Путь дурака, стр. 310
- Иди нахуй, - огрызнулся Мудя.
«Наверно, надо все-таки поспать», - вяло подумала Подстилка и, стараясь производить как можно меньше шума, отправилась восвояси и задрыхла без задних ног, на несколько часов погрузившись в спокойное блаженство, где нет ни ментов, ни Муди, ни тупых мышей – ни-ко-го. Проснулась она от нехилого пинка:
- Вставай, дура! – заорал Мудя. – Пора в суд.
Подстилка жалобно покосилась на него глазами побитой собаки, Мудя тут же смягчился:
- Не выспалась?
- Ага, - жалобно проныла она, пытаясь вызвать еще большую жалость. Ей жалость нужна была как воздух, а точнее как подтверждение великой любви к ней Муди. С детства наслушавшись всяких дебильных мышиных фразочек, типа «Если он тебя жалеет, значит любит», «Я же тебя пожалела, значит уже не больно», «Иди, мама тебя пожалеет и все будет хорошо», она самозабвенно пыталась реализовать их хуевый смысл в жизни, но не тут-то было. Мудя любил только себя, а стало быть, жалеть любил только себя, а поэтому он заорал:
- Че расплылась как свинья, давай быстрей!
Подстилка дернулась, вскочила и как ошпаренная побежала умываться, проклиная своего неудалого прынца, дуру-мамашу и всю гребаную жизнь.
- Значит так, слушай мине, я усё знаю, - поучал ее Мудя. – То, шо ты там в ментовке им лапшала, подписивала – это все херота для слабонервных. Главное, шо ты судье намелешь. А поэтому, притворяешься такой же дебильной, как вчера, и говоришь, шо ты ничего не соображала, шо тебя напоили гашишем, а потом заставили, а у тебя, бедолаги ваще порок сердца или че-ты там им несла?
- Ага! - радостно заржала Подстилка. – Порок.
- Ну так, вот, - заткнулся вдруг Мудя, словив очередную тучу мыслей, которых в его башке всегда было больше чем надо и от которых он большую часть своей жизни сильно смахивал на ежика в тумане. – Не-е, может это ниправильно? Может лучше заплатить штраф?
- Ой, лучше давай не пойдем, - предложила жадная до денег Подстилка. - Денег и так нету, а они пусть подавятся моим паспортом.
- Ну да, - забесился Мудя, - ты больше бабла потратишь, чтобы паспорт восстановить. Бля-ядь, че же делать? Иди, погадай!
- Не-е, лучше ты, - заныла ленивая свинья, которая не любила напрягаться лишний раз, соприкасаясь с Нагвалем.
Хер взял карты и стал делать расклад, но гадатель из него был хуевый, и все сводилось к тому – хорошие карты выпадали или плохие. В этот раз карты выпали непонятные, и они, решив, что карты говорят ни в чем не признаваться, попиздохали в суд. Перед домом Подстилка вошла во вчерашнее состояние пришибленной дурочки и радостно поперлась к дежурному осведомляться, кто ее повезет в суд. Дежурный нихуя не въехал в тему, и прошло минут 20, прежде чем разыскался кто-то, кто знал про Подстилкино дело.
- А мы паспорт передали участковому, - заявил он и, продиктовав Муде адрес, уперся.
Два дурака поперлись искать участкового. Его берлога оказалась в каком-то полуразрушенном здании – отделении милиции того района, где был многострадально обкраденный книжный магазин.
Запершись в здание, они с ба-альшим трудом выспросили, где находится их участковый, и принялись ждать.
Несмотря на то, что было уже 11 часов, участковые явно не торопились на работу. Но мало-помалу комната, где они заседали, наполнилась разносортными мужиками, больше похожими на грузчиков, чем на ментов. Наконец, приперся тот самый участковый и позвал Подстилку. Она старательно строила из себя невинную овечку, но все было напрасно – ментозавр оказался тупорылым до невозможности чуркой.
- А-а, так ти украл книги?! – заявил он, нагло щупая ее своими пустыми глазками.
- Не-е-ет, - радостно пропела Подстилка, пытаясь присадить его на свадхистану.
- Ну как нит, воть здэсь написяно, - и он стал, еле разбирая слова, зачитывать протокол. -
Так украла?! – опять спросил он.
- Не-ет, - растерянно проныла Подстилка, чувствуя, что почва уходит у нее из-под ног, и этот чурбан на свадхистану не присядет и нихуя не услышит. Но, что делать дальше, она не знала, потому что думать не умела, а могла только выдавать заготовленные ответы.
- Так, украла, почему не признаешься? А поделника твой где?
Подстилка совсем охуела:
- К-какой подельник. Не-ету, - решила она самоотверженно спасать Мудю.
