ужасов ждут не дождутся своего часа. Нет, Сара не хочет терять Питера, она еще помнит, как загадочно манила обманчиво-неподвижная вода в пруду и вдруг изошлась в бурном водовороте, стремительно надвигаясь мутно-зеленой бездной откуда-то снизу. Если бы не Питер…
— Сара, ты моя жена, — часто повторял он. — Никто больше не причинит тебе зла. Я же обещал и свое слово сдержу.
Когда становилось особенно тяжело, у Сары возникала потребность по нескольку раз в день забегать к нему в мастерскую. За сегодняшний день она сделала это дважды, оставляла детей на лужайке и уходила, просто чтобы посмотреть на него. В мастерской с ней уже перестали здороваться, потому что она никогда не отвечала и ни с кем не разговаривала. Как бы ни был Питер занят, он всегда оторвется от работы, посмотрит в ее сторону, кивнет понимающе, и тогда Сара снова уходит. Однажды новый подмастерье насмешливо поглядел на нее и хихикнул, и тут же получил такую затрещину, что долго потом не мог прийти в себя. С тех пор никто больше не хихикал.
Быть может, она бы чувствовала себя увереннее, если бы Питер любил ее так же, как любил Элизабет, как-то раз подумала Сара и тут же удивилась, отчего эта мысль не приходила ей в голову раньше. Впрочем, ответ уже был готов. Да, Саре достаточно было его хорошего отношения к ней, его доброты и нежности. С Питером она уже меньше думала об Уильяме. И хотя она не могла пробудить в нем той любви, о которой мечтала, Сара все равно была довольна, потому что владела Питером безраздельно.
К приходу мужа Сара приоделась. Выбрала свое лучшее сиреневое платье из изящного муслина, в волосы вплела зеленые ленты.
— Ты сегодня такая красивая, — сказал Питер с порога. Он уже настолько привык постоянно ее утешать и подбадривать, что делал это почти автоматически. Питер уже стал на ступеньку, хотел подняться к себе, после работы нужно было умыться и переодеться, но Сара, покачивая бедрами, преградила ему дорогу.
— Давай устроим ужин на полу у камина, — предложила она. Память еще хранила вечера, когда они с Уильямом располагались где-нибудь на полу в кухне, приносили подушки, чтобы было удобнее, потом кормили друг друга заранее припасенной едой и весело смеялись.
Питер уже привык ко всяким неожиданностям, поэтому не удивился, а просто подумал и решил, что ответить. Это не заняло много времени. Он устал за день и здорово проголодался. В общем, ему сейчас не до экзотики. К тому же, едва он переступил порог дома, в нос ударил запах свежей баранины и с той минуты неотступно щекотал ноздри, вызывая слюну. Питер подумал, как неудобно есть на полу. Соус будет капать, руки испачкаются, да мало ли еще что. Он хотел просто и спокойно сесть на стул, под столом вытянуть ноги и поесть по-человечески.
— Дорогая, может, подождем до теплой погоды? А там возьмем с собой еды и заберемся куда-нибудь подальше на поля.
Когда Питер вернулся, стол был накрыт как всегда, однако смутная тревога поселилась в душе Питера. Такое уже бывало несколько раз, и каждый раз такого рода предложения были лишь прелюдией к трудному для них обоих периоду. Вот и сейчас Питер заметил, что Сара изменилась. И это едва ощутимое отклонение в ее отношении к нему не на шутку встревожило Питера.
Предчувствия его не обманули. Понадобилось совсем немного времени, чтобы понять истинные мотивы ее поведения. В ней появилась странная уверенность в завтрашнем дне. Ее оптимизм отдавал безнадежностью, так утопающий хватается за соломинку, которая его все равно не спасет все это не предвещало ничего хорошего. Питер никогда не предполагал, что на четырнадцатом году их совместной жизни будут еще возникать какие бы то ни было сложности. Хотя он и рисовал себе дальнейшие события в черном цвете, однако все обернулось гораздо хуже. На протяжении следующих нескольких месяцев она перепробовала на Питере все, что они проделывали когда-то с Уильямом. Она жила с ним так, как хотела бы жить с Уильямом. Уж не молодость ли со своими благотворными бурями хотела она вернуть, или был это только прощальный взгляд, последний подарок — на память, кто знает? Словно повторением уже пройденного хотела она воскресить то золотое время своей юности, которое в ее сознании было связано со счастливой любовью. Однако ее усилия оказались напрасны. Что бы она ни делала, не вызывало в Питере той страсти, которую она жаждала получить. Не было ни беготни, ни падения стульев, ни прочих беспорядков — то есть не происходило ничего особенного, и это смутило Сару, она растерялась. Произошло самое страшное, то, чего Питер больше всего боялся. Сара снова возненавидела его за то, что он не Уильям. Все возвратилось на круги своя, и ее доверие, которого он терпеливо добивался все-эти годы, лопнуло как мыльный пузырь. Все пошло прахом.