- Ну, туть же написьано – с дже-ни-ком. Вот он-а? – спросил мент, показывая на зеленую харю Муди, видную издалека.
- Ага, - бессмысленно кивнула Подстилка.
- Сюда, - важно позвал мент Мудю.
Тот подошел.
- Паспорт, - потребовал мент.
Подстилка пересралась не на шутку: «Этот отберет и еще не отдаст назад».
- Давай признавайся, что ты украла, - опять приебался к ней мент, переписывая данные из паспорта Муди в свои бумаги.
- Ну, я же не крала, - пыталась наивно петь Подстилка, радостно заглядывая в красную харю мента, но на этот раз это у нее плохо получалось, и мент заорал:
- Что ты не признаёшься!!! Давай признавайся! Вот ты здесь передо мной, участковым раскаешься, и твой душа чиста!
- Не-е-ет, - чуть не плача, проныла Подстилка.
- Давай, давай, признавайся, - тихо сказал ей Мудя.
- Ага, - радостно сказала Подстилка, - простите меня, пожалуйста, я взяла книги, но я больше так не буду, - самоотверженно смотрела она на участкового.
- Вот так, - самодовольно сказал он. – Передо мной, участковым, раскаешься и все – ты чиста, искупила вину.
«Во, бля, поп!» - охуела Подстилка.
- Да, простите меня, я сглупила, - пристыжено говорила Подстилка, всосав наконец-то тему.
- Да, вот так. Раскаялась здесь пиридо мной – и твоя душа чиста, - беспокоился мусор за Подстилкину душу. – Я тут решиль нэ пиредавать дело в суд. Сичас поидешь со мной в маказин, который ти обокрала, ещо там раскаэшься и всё – искупишь вину. Ти машин лови, я сичас выду, - сказал он Муде, и куда-то поперся, заграбастав оба паспорта.
Подстилка забесилась – раскаиваться перед этими жирными курами ей хотелось меньше всего. Она уже успела навоображать, что она великая святоша – сама невинность, а куры-дуры облажались, на саму невинность посягнули, и вдруг ей надо каяться.
- Хули я буду перед ними раскаиваться!! – бесилась она.
- Заткнись, - оборвал ее Мудя. – Хули мы будем возить этого дурака, сука! И паспорт мой у него, блядь.
- Вот говно! – бесилась Подстилка. – Пошли нахуй, пусть сами передо мной раскаиваются, у меня порок сердца! Мудя, ну че ты молчишь, не буду я перед ними раскаиваться, – изводилась на гавно дура.
- Заткнись тупая, надо – значит раскаешься. Че ты о себе навоображала уже? – забесился на нее Мудя. – А?! Че уже сталкинг сыграть не можешь, дура?!
Подстилка сразу села на измену и заткнулась. «Ну ладно, раскаюсь, - стала завнушивать она себя, - подумаешь, попросить прощения – это раз плюнуть после всех практик Рулона. Но все равно они твари! – не выдержала ложная личность. – Хуй с вами, суки, сейчас я унижусь, а потом накрашусь поярче и заявлюсь туда, скажу, что я сеструха той бедной девочки, и запугаю их до смерти, они у меня попляшут!!! Пусть знают, на кого залупились!», - бесился мозг.
- О! Мудя! А давай потом мы накрасимся и припремся туда, и скажем, что уже на них в суд подали, и они облажались, потому что я при смерти лежу и они поплатятся за все, - упивалась воображаемой местью Подстилка.
- Не-а, че с дураков возьмешь! Запомни, с мышами лучше не связываться. Говно не трогай – вонять не будет! – сказал Мудя знаменитую фразу Рулона.
- Нет! - желчно наседала Подстилка. - Они должны знать, с кем связались, пусть поплатятся за все мои страдания! - бесилась дура. – Хули они такие безнаказанные! Суки! Пусть знают, с кем связались! Мы им покажем! Хули всякое быдло на нас ездит!
- Ну ладно, - вяло согласился Мудя, больше всего озабоченный в тот момент тем, что сейчас ему придется возить на себе толстого свиного мусора.
Тут на горизонте замаячила жирная ряшка тупого мусора, и Мудя, отождествленно виляя хвостом, принялся ловить тачку. Загрузившись в машину, они поехали в магазин. Подстилка, вместо того, чтобы останавливать мысли и ловить момент для просветления - наблюдать за трением частей, упорно продолжала завнушивать себя, что раскаяться перед толстыми курами – это ей раз плюнуть, она еще не такое видывала, и сейчас так раскается, что они охуеют. Полоумный ум решил, что раз выебываться нельзя, значит нужно оставить о себе след в истории по-другому. «Ну они у меня подавятся, - бесилась Подстилка, - я как грохнусь на колени, как завою, как зарыдаю, им мало не покажется!!!